обтерпеться в своем положении; он и толкался теперь меж народа без злобы и боли, навеваемых вчера ужасною и голодною мыслью о безвыходном положении. Он как-то даже старался не думать о том, что предстоит впереди — не далее как через несколько часов, — когда опять стемнеет над городом, когда опять начнет подмораживать к ночи и снова вздумает крутить и мутить в желудке проснувшийся голод.
«Однако что ж так-то шататься! Надо же и дела какого поискать, — решил он после часу бесплодного хождения по улицам. — Надо торопиться, а то… Господи, что, если опять придет такой же голод!.. Надо торопиться, надо торопиться пока до голода…»
И он с тоскливой озабоченностью огляделся во все стороны. Откуда искать спасения? Кто выручит? Кто даст работу?
Но день как назло был праздничный, и работы по этому случаю не могло предстоять ни малейшей. Только по кабакам да харчевням слышны были гам, да песни, да крики.
Но вон, на углу, у кабака стоит толпа, человек до двадцати поденщиков-носильщиков — больше всего отставные солдаты.
«Нанимает же их кто-нибудь, — помыслил Вересов. — Пойду к ним постою вместе — авось и меня кто-нибудь наймет».
Пошел и примазался к маленько подгулявшей кучке, и стал между двух отставных «гарнадеров». Там шли свои разговоры и свои споры с расчетами и перекорами; но это не помешало им, однако, вскоре обратить внимание на затесавшегося в их толпу пришлого человека.
— Что, малый, надоть? — бесцеремонно обратился к нему близстоявший высокий «гарнадер».
Вересов несколько смутился, но все-таки успел проговорить ему:
— Так… сам по себе… А вы, верно, носильщики?
— Мы-то?.. Мы — носильщики. А что тебе?
— Да я, вот, тоже… хотел бы в эту работу… Может, наймет кто-нибудь.
— Кого?.. Тебя-то? Ха-ха!.. Да нешто ты гож в эфту работу? Силенка-то где? Тебя ведь одним плевком пополам перешибить — и готова! Куда тебе в нашу работу!
— Нет, я могу, — попытался было отстоять себя Вересов.
— Ну, коли можешь, это твое дело, ищи себе.
— Я вот и постою.
— Ну и стой, буде охота твоя такая. Стой хошь до завтрева — никто не наймет.
— Отчего не наймет?
— Отчего!.. Первым делом, оттого что праздник, кто ж в праздник нанимает?
— А для чего же вы стоите?
— Мы-то? А мы для того, что мы выпить пришли, мы уж тут, у эфтого кабака, завсягды и стоим, и как теперь, значит, выпили, ну и галдим промеж себя, известно — проклажаемся, потому — праздник. А второе дело, у нас артель, и окромя артельных никому постороннему эфтого дела мы не уступим, а ты поди тягайся с артелью, коли хошь! Супротив артели ничего не поделаешь.
— Ну возьмите меня в свою артель, — предложил Вересов.
— А какой с тебя прок артели? — возразил кавалер. — Силенки-то у тебя на грош, а сам, гляди, проешь в день на два пятака. Так что с тебя толку? А ты — я вот что скажу — ты, коли хошь, ступай завтра на галанску биржу да там поищи — може и возьмут.
— Где взять! — возразил другой товарищ. — Там ведь тоже дюжой человек требуется, потому — там работа еще потяжельче нашей будет; опять же и то, найдет, этта, ихнего брата туда кажинное утро человек сот пять, а отберут из них в работу два ста — а прочие долой — але-марш. Так-то!.. Вот ты и поди тут! А ты лучше другой какой работишки поискал бы, — обратился он к Вересову, — такой бы работишки, которая тебе посноровистей была бы, чтобы силенку не нудить, вот, примером бы, хошь по лакейской части. Вид-то какой есть при тебе аль никакого не имеетцы?
— Вид-то?.. — Вересов несколько смутился. — Вид-то… Как же! Вид у меня есть!
— Покажь его, — бесцельно полюбопытствовал кавалер.
Вересов не совсем-то охотно вытащил из кармана билет, выданный ему следователем при отпуске на поруки.
Кавалер развернул и по складам стал разбирать его.
— Эге, брат, да это у тебя вид-то волчий! — проговорил он, подозрительно оглядывая молодого человека. — А еще к нам в артель просится: «Работы хочу! Места какого!» Кто ж тебя с волчьим-то видом на место возьмет аль в работу какую? Никак этого невозможно, потому сичас как на этот самый вид посмотрит, так сразу и видит, что ты есть подозрительный человек. Ишь ты ведь гусь какой! Из тюрьмы на поруки отпущен, а сам места ищет! И сичас кажинный хозяин опасаться тебя должен: почем я знаю, может, ты меня обворуешь аль еще чего хуже? Ну и шабаш, значит; проваливай себе с Богом! Нет, брат, — прибавил он решительным тоном, возвращая Вересову его билет, — с волчьим видом ни в какую работу тебя не возьмут, окромя мазурничьей. Мазурить — вот это смело можешь, а что все протчее — ни-ни!
Грустно и понуро отошел от этой кучки Вересов. Он чувствовал, что в словах кавалера заключалась горькая правда, что и точно никто, из простой предосторожности, не решится взять к себе на место человека, отпущенного на время из тюрьмы по уголовному делу. Поди доказывай ему, что ты невинен, что самый отпуск на поруки удостоверяет уже несколько в этом, что ты взят по ложному обвинению, по одним только подозрениям! «Все это так, — уклончиво скажет каждый наниматель, — да все же без этого было бы спокойнее как-то… а теперь все как будто сомнительно». И наниматель по-своему, пожалуй, будет и прав: тюрьма — плохая рекомендация человеку. Стало быть, в конце концов что же остается, если ты не имел до тюрьмы прочной оседлости и хоть какой-нибудь, но все-таки прочной собственности и прочного занятия? Остаются только два исхода: либо великодушно умирай с голоду, либо, коли не желаешь смерти, то волей-неволей воруй для поддержки своего бренного существования. Это факт. И притом это факт, который весьма легко проверить и убедиться в его беспощадной справедливости. Загляните в тюрьму, скажите, чтобы вам указали на нескольких из арестантов, которые попадаются в эту тюрьму не в первый уже раз (а таких очень и очень много), а затем, узнав их имена и нумера дел, справьтесь в местах, где таковые производятся, и вы последовательно дойдете до первоначального дела каждого из этих подсудимых. Но это процедура слишком длинная. Возьмите путь кратчайший: спросите у любого опытного следователя, и — как в первом, так и в последнем случае — вы получите ответ такого рода:
«Человек честный, неиспорченный, сделал проступок или по случайному стечению обстоятельств подозревается в проступке, за который в том и другом случае ему отводится место в заключении,
