если вообще кто-то убивал. Так вот, если мне удастся показать ему нечто, что может оказаться то ли Хендерсоном во плоти, то ли призраком Хендерсона, я увижу его реакцию, вовсе не выдвигая против него обвинение в убийстве. Летеби может, например, сказать: «Привет, старина, вы откуда?» Тогда он полагает, что Хендерсон жив. А может среагировать как-нибудь поинтереснее, скажем, в духе Клавдия[120]. Тогда для нас забрезжит свет.
— Не думаю, что прилично сводить его с переодетым Палтни, — заявила Анджела. — Не знаю, что думает сам мистер Палтни, но в этих бакенбардах у него малосимпатичный вид.
— Я не собираюсь больше привлекать господина учителя к участию в любительских спектаклях, — ответил Бридон. — Он неважный актер. На сей раз я собираюсь переодеться сам. Вот только как нам поставить сцену явления призрака?
— Можно просто нагрянуть во время чая, — предложила миссис Уочоуп, бросив строгий взгляд на мистера Палтни.
— Майлз, — подала голос Анджела, — мне бы не хотелось, чтобы ты заходил в чужие дома в таком маскараде, даже не зная, имеется ли там огнестрельное оружие. Простите меня, миссис Уочоуп, я понимаю, с моей стороны некрасиво предполагать, что ваши родственники при виде незваных гостей имеют обыкновение сразу же стрелять, но, поверьте, если бы у меня было хоть какое-нибудь оружие, я бы пальнула в мистера Палтни не задумываясь. Он так меня напугал. Тебе лучше предупредить его, не объясняя, кто именно придет. Ну, якобы имеется важная для него информация… не знаю, что-нибудь такое.
— Боюсь, эта фраза навязла в зубах. Но в сложившейся ситуации предупредить, пожалуй, нелишне. А степень устрашения тут все-таки не такая высокая, как в случае с Клавдием. Если я пошлю ему записку, которая заставит его думать, что автором ее, несомненно, является Хендерсон, по тому, придет Летеби на встречу или нет, мы поймем, кого он ожидал увидеть — человека или призрака.
— Судя по всему, мы уверены в том, что шофером переодевался именно Хендерсон? — уточнила миссис Уочоуп. — А не мой невообразимый племянник?
— В первый раз, когда мы его видели, это не мог быть Летеби. Ваш племянник и шофер сидели рядышком.
— Если следовать этой логике, — заметила Анджела, — то следует вспомнить, что позже мы видели, как рядышком сидели шофер и Хендерсон.
— Похоже, они напяливали бакенбарды по очереди, — пробормотала миссис Уочоуп.
— Да вообще ничего не получается! — всплеснула руками Анджела. — Когда шофер поехал встречать Хендерсона, Летеби был на острове. Ты сам его видел, Майлз, а ведь машина уже уехала. Значит, был третий человек, пожелавший остаться инкогнито.
— Волосы. — Бридон поднял указательный палец. — Ты забыла всклокоченные волосы. Все говорит о тщательно разработанном плане, и трудно поверить, что они продумали сложнейший маневр, да так его и не провели. Судя по всему, наши друзья с самого начала знали, что мы за ними наблюдаем, и организовали свой приезд так, чтобы внушить нам мысль о призрачном шофере. Они приезжают вдвоем, причем Летеби наяривает на волынке, а страдалец Хендерсон, которому на весь этот спектакль наплевать, сидит скрюченный за рулем. Затем Хендерсон, вдругорядь переодевшись шофером, отправляется встречать самого себя на вокзал. Летеби тем временем торчит на мосту. Удостоверившись, что я его увидел, он, крадучись, идет по берегу и переплывает реку. Хендерсон, съехав с дороги, подбирает его на берегу и передает костюм шофера, сбагрив таким образом прискорбно непрезентабельный гардероб. Они немного катаются, чтобы протянуть необходимое время, и возвращаются с вокзала. На дороге случайно встречают вас с Палтни. Вы стоите так, что возникает угроза узнавания — ведь ты видела Летеби раньше. Сняв шляпу, Вернон Летеби прикрывает лицо рукой, не сообразив, что тем самым дает тебе возможность рассмотреть его волосы. И ты как замужняя женщина, имеющая привычку делать нелицеприятные замечания по поводу внешнего облика своего супруга, в самом деле замечаешь, что прическа у него не в порядке. Так мы, к нашему удовольствию, понимаем, что он заходил в воду.
— Значит, вы думаете, — сказал мистер Палтни, — что, увидев усатого шофера, Летеби — просто в силу привычки — решит, что это Хендерсон? И наоборот? Хендерсон решил бы, что это переодетый Летеби? Но знаете, Летеби, несомненно, удивится, что его друг разгуливает в маскарадном костюме без веских на то причин. В жаркий день подобная маскировка весьма обременительна, experto crede[121].
— Но разве у Хендерсона нет веских причин? — не уступал Бридон. — Если, конечно, допустить, что он еще жив. Ведь неудобный факт наличия в гараже трупа никто не отменял; и если это труп не самого Хендерсона, то, похоже, он все-таки имеет к нему какое-то отношение. Нам также известно, что лондонской полиции неймется определить его местонахождение. Для встречи в общественном месте — а ты правильно говоришь, Анджела, для встречи с Летеби лучше выбрать приличное общественное место — маскарад естествен. Вот только как нам заставить Летеби поверить, что Хендерсон все еще обретается в этих краях? Ведь его интерес к данной местности был продиктован исключительно тем, что здесь предположительно обретался клад. Который, из чего бы он там ни состоял, исчез. Почему вместе с ним не исчез и Хендерсон? А нам нужно послать Летеби сигнал, который должен создать впечатление, что он именно от Хендерсона, а не от кого другого.
— Можно подключить подтяжки для носков, — предложила Анджела.
— У тебя странная привычка попадать в девятку, но не в десятку, — задумчиво произнес Бридон. — Не думаю, что подтяжки имеют для него какое-либо особенное значение. А вот табакерка — да. Хотя мы обнаружили ее на берегу, она относится к делу, с которым связаны только Летеби и Хендерсон, больше никто. Если он найдет рядом с запиской табакерку…
— Тогда поторопись со своими коварными замыслами, — сказала Анджела.
— Кто тебе сказал, что я затеваю какое-то коварство? Просто подброшу Летеби записку. И если ему угодно будет думать, что она от Хендерсона…
— Да с тобой никакого сладу нет! Как ужасно, миссис Уочоуп, быть женой человека, начисто лишенного представлений о морали. Я очень надеюсь, вы предупредите племянника, что его ожидает знаменитый фарс в исполнении Палтни и Бридона. Просто чудовищно, сидим здесь и в вашем присутствии обсуждаем его, как будто это преступник, а ведь у нас против него нет решительно ничего конкретного.
— О, если это все, чего вам не хватает, дорогая, я могу рассказать много интересного. Нет, право, я вовсе не жду извинений за пропесочивание моих родственников. Думаю,