всего гарнизона! Тысяча отжиманий! Тысяча приседаний!.. Тысяча чертей!.. От грохота моих гневных шагов дрожали стены и пол был готов проломиться под тяжестью гнета наказания неосторожному, которое я уже лелеяла в глубине души. Готовая к любым неожиданностям, я решительно распахнула дверь моей комнаты, и неземной аромат едва не сшиб меня с ног.
— Мою же ж дивизию, — вырвалось у меня чуть ли не истерическое. Это все дед этот со своим «же ж». Тьфу.
Но, честно, это было слишком. Подобного предательства я не ожидала никоим образом!
Глава четырнадцатая
— Пыль, — простонала я, чуть ли не со слезами глядя на милую, нежную, красивую мою и безбожно грязную и вонючую кошечку, которая развалилась на моей кровати и уплетала оторванный от протухшего осетра кусок. — Я же для тебя все, а ты?
— Мр-р, — уркнула Пыль как-то даже недоумевающе, мол, что не так. Еда вкусная лежала, никому не нужная. А то, что вонюче, так это значит, что еда дозрела.
И как я кошку Пылью назвала? Пыль? Да, она — Грязь! Да еще какая. И вонючка. Мыть кота… Если я хочу, чтобы у меня в комнате был кот, то мне придется мыть кота. Как-то я об этом не подумала, они же вылизываются. Но теперь пришлось схватиться за голову.
— Ты как его вообще сюда притащила?
— Мр-ряу.
Ого, какие у тебя зубочки, счастье ты мое! А зачем ты мне их показала? Ах да, законная добыча… Как у нее хватило сил и наглости-то вообще? Хотя, с ее точки зрения, это у меня наглости хватило куда-то кошку приносить. И да, окно приоткрыто, хотя я не помню, чтобы его приоткрывала.
— Рядовой? Неси покрывало.
— А откуда у вас кошка, лейтенант? Это же лесная ниорская, да? Далековато от своих мест… Но красивая! — восторженно полюбопытствовал Сунь.
— А откуда у меня тухлая осетрина, ты не спрашиваешь? Какая разница откуда, надо срочно запретить ей это есть, вымыть ее и выкинуть осетра! И прикопать его! Неси покрывало!
— Запретить? — растерялся Сунь, но тут же исправился: — Какое покрывало, лейтенант?
— Какое уже не жалко!
Пыль, конечно, была маленькой милой кисонькой. Хотя и крупнее котов, которых я видела у себя под окном дома. Но как-то мне с первых секунд стало понятно, что даже самая маленькая и милая кисонька никогда не сделает добровольно две вещи: не отдаст такой кусок жратвы и не полезет добровольно мыться. Хвост Пыли недобро дернулся, хлестнув воздух, шерсть встала дыбом. С кошачьим недовольством я сталкивалась впервые. Было очень интересно. Сейчас я ее…
Ага, это не морлоки, это намного хуже. Я сделала к кровати шаг, другой и поняла, что сильно ошибались те, кто уверял, будто животные не умеют создавать причинно-следственные связи. Это люди не все умеют, а животные еще как. Несмотря на юный возраст и скорее всего небольшой жизненный опыт, Пыль быстро сообразила, что, защищая часть, она в момент лишится целого. Когда я уже была готова переступить через собственную гордость в виде вонючего осетра и кинуться на Пыль, она в мгновение ока соскочила с кровати, бросив недоеденный кусок, и приземлилась аккурат на тушку осетра, ощерившись и зашипев совершенно не по-детски. Эм-м, а почему я решила, что она котенок?.. Мордочка потому что миленькая, да?..
И что теперь?
Сунь прибежал с покрывалом в полпинка, а беда оказалась в том, что помимо Суня теперь в дверях торчала половина гарнизона. Они толкались, перешептывались и вдыхали божественный аромат протухшего осетра. У меня слегка покосилась крыша, но я приняла покрывало, расправила его на вытянутых руках и начала подкрадываться к Пыли.
— Кис-кис-кис…
— Фр-р-рма-а-а-у-у! — низким голосищем высказалась Пыль.
Нет, вот эта пушистая тушка намерена защищать свой трофей? А ее не смущало, что я крупнее?
— Смотрите все, — мрачно сказала я, раз уж сложилась ситуация и ей необходимо было пользоваться для примера. — Ей едва ли три месяца, а какой характер! И отступать она не намерена. Берите пример!
Я тоже была не намерена отступать. Правда, положа руку на сердце, я бы плюнула, если бы не три обстоятельства: первое — осетр вонял, второе — я считала, что Пыли было совсем ни к чему есть вонючего осетра, ну и третье — на меня вылупились подчиненные, и уронить авторитет я могла теперь за милую душу. А что если… Я задумчиво покосилась на собственные руки и тут же эту мысль отмела. Я лучше маршала еще раз оболью, чем крошку Пыль.
Я рухнула с покрывалом на кошку, кошка издала зверский протест, попыталась улетучиться из-под покрывала, но я уже навалилась сверху и давай ее опутывать. Осетр валялся в стороне. В руки тут же через ткань покрывала и формы впились острые когти, только чудом не располосовав кожу, все-таки прослойка была нужной толщины. Пыль не добилась ничего когтями, в ход пошли зубы, и вообще стало такое ощущение, что я поймала не кошку, а какого-то «чужого», так бешено что-то вертелось внутри. Зато подобная живость оставляла надежду — с Пылью все будет в порядке.
— Так, — мстительно хмыкнула я, изо всех сил пытаясь удержать бешеный «комок нервов», — раз уж вы здесь все стоите, начинаем уборку с выноса осетра. Ты и ты, — я указала подбородком на первых попавшихся запасников, все равно добровольцев на это дело я не рассчитывала сыскать. — Выйти к дальней стене, закопать на два метра под землю. И чтоб качественно! И знак поставить, что здесь закопано. Те, кто работает с ямой, от работ по казарме освобождены. Рядовой? — я обернулась к Суню. — Нагрей мне воду для мытья котика. Температура — комнатная.
Пыль подозрительно притихла, я бы даже сказала, что она выжидала. Возможно, понимала, что пока бесполезняк метаться. Но я уже не надеялась, что она и дальше будет такая спокойная. Фигушки с маслицем, как только я ее разверну, начнется Армагеддон.
— Лейтенант, разрешите обратиться? — вдруг сунул голову обратно в комнату Сунь.
— Разрешаю, — не особо довольно ответила я, все-таки мысли уже были о другом. О порядке в казарме.
— У лесной ниорской, я читал, размеры чуть меньше, чем у лесной атинской. То есть кошка у вас скорее всего старше трех месяцев. Ну и мать котят не отпускает далеко, а эта самостоятельная…
Я хотела бы уже возмутиться, кто лучше
