Однако то, что Иван Емельянович Бандулевич быстро завоевал доверие фашистов и довольно энергично выполнял их распоряжения, беспокоило Гурьянова и Курбатова. Таня — подпольщица, связная, а ее брат — фашистский холуй! Из одной семьи, из одного гнезда, а как разошлись их пути. Не угрожает ли назначение Ивана безопасности Тани? Или, наоборот, за спиной брата старосты Тане легче будет работать?..
В село вошли рано утром. В потемневших от времени и непогоды избах, выстроившихся друг против друга вдоль единственной прямой улицы, еще спали. Первые, почти неприметные лучи солнца пробивались сквозь утренний густой туман. Уверенно ориентируясь по издавна знакомым приметам, Исаев довел разведчиков до избы Бандулевич и, убедившись в отсутствии немцев, поманил всех за собой.
В избе разведчики застали Таню и ее мать, седую женщину, встретившую неожиданных гостей без удивления и страха. Видимо, дочь уже успела подготовить старушку к возможному появлению «своих», и та сразу же начала хлопотать у печи и вытаскивать на стол скромные продовольственные запасы.
Таня очень обрадовалась разведчикам. Усаживая каждого, она гостеприимно предлагала не стесняться и устраиваться поудобнее. Ее бледное грустное лицо даже порозовело, и в глазах появился давно погасший блеск.
— Ну, как? — спросил Карасев, внимательно разглядывая отважную девушку, и Татьяна, брезгливо усмехнувшись, ответила:
— Тяжело и тошно. Но надо. Ничего не поделаешь.
— Соседи с расспросами не пристают? — поинтересовался Лебедев.
— Нет. Вернулась к родным — все. Да меня тут все знают, девчонкой еще по всем дворам бегала.
— Не выдадут?
— Думаю, что нет. Знают, конечно, что я — коммунистка, но, кажется, любят и уважают. Даже теперь нет-нет да и заглянет кто-нибудь поговорить, посоветоваться. Ведь все-таки я — райкомовская.
— В том-то и дело, что райкомовская, — задумчиво проговорил Карасев и, чтобы не оттягивать время, спросил: — Кто из ваших родственников еще живет в селе?
— Сестра с ребенком. Брат Иван с семьей.
— Здесь?
— Нет, его изба на краю села.
— Он теперь староста?
— Да… Ах, вот оно что!.. — Таня улыбнулась так светло и доверчиво, что Карасев почувствовал облегчение. — Не беспокойтесь, Иван не предатель. Он свой человек и делает то, что нужно. Передайте мои слова Курбатову и Гурьянову.
Карасев с Лебедевым переглянулись, а Таня, перехватив их взгляды, сдвинула брови и пояснила:
— Немцы ему доверяют, значит, и для меня польза будет. Иван делает вид, что старается выполнить все приказы их комендатуры, а сам обо всем предупреждает жителей, никого в обиду не дает. Кроме того, к нему наведываются партизаны из Высокиничского района.
— Из отряда Петракова? — обрадованно спросил Карасев. — Молодцы! Это все работа Гурьянова. Ему удалось установить связь с некоторыми соседними районами и о многом договориться. Значит, были ребята от Петракова? — еще раз переспросил Карасев.
— Да. Да… Брат Иван и петраковцам чем может помогает. Так что не думайте ничего плохого, товарищи.
— Твое слово, Таня, верное слово, — убежденно сказал Лебедев. — Раз так, значит, все в порядке.
— Да, да, — еще раз подтвердила Таня. — Вы послушайте, что я вам скалку. Почин — дороже денег. И я уже начала.
Бандулевич тронула Лебедева за рукав ватника и шепотом, горячо и взволнованно, как говорят о самом дорогом и сокровенном, добавила:
— К народу присматриваюсь, к молодежи, хотя ее и мало. Кое-кого я уже приглядела. Думаю, что скоро удастся сколотить подпольную группу и здесь.
— Не торопись, Таня, — предупредил ее Николай. — Подполье — дело серьезное. Надо бы тебе повидаться с Александром Михайловичем. Посоветуйся, послушай, что он скажет.
Таня кивнула головой.
— Я с ним держу связь. Вот его первый гостинец.
Она хитро прищурила глаз и вытащила из-под блузки аккуратно сложенный бело-серый листок бумаги, на котором крупным черным шрифтом выделялся заголовок: «К гражданам оккупированных советских районов. Дорогие товарищи!..»[6]
— Эти листовки уже путешествуют из дома в дом, из рук в руки. Вы мне побольше подкидывайте, читатели найдутся. И Петракову часть передам, поделюсь.
