12. (1) Александр, видя, что фиванцы решились отстаивать свою свободу, а македонцы устали биться, велел резервному отряду вступить в сражение. Македонцы, внезапно устремившись на истомленных фиванцев, тяжело обрушились на врага и многих убили. (2) Фиванцы, однако, не теряли надежды на победу; наоборот, в ревности своей пренебрегали всякой опасностью. Они были настолько уверены в своем мужестве, что стали кричать македонцам: пусть они сознаются, что они хуже фиванцев. Все обычно испытывают страх, когда врагов сменяют свежие их силы, и только одни фиванцы, когда враг прислал замену усталым воинам, устремились навстречу опасности со смелостью еще более дерзкой. (3) Она казалась неисчерпаемой, как вдруг царь заметил какую-то дверцу, оставшуюся без охраны. Он послал Пердикку с достаточным числом солдат захватить ее и проникнуть в город[36]. (4) Тот быстро выполнил это приказание; македонцы через эту дверцу проникли в город; фиванцы же, истомив первую фалангу и бодро встретив вторую, были уже уверены в своей победе. Узнав, что город частично захвачен, они немедленно отошли за его стены. (5) В это самое время фиванские конники бросились одновременно с пехотинцами в город, сбили и растоптали многих своих, а сами, въезжая без всякого порядка в город, погибали в проходах и во рвах от своего же оружия. Гарнизон Кадмеи, высыпав из акрополя, пошел на фиванцев и, напав на смятенных, устроил настоящую бойню[37].
13. (1) Город таким образом был захвачен, и множество разных событий случилось в его стенах. Македонцы, раздраженные высокомерным объявлением, отнеслись к фиванцам хуже, чем положено относиться к врагу: осыпая угрозами несчастных, они беспощадно избивали всех попадавшихся на дороге. (2) Фиванцы, храня в душе любовь к свободе, настолько не дорожили жизнью, что при встрече с врагом схватывались с ним врукопашную, подставляя себя под удары. По взятии города ни один фиванец не попросил македонцев пощадить ему жизнь и не припал трусливо к коленям победителей. (3) Эта доблесть не вызывала, однако, никакого сострадания у врагов, и дня оказалось мало для их свирепой мести. По всему городу тащили детей и девушек, жалостно взывавших к матерям. Дома были ограблены, и все население города обращено в рабство. (4) Из уцелевших фиванцев одни, израненные и почти терявшие сознание, схватывались с врагами и умирали вместе с ними; другие, опираясь на обломок копья, встречали бежавших на них и в этом последнем бою предпочитали свободу спасению. (5) Множество людей было перебито, всюду по городу было полно трупов, и однако не нашлось никого, кто бы сжалился над судьбой обездоленных. Феспийцы, платеяне, орхоменцы и прочие из эллинов, враждебно настроенные к фиванцам, пошли в поход вместе с царем[38] и, ворвавшись в город, выместили свою вражду на несчастных. (6) Много жестокого страдания было в городе. Эллины безжалостно истребляли эллинов; родных убивали люди, близкие им по крови; одинаковость языка не меняла чувств. Наконец всех застигла ночь, дома были разграблены; дети, женщины и старики, укрывшиеся в святилищах, жестоко выгнаны оттуда.
14. (1) Фиванцев погибло больше 6 тысяч; в плен увели больше 30 тысяч; имущества унесли с собой невероятное количество[39]. Царь похоронил убитых македонцев (их было больше 500 человек) и, собрав эллинских представителей, поручил общему собранию решить, как поступить с городом фиванцев. (2) Когда вопрос этот был поставлен на обсуждение, то кое-кто из эллинов, враждебно относящихся к фиванцам, высказался за то, чтобы подвергнуть фиванцев безжалостному наказанию; они ведь, по их словам, умышляли вместе с варварами против эллинов: при Ксерксе они пошли на Элладу в союзе с персами; только фиванцев, единственных из эллинов, персидские цари почтили титулом благодетелей, и их послам приказано ставить кресла впереди царских. (3) Подобные речи ожесточили души заседавших: в конце концов вынесено было постановление - срыть город до основания; пленных продать; бежавших фиванцев задерживать всюду в Элладе; ни одному эллину не принимать фиванца. (4) Царь, следуя постановлению совета, срыл город и внушил великий страх грекам, помышлявшим об отпадении. Продав как военную добычу пленных, он собрал 440 талантов серебра[40].
