На Драконовом ложе, обтянутом узорной парчой, восседал Его Величество Государь Император со взором, устремленным вдаль. Дюжина нитей нефритовых шариков свисает с козырька монаршьей плоской шапки. Ланьтяньского нефрита пояс, желтый халат с драконами, на двойной подошве сапоги поблескивают черным глянцем. В деснице белого нефрита скипетр в оправе золотой. Спиной уперт в экран затронный с узором пышным из девяти громов и молний, феникса и дракона.
Да,
Ясным днем все блестит серебромпред дворцовым порталом.В благовещих ветрахаромат благовоний густой.В благотворных парахблаголепен Чертог Золотой,[1289]И сверкает Нефритовый тронна заоблачье алом.[1290]
Сей государь, в самом деле, родился с бровями Яо,[1291] глазами Шуня,[1292] спиною Юя.[1293] и плечами Тана[1294] Дарованиями и талантами не знал себе равных.
Искусен был в стихах и рифмах. Их помнил он с баранье стадо, Писал умело на бамбуковых планках, соперничал с искусством Сюэ Цзи.[1295] Писание трех учений.[1296] толковал, постиг каноны девяти течений мысли[1297] Веселью предавался по утрам, а на закате наслажденьям, правителю Мэн Чану.[1298] в Цзяньгэ уподобясь. Сластолюбив он был и пристрастен к чарке, как Чэнь[1299] – последний государь в Цзиньлине. Сел на престол он в восемнадцать лет. За четверть века, что царствовал, пять раз менял правления девизы[1300] Умиротворение Срединной Империи —первый был девиз, потом – Величественное Созидание, Великое Зрелище, Порядок и Гармония.[1301]
Император воссел на трон. Когда ударами хлыста возвестили тишину, сановники – штатские и военные, начальники палат и ведомств с бамбуковыми дщицами на груди, приблизившись к красным ступеням, совершили пять коленопреклонений с поднятием сложенных рук, и трижды били челом и благоговейно поднесли поздравительные адреса.
Придворный глашатай, облаченный в пурпур с оправленным в золото поясом, проследовал к золотым ступеням и провозгласил Высочайшее повеление:
«Два десятилетия царствуем Мы на сем престоле и приносим жертвы. Милостию Неба завершилось ныне воздвижение горы Гэнь-юэ. Дабы ознаменовать сие счастливое свершение, порешили Мы объявить вам о принятии нового девиза правления».
Только он умолк, как из первого ряда сановников вышел солидный вельможа.
Был слышен каждый его шаг. Ветер раздувал рукава его халата. Трудно было определить, сколь высок его ранг. Нефритовый пояс говорил о высоких заслугах и репутации. Вы только вглядитесь! Да это же сам Цай Цзин – первый министр, академик Залы Высокого правления, начальник Ведомства чинов, Государев Наставник, князь Луский. В парадной шапке, с дщицею в руке, он пал ниц пред золотыми ступенями и, бия челом, обратился к государю:
– Многая лета, многая лета, многая, многая лета!!! В почтении, исполненном содрогания и трепета, склоняет перед Вашим Величеством голову верноподданный. В течение двух десятилетий Вашего высокого правления покой царит во вселенной, обилием наслаждается Поднебесная. Небо ниспослало Вам мудрость, и несть числа счастливым знамениям. Ускоряет свой ход солнце, ярче сияют звезды и необъятнее становятся моря. Наслаждение Вашего Величества да продлится тьму лет! Да хранит Небо постоянство, Земля – покой, да пребывает народ в мире! Величие Высочайших помыслов ведет к вечности беспредельной. На границах Ваших никогда не скрещиваются копья. Все соседи несут дань Вашему трону. Ваш дворец Серебряной горою устремляется в небеса. Неотразимо прекрасна Ваша первая в мире Нефритовая столица. Вы по заслугам восседаете на священном престоле в Небесном дворце, вознесшемся к пурпурным облакам. Сколь счастлив Ваш верноподданный, живущий в эпоху процветания, когда царит гармония между Вашим Величеством и народом! Да сравнится век Ваш с долголетием горы Хуа, дабы никогда не мерк над нами свет Солнца и Луны. На Небо и Ваше Величество уповаю. Не в силах превозмочь восторг свой, в трепете величайшем осмеливаюсь воздать сию хвалу Вашему Величеству, и да будет она услышана!
Воцарилась тишина. Наконец, объявлена была Высочайшая воля:
«Преданность и верность усматриваем Мы в сей хвале мудрого сановника, и радостью исполняется Наше сердце. Объявляем: новый год именовать впредь первым годом Двойной Гармонии,[1302] о чем в первый день нового года будет доведено до сведения Небес. Ознаменовать сие событие амнистией и награждением отличившихся».
Государев Наставник Цай Цзин принял Высочайший указ и вернулся на свое место.
– Есть желающие обратиться к Его Величеству? Выходите! – обратился глашатай. – Если нет, Высочайшая аудиенция окончена.
