ни слова, он вернул письмо месье Карре, который уставился на стол. Взгляд месье Кау блуждал по потолку.
Месье Пуаро стряхивал пылинки с рукава своего пальто. Из деликатности никто из них старался не смотреть на Ван Алдина.
Первым нарушил молчание месье Карре, видимо, вспомнив о своем служебном долге, вынуждающем его говорить на неприятные темы.
— Наверное, месье, — пробормотал он, — вам известно лицо, написавшее письмо?
— Боюсь, что да, — тяжело вздохнул Ван Алдин.
— Вот как? — заинтересованно сказал месье Карре.
— Это негодяй, который именует себя графом де ла Роше.
Наступила пауза. Затем месье Пуаро резко подался вперед, задев линейку на столе месье Карре, и прямо, сказал миллионеру:
— Месье Ван Алдин, уверяю вас, нам очень неприятно говорить об этом, но, поверьте, сейчас не время скрывать что-либо. Происшедшее призывает нас сделать все возможное для раскрытия преступления. Если вы подумаете, то согласитесь со мной.
Ван Алдин помолчал, потом согласно кивнул.
— Вы совершенно правы, месье Пуаро! Мне очень неприятно, однако вы правы, сейчас не время что-либо скрывать.
Комиссар облегченно вздохнул, а магистрат откинулся на спинку стула, поправив пенсне.
— Конечно, вы расскажете все про этого джентльмена так, как сочтете нужным.
— Это началось одиннадцать или двенадцать лет назад в Париже. Моя дочь была молоденькой девушкой и, как все они, была романтична до идиотизма. Тайком от меня она подружилась с графом де ла Роше. Наверное, вы слышали о нем?
Комиссар и Пуаро дружно кивнули.
— Он называет себя графом, — продолжал Ван Алдин, — но сомневаюсь, что он имеет право на этот титул.
— Вы не найдете его имени в «Almanac de Gotba»,[283] — согласился комиссар.
— Это я выяснил, — продолжил Ван Алдин. — Он красивый мерзавец, сыгравший роковую роль в жизни многих женщин. Он вскружил голову Руфи, но я быстро положил конец их отношениям. Этот человек — самый обычный мошенник.
— Вы совершенно правы, — сказал комиссар. — Граф де ла Роше нам хорошо известен. Мы давно бы арестовали его, но, увы, это непросто: он очень осторожен. Он всегда имеет дело с дамами, занимающими высокое положение в обществе. Он добивается от них денег по фальшивым долговым распискам или с помощью шантажа, и они, естественно, не обращаются к нам. Выглядеть дурой в глазах целого света! О нет, на это ни одна не пойдет. Поэтому он и держит женщин в своих руках.
— Да, это так. — Ван Алдин был глубоко подавлен. — Ладно… Как я сказал вам, я быстро положил конец этому. Я понятно объяснил Руфи, кто он такой, и казалось, она мне поверила. Примерно через год она встретила Дерека Кеттеринга и вышла за него замуж. Я думал, роман с графом закончился. Но несколько дней назад с удивлением обнаружил, что дочь возобновила встречи с графом де ла Роше. Они виделись в Лондоне и Париже. Я указал ей на недопустимость этого, ибо, признаюсь вам, джентльмены, по моему совету она решила подать прошение о разводе.
— Это интересно, — бормотал Пуаро, глядя в потолок. — Интересно.
Ван Алдин бросил на него быстрый взгляд и продолжил:
— Я объяснил ей, что в данной ситуации неразумно встречаться с графом. Думал, она согласилась со мной.
Магистрат деликатно откашлялся.
— Но, согласно этому письму… — начал он.
Ван Алдин крепко сжал челюсти.
— Знаю. Чертова мясорубка вышла. Как это ни неприятно, надо смотреть фактам в лицо. Не вызывает сомнений, что Руфь договорилась встретиться с графом в Париже. После нашего разговора она, видимо, объяснила графу, что он должен быть осторожным.
— Йерские острова, — задумчиво произнес комиссар, — спокойное и идиллическое местечко.
Ван Алдин покачал головой.
— Мой Бог! Как могла Руфь оказаться такой дурой! — в отчаянии вскричал он. — И что это он там болтает насчет книги о камнях? Мне кажется, прежде всего надо обратить внимание на рубины.
— Есть несколько очень известных рубинов, — заметил Пуаро. — Когда-то они украшали корону российских монархов. Они уникальны, и каждый из них — легенда. Говорят, недавно их приобрел американец. Мы не ошибаемся, месье, предположив, что это вы?
— Да, — подтвердил Ван Алдин, — я купил их в Париже дней десять назад.
— Простите, месье, но как долго шли переговоры об этой покупке?
— Чуть более двух месяцев. А что?
— Подобные вещи быстро становятся известными, — сказал Пуаро. — Обычно по следам таких камней идет целая толпа.
Лицо Ван Алдина исказилось болью.
— Помню, — горестно сказал он, — я еще пошутил, когда дарил Руфи эти камни. Я сказал, чтобы она не брала их с собой на Ривьеру, ибо не хочу видеть ее убитой и ограбленной. Господи! Разве я мог предположить, что это окажется правдой?
Наступила сочувственная тишина. Потом снова заговорил Пуаро:
— Давайте расставим все факты по порядку. Согласно нашей версии, граф де ла Роше знал, что вы купили эти камни. Весьма примитивным способом он уговорил вашу дочь взять их с собой. Значит, Мейсон видела в Париже именно его.
Все дружно закивали.
— Мадам удивилась, увидев его, но он быстро все уладил: Мейсон была убрана с дороги. Мы знаем от проводника, что он приготовил постель в одном купе, но не заходил во второе, а там мог находиться граф.
Никто не знал о том, что он в поезде, кроме мадам.
Он был осторожен, поэтому-то служанка и не видела его лица. Она смогла лишь заметить, что он высок и темноволос. Но таких миллионы. Они одни, поезд летит в ночи. Все просто: ни сопротивления, ни крика, ведь это был мужчина, который, как она думала, любит ее.
Он деликатно обратился к Ван Алдину:
— Смерть, месье, произошла мгновенно. Граф взял шкатулку с драгоценностями. Вскоре после этого поезд прибыл в Лион.
Месье Карре почесал подбородок.
— Похоже. Проводник ничего не видел. Граф мог выйти из поезда незамеченным. Потом он мог спокойно вернуться в Париж, мог уехать куда угодно, рассчитывая, что преступление расценят как обычный дорожный грабеж. Письмо, которое мы нашли в сумочке мадам, граф не заметил.
— Это было опрометчиво с его стороны — не проверить сумочку, — заметил комиссар.
— Уверен, он думал, что мадам уничтожила письмо. Хранить его, простите, месье, было неблагоразумно.
— И кроме того, — пробормотал Пуаро, — странно, что граф не предвидел этого.
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду, что все мы едины в одном: граф жил за счет женщин. И зная женщин так, как знал их он, он не предусмотрел, что мадам могла хранить его письмо?
— Да, да, — неуверенно сказал магистрат, — в этом что-то есть. Но в такие моменты, знаете ли, человек не владеет собой. Он не способен хладнокровно рассуждать. Mon Dieu! —