15. (1) После этого он отправил в Афины послов с требованием выдать тех 10 ораторов[41], которые действовали против него; из них самыми знаменитыми были Демосфен и Ликург. Когда в народное собрание ввели послов и народ выслушал их речи, им овладела великая тревога и недоумение. С одной стороны, надлежало сохранить достоинство государства, а с другой - потрясенные гибелью фиванцев, охваченные великим страхом, люди прислушивались к тому, о чем увещевали их несчастья соседей. (2) Много речей произнесено было в собрании; Фокион, прозванный Честным (он держался в политике направления, враждебного Демосфену и его сторонникам), сказал, что те, чьей выдачи царь требует, должны поступить так, как дочери Лео и Гиакинфиды[42], которые добровольно пошли на смерть, чтобы избавить свое отечество от непоправимых бедствий; он порицал малодушие и трусость тех, кто не хочет умереть за государство. (3) Народ слушал его, негодуя, и грозными криками выгнал из собрания; Демосфен произнес обдуманную речь, и народ, в котором он сумел возбудить сострадание к тем, чьей выдачи требовал царь, явно хотел спасти их. Наконец Демад, убежденный, как говорят, при помощи 5 талантов серебра, которые были ему вручены от сторонников Демосфена, посоветовал спасти тех, кому грозила опасность, и прочел псефизму, очень ловко составленную: она содержала и просьбу за этих людей, и обещание наказать по закону тех, кто будет достоин кары. (4) Народ одобрил предложение Демада, утвердил эту псефизму и отправил его вместе с другими послом к царю; поручено было ему также просить Александра и за фиванцев, которые бежали: пусть он разрешит народу принимать фиванских беглецов. (5) Демад отправился в качестве посла и своим красноречием достиг всего: убедил Александра простить ораторов и согласиться на все просьбы афинян[43].
16. (1) После этого, вернувшись в Македонию вместе с войском, царь собрал военачальников и наиболее почтенных друзей и предложил им обсудить вопрос относительно экспедиции в Азию: когда выступить в поход и каким образом начать войну. (2) Антипатр и Парменион советовали сначала народить детей и тогда уже браться за такое дело. Александр, деятельный, не выносивший ни в каком деле отсрочки, стал противоречить: стыдно, заявил он, военачальнику, поставленному всей Элладой, получившему от отца непобедимое войско, смирно сидеть, справляя свадьбы и ожидая рождения детей[44]. (3) Объяснив им выгоды войны и воодушевив своими речами, он принес великолепные жертвы богам в месяце Дии и устроил театральные представления в честь Зевса и Муз (первым ввел их Архелай, царствовавший раньше)[45]. (4) Праздник справлялся в течение 9 дней, каждый день был посвящен той музе, чьим именем он был назван. Устроена была палатка на 100 лож[46], и царь пригласил на пир друзей, военачальников и посольства от городов. После роскошных приготовлений, угостив многих, он раздал всему войску жертвенное мясо и все положенное для пира и предоставил солдатам отдых.
Примечания
[1] Плутарх, Александр, 2.1. Самый известный из предков Александра по матери был Ахиллес. Как Эакиды так и Аргеады вели свою родословную до Зевса.
[2] Эванет был архонтом с июля 335 года по июнь 334 году до н.э. Бротон (1,138) дает консулов в 338 г. до н.э. как Л. Фурий Камилл и С. Маний.
[3] Диодор ранее не указывал, что кто–либо другой знал о планах Павсания, который был убит сразу, и поэтому не мог выдать каких–либо сообщников (Книга 16.94.4). Сам Александр был главным выгодополучателем убийства, и он подозревался в соучастии, особенно потому, что, был только наполовину македонцем, он не был особо популярен. Во всяком случае, известны жертвы этой чистки Александром своих конкурентов: его старший двоюродный брат Аминта, сын царя Пердикки III; семья Александра Линкестийца, хотя сам он был пощажен, и жена Филиппа Клеопатра и ее маленькая дочь, убитые Олимпиадой. Эти убийства не были забыты (Плутарх, Александр, 10,4; О судьбе Александра, 1.3 (37C); Курций, 6.91.17 и 10,24; Юстин, 11.2.1–3 и 12.6.14). Эти события проигнорированы Аррианом, а сохранившиеся повествование Курция начинается только тогда, когда Александр был во Фригии.
[4] Юстин 11.1.8.
[5] В книге 16.93.9, Аттал был назван племянником Клеопатры, но он, очевидно, был ее дядя и опекун (Berve, Alexanderreich 2.24). Он, возможно, был недоволен убийством Клеопатры и ее дочери, но не известно о его претензии на трон Македонии. Он был, во всяком случае, предан Филиппу и враждебен убийцам Филиппа (Книга 16.93.5–9).
[6] Юстин 11.2.4–5. Аристарх, предположительно из Амбракиот, иначе неизвестен. Диодор переворачивает роль Аркадии и лакедемонян; они были последними, кто никогда не подчинялся Филиппу. Ср. ниже, гл. 4.