Не успел он кончить, как из рядов сановников вышел, поклонившись, вельможа с опущенной дщицей, которую держал перед собой. В темно-красном халате, с нефритовым поясом, на котором красовался золотой замок-рыба, он опустился на колени перед золотыми ступенями и сказал:
– Аз, верноподданный Чжу, – Муж светлых заслуг, Главнокомандующий войсками Вашего Величества телохранителей и карателей, Пестун Государев и Пестун Наследного принца, представляю Вашему Величеству судебных надзирателей в чине тысяцких, во главе с Чжан Луном, общим числом двадцать шесть, со всей Поднебесной – с обеих берегов реки Хуай, из двух частей Чжэцзяна, Шаньдуна, Шаньси, Хэнани, Хэбэя, Гуандуна, Гуанси, Фуцзяни, Гуаннани и Сычуани. Проведена была инспекция их служебной деятельности и решено, кто заслуживает перемещения и повышения. Вызвав их для обмена свидетельств на должность, верноподданный Вашего Величества не решился действовать по собственному усмотрению, а посему представляет Вашему Величеству в ожидании Высочайшего решения.
Было оглашено Высочайшее утверждение:
«Согласно действующему положению свидетельства выдать».
Главнокомандующий Чжу Мянь принял приказ и вернулся на свое место.
Сын Неба опустил рукава драконова халата, что означало конец аудиенции, и вернулся во внутренние покои. Сановники стали расходится. Двумя рядами проследовали они через Церемониальные ворота. Двенадцать слонов, не дожидаясь своих смотрителей, шествовали своим путем впереди полководцев и начальников. Послышался лязг брони. Потом из ворот стали выходить вооруженные мечами богатыри и полки «Красные войска». Засверкали копья. Около императорского дворца царила настоящая сутолока. Смешались колесницы и экипажи, кони и отряды стражи. Казалось, разбушевавшееся море опрокидывает громады волн – такой стоял шум толпы. Будто рушились горы и разверзалась земля – так ржали и ревели кони.
Покинув дворец, надзиратели вскочили на коней и поскакали в управление для получения дальнейших распоряжений, но оно оказалось запертым.
Наконец, появился секретарь с печатью в руке и объявил:
– Его превосходительство нынче не принимают. Паланкин уже подан к западным воротам. Отбывают к их превосходительствам Цаю и Ли на пиры по случаю Зимних торжеств.
Надзиратели разъехались.
Симэнь и Хэ Юншоу вернулись домой. На другой день они получили в управлении свидетельства и зарегистрировались в Военном ведомстве. Симэнь заехал попрощаться с дворецким Чжаем, упаковал одежды, собрал вещи и вместе с Хэ Юншоу они были готовы тронуться в путь.
Хэ И устроил накануне вечером прощальный пир и наказал племяннику:
– Смотри, во всем слушайся господина Симэня! Не делай по-своему. А то, чего доброго, нарушишь этикет.
Из Восточной столицы они отбыли в одиннадцатой луне одиннадцатого дня. Их сопровождало не меньше двух десятков лиц. Когда они вышли на Большой Шаньдунский тракт, уже стояли зимние морозы, да такие лютые, что капли воды замерзали на лету. Им встречались глухие предместья и запущенные дороги. На голых деревьях сидели замерзшие вороны. Поредевшие леса едва освещались косыми лучами тусклого солнца. Под вечер снеговые тучи сгущались над речными переправами. Одна гора оставалась позади, другая вырастала впереди. Селение за селением миновали путники, а когда перебрались через Хуанхэ, то близ речной таможни у Восьмигранного городка на них неожиданно налетел сильный порыв ветра.
Только поглядите:
То был не тигра рев и не драконово рычанье громовое. То с воем поднялся холодный ураган. С силою ветер путникам в лица хлестал. Мороз пронизывал до самых костей. Нельзя укрыться было под сенью ив – там приютились водяные, притаились монстры с гор. То заволокло – ни зги не видно было. Немного погодя исчезла мгла, уплыли тучи. Пара вспугнутых чаек вспорхнула с зеленого тополя возле плотины. Утка с селезнем – чета неразлучная – взмыла ввысь из прибрежной осоки. А поглядите туда! Как развевает занавесь оконный ветер, тушит серебряный светильник, проносится по залам расписным, раздувает газовые одеянья, танцует и порхает неустанный по цветам и ивам. Вот зловещий мрак сгустился. Вздымался песок, летели камни. Светло вдруг стало. Трещали деревья вековые. Дикий гусь одинокий упал, напуганный, в глубокий ров. Обрушились на землю камни. Казалось, разразился ливень небывалой силы. Облако пыли затмило небосвод. Как будто барсов несметные стаи царапали землю. В селение спеша, старые рыбаки свернули удочки и бросились стремглав домой. С душевным трепетом, полы подоткнув, сбегали дровосеки с гор. Втянули шеи, подобрали лапы, забились вглубь ущелий тигры, леопарды. Свернулись в клубок, поджали хвосты морских пучин драконы, свирепостью своей страшившие людей. Вон в ураганном вихре, как ласточек, сорвало с крыши черепицы и носит, кружит. В горах летят каменные глыбы, тут черепицы, как ласточки, снуют. Плутает путник дальний, сбившийся с пути. Зловеще грохаются камни. С испугу гость торговый силится свернуть паруса. Буря с корнем вырывает вековые дерева, а что поменьше – носит как пушинку. Вот разыгралась же стихия! Ураган уже ломает и крошит пред самыми вратами ада, вихрем кружит пыль над самым Фэнду[1303]. Чанъэ поспешно закрывает ворота дворца Лунной жабы. Зовет на помощь Ле-цзы из заоблачных пустот[1304]. Едва не снесло Нефритового Владыку с вершины Куньлунь. Ураган качает Небо и Землю.