Таня бережно сложила листовку и, пряча ее под блузку, попросила:
— И немецкие листовки… Обращение к гитлеровским солдатам от патриотов Угодского района, на немецком языке, тоже давайте, не стесняйтесь. Недавно в селе ночевала какая-то команда, в избе брата и в других избах. Мне удалось подбросить несколько штук. Я видела, как один солдат, зайдя за сарай, читал обращение. Сердце у меня в эти минуты билось сильно-сильно… Я-то ведь знаю, что там написано. — И она процитировала на память: — «Немецкие солдаты! Мы спрашиваем вас: зачем вы пришли к нам?.. Мы спрашиваем вас, немецкие солдаты: кто развязал эту кровавую войну?..»
Лицо Тани раскраснелось, и вся она светилась радостным возбуждением, которое не мог погасить даже упрек Карасева:
— Зачем же вы их при себе носите? Это неосторожно. Какая-нибудь случайность — и беда неминуема. При себе не храните, — уже тоном приказа сказал он.
— Это само собой… Ничего, не беспокойтесь за меня. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Ни Лебедев, ни Карасев не откликнулись на ее слова, будто не слышали. Деловито стараясь переменить тему, Карасев осведомился:
— Какие новости?
Татьяна сообщила, что постоянного фашистского гарнизона в Комарове нет, иногда только останавливаются на короткое время проходящие части. Приезжала хозяйственная команда, солдаты шарили по домам. Искали продовольственные запасы, требовали шерсть. Иван сумел доказать, что почти всех овец немецкие части уже угнали или перебили, так что и шерсти взять неоткуда. Несколько дней назад на автомобиле приехал офицер с тремя автоматчиками, составлял список семей, у кого мужья, братья и сыновья служат в Красной Армии. И тут Иван сумел выкрутиться: кого записал умершим, кого сбежавшим и пообещал офицеру «все выяснить поточнее».
— Ненавидят здесь фашистов проклятых, — взволнованно говорила девушка. — Дай волю, с топорами пойдут и старые и малые. Ко мне иногда по старой привычке приходят, спрашивают, что делать… Говорю, ждать надо, терпеть. Народ у нас здесь крепкий. Его надо бы готовить, вооружать понемногу.
— Всему свое время, Таня, зачем сейчас на верную смерть людей слать? Пусть ждут, расплата не за горами. А за сведения большое тебе спасибо, — горячо поблагодарил Таню Лебедев. — Вернемся в лагерь, посоветуемся с комиссаром. А теперь, пока мы подкрепимся малость, выгляни, пожалуйста, на улицу, понаблюдай, что там делается. Мало ли что…
Лебедев как будто предчувствовал опасность. Не успели разведчики сесть за стол, как вбежала Таня и сообщила, что в село вошла большая группа фашистских солдат, сопровождающих обоз. Солдаты медленно движутся по селу и вот-вот покажутся.
И голод и усталость как рукой сняло, все вскочили на ноги и схватились за оружие. Уйти незаметно из дома уже нельзя было, так как стало совсем светло, а до леса надо было пройти не менее двухсот метров.
Карасев попросил мать Бандулевич быстро убрать со стола посуду с едой, а сам вместе с разведчиками засел в темном узком чулане.
— В случае чего, вы с матерью спасайтесь, бегите из дома, хотя бы в лес, — посоветовал он Тане, — а мы дадим бой. Приготовить гранаты!..
Потянулись бесконечно долгие минуты ожидания.
Однако гитлеровцы в Комарове не остановились. Обоз и солдаты медленно протащились мимо дома Бандулевич. Видимо, усталые и голодные, они с откровенной жадностью поглядывали на окна закрытых домов. Вскоре Таня постучала в чулан, а мать ее снова, что-то шепча про себя, не задавая никаких вопросов, начала расставлять на столе посуду.
Разведчики плотно поели, попили горячего чаю и, тепло попрощавшись с Татьяной и ее матерью, ушли из гостеприимного дома.
Задами, по еле заметной тропинке, Исаев довел товарищей до опушки леса. Карасев и Лебедев несколько раз оглядывались: не наблюдает ли кто за ними? Но никого, к своей радости, не заметили. Лишь у сарая возле избы Бандулевич еще долго виднелась в дымке одинокая фигурка подпольщицы Тани.
В лесном лагере разведчиков ждали с нетерпением и беспокойством, поэтому появление их было встречено с шумной радостью.
Вернувшихся окружили, обнимали, жали руки, наперебой засыпали вопросами. Еще бы, первая разведка в родные места! Каждому хотелось узнать, что слышно дома, как ведут себя немцы, кого удалось повидать из родных или знакомых.
Карасев с Лебедевым вначале старательно отвечали на каждый вопрос, шутили и смеялись вместе со всеми, но вскоре устали.
— Хватит! — решительно сказал Карасев. — Отдохнем, выспимся, тогда продолжим разговор.
