– Благословляю тебя, Избранник. Да будет с тобой Создатель, покуда ты хранишь в себе себя и пока не изменишь себе. Храни тебя Тьма, раз уж Свет не охранил…
Этьен замер, пораженный. Его переполняла Сила. Сила, происходящая от осознания собственной внутренней правоты. Он делал правильное дело и шел по правильному пути, и уверенность в этом текла по венам.
Лишь через несколько секунд он поднял голову, но странного священника рядом уже не было.
Граф вскочил в седло – времени оставалось все меньше и меньше. Он быстрой рысью направил коня в сторону площади и мысленно прокрутил в голове весь разговор со странным священником.
Он не назвал имени Христеса, как полагалось, он не произнес ритуальную формулу о взгляде Бога на каждого, он благословлял именем Создателя – а Христеса Создателем не называли. Богом – называли, а Создателем – нет. Фраза о Тьме и Свете и вовсе была совершенно непонятна.
Впрочем, думать об этом придется позже – Этьен подъехал к главной площади Атана.
В самом центре площади несколько инквизиторов низкого ранга устанавливали столб для сожжений, еще несколько человек собирали какое-то жутковатого вида приспособление из стальных скоб. Клетку с осужденной еще не привезли.
Этьен сбросил плащ, перекинул его через луку седла. После нескольких простых действий Кетары его кожаный колет стал выглядеть так, словно стоил не два серебряных креста, а как минимум – один золотой. Граф выпрямился, поправил серебрёный эфес рапиры – теперь никто не принял бы его за простолюдина.
Теперь можно было проехать к самому эшафоту. Из-за того, что час был ранний, аристократов на площади почти не было, Этьену удалось приблизиться почти вплотную.
Теперь оставалось только ждать, когда привезут несчастную, а пока что он осматривался.
С главной площади виднелись выезды на три улицы. Центральная, начинавшаяся от самой площади, отпадала сразу – до следующего перекрестка было слишком далеко, да и солдат Инквизиции там будет много. Впрочем, сами выезды с площади они перегородят все… но это уже другой вопрос. Налево уходила улица, ведущая к главным воротам Атана – она тоже не подходила, так как пролегала мимо казарм стражи. А вот третья улица вела к большому рынку, где улочек становилось много – там вполне можно затеряться.
На краю толпы раздались крики, звуки ударов бичей – Этьен обернулся.
Окруженная верховыми инквизиторами, на площадь въезжала телега с деревянной клеткой, в которой сидела обнаженная девушка. Она была опутана огромным количеством веревок с шипами, терзавшими тело. Запястья и щиколотки сковывали цепи.
Граф сжал кулаки и стиснул зубы, прогоняя слепую ярость, – надо было действовать спокойно и методично-расчетливо, и пылающий гнев, застилающий сознание, только помешал бы.
Инквизиторы ударами бичей разгоняли толпу, и повозка с осужденной приблизилась к эшафоту. Немногие аристократы, прибывшие посмотреть на казнь, потеснились, давая церковникам проехать.
Этьен напрягся. Если повезет, он хотел вырвать девушку из лап инквизиторов в тот момент, когда ее вытащат из клетки и поведут на эшафот.
Не повезло. Инквизиторы выстроились живым коридором, по которому провели несчастную – с таким количеством натасканных бойцов граф не справился бы. Впрочем, он и не рассчитывал особо на этот вариант.
Ири быстро приковали к стальным скобам возле столба, намеренно дергая за шипастые веревки – девушка несколько раз гортанно вскрикнула. Этьен присмотрелся – и отступавший было гнев едва не затопил его вновь.
Еще вчера утром очаровательную девушку превратили в кусок мяса с руками и ногами. Пальцы были раздроблены в кашу, груди отрезаны, со спины и живота вырезаны широкие ремни кожи, ушей не осталось вообще, от носа – только половина… Судя по крику, язык ей тоже отрезали.
Эмоции ушли в одно мгновение. Остался трезвый, холодный рассудок.
«Эстаи Нархгал, ты здесь?» – спросил он мысленно.
«Да», – немедленно отозвался Меч.
«Скажи, та Сила, про которую ты говорил, способна только разрушать?»
«Предел способен на все. Но его возможности для каждого ограничены способностями и знаниями того, кто его использует».
«Может ли Предел исцелять?»
«Предел – да. Но пройдет еще много времени, прежде чем ты научишься использовать Силу Черного Предела в достаточной степени, чтобы исцелить то, что сделали с этой несчастной».
«Проклятие…» – Этьен выругался.
«Если хочешь совершить доброе дело – добей эту девочку. Она будет тебе благодарна», – тихо сказал Меч.
Граф только кивнул, с трудом сдерживая рвущиеся рыдания.
До появления Анжея оставались считанные минуты.
Этьен заставил себя посмотреть на эшафот.
Инквизиторы зафиксировали жертву, широко разведя ей ноги. Один из палачей уже минуты зачитывал приговор:
– …и плод скверный, во грехе прелюбодеяния зачатый, будет извлечен из тела сей отвратительной грешницы, после сего в чрево ее…
Дальше он не стал слушать.
К Ири приблизился палач, державший в руках огромные щипцы из двух ковшей с остро заточенными зубцами по краям.
Этьен взмахнул рукой. Кинжал вонзился точно в сердце Ири.
В следующую секунду он позвал Предел, мгновенно восстанавливая в памяти краткую, но точную инструкцию Меча.
Девушку оплетали невидимые нити заклинаний инквизиторов – она осталась бы жива и в сознании, даже получив смертельную рану. Граф ударил по этим нитям, ударил грубо, разрывая их в клочья – двое священников осели на землю.
А солдаты Инквизиции уже заметили нарушителя.
Выпрямившись в седле, Этьен выхватил из ножен второй кинжал, с силой полоснул себя по левой руке. Сразу хлынула кровь, густа и горячая… и полная жгучей, убийственной силы Предела.
Солдаты бежали медленно, а клирик-инквизитор читал свою молитву-заклинание еще медленнее. Граф набрал полную пригоршню крови, привстал на стременах, взмахнул рукой – алые капли разлетелись, коснувшись кожи каждого, стоявшего на эшафоте.
– Будьте вы прокляты! – крикнул он, вплетая в произнесенное настоящую силу, превращающую простые слова в смертоносное проклятие. – Будьте прокляты и умрите в мучениях, как умерли те, кого вы несправедливо пытали и убили!
Толпа гудела, инквизиторы корчились на эшафоте – кровь жгла их плоть, разъедала ее, как кислота… Обычные стражники, кольцом стоявшие вокруг эшафота, никак не могли решить, что же им делать.
Граф развернул коня и дал ему шпоры.
Все были так ошарашены произошедшим, что нарушителя всех писаных и неписаных законов даже не пытались остановить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
