– Угу, – отвечает Ниель, и тут перед нами на вершине высокого холма как раз показывается маленькая церквушка. – Видишь, какой холм? Во всем городе лучше места для катания не найдешь.
Я хмыкаю и киваю:
– Пожалуй, ты права.
Ниель отдает мне свои санки, приподнимает подол платья, чтобы не наступить на него, и мы начинаем подниматься по длинной дорожке к церкви.
– Давай вокруг обойдем, – предлагает она, шагая по колено в снегу, который успел нападать за последнюю неделю.
Мы стоим на вершине холма, и кажется, что мы одни на острове, а вокруг море белого снега, только надгробия выступают, как острые рифы. Кладбище тянется справа от церкви, до самого шоссе, окруженное кованой железной оградой. Огромные деревья торчат из девственно-белого холста и собирают снег на свои голые ветви.
– Красиво, правда? – спрашивает стоящая рядом Ниель.
Я оборачиваюсь поглядеть на нее. Мороз окрасил ее щеки в розовый цвет. Из блестящих полных губ вырывается облачко пара. А глаза у нее такие светло-светло-голубые: кажется даже, что на них тоже иней лежит. От нее так и веет энергией, и я настораживаюсь: неизвестно, во что это может вылиться.
– Да. Красиво.
С улыбкой, такой сияющей, что запросто можно тучи разогнать, Ниель тянет у меня из рук красные санки.
– Чур, я первая, ладно?
Я только киваю. Я-то уже чуть не забыл, зачем мы здесь.
Ниель садится на длинные санки, подбирает юбку и укладывает ее на колени. Подается вперед и утаптывает снег впереди, прежде чем оттолкнуться. Едет вниз не очень быстро, зарывается в снег и оставляет за собой длинный след. Плавно тормозит у самого подножия холма.
Затем она соскакивает с санок и задирает голову кверху, все с той же сияющей улыбкой:
– Твоя очередь.
Я усаживаюсь на синюю ледянку, и неудобство одежды начинает ощущаться еще сильнее. Ерзаю, но все без толку. Вытягиваю ноги вперед, потому что согнуть их не получится, хоть убейся. Да если бы и можно было, все равно на этой маленькой «тарелке» с ногами не поместишься.
Я зарываюсь руками в снег и отталкиваюсь, наконец сила тяжести берет свое, и я съезжаю по следу Ниель. Не очень, правда, быстро, но все же склон достаточно крутой, чтобы докатиться до подножия.
Только после двух-трех спусков мне удается раскатать снег так, чтобы набрать скорость. Снег бьет в лицо, когда я несусь по гладкой, как лед, борозде.
Ниель вскрикивает и ахает – ее подбросило на бугорке. Эту картину – как она летит с горы на санках в свадебном платье – я до самой смерти теперь не забуду.
– Давай попробуем вместе, – предлагает Ниель, когда мы начинаем подниматься обратно на холм. – На твоей «тарелке», наверное, не очень-то удобно.
– Это точно. Я уже, по-моему, весь в синяках, – признаюсь я. Каждая ямка, каждый бугорок ощущаются так, будто я скатывался по ним на голой заднице. – Но мне и правда весело, если тебе от этого легче.
– Еще бы не весело! Мы катаемся с горки в снегопад в свадебных нарядах. Куда уж веселее?
Я смеюсь.
– Как поедем? – спрашиваю я, когда мы добираемся до вершины и Ниель ставит свои санки на дорожку. Они тоже не очень большие. Вдвоем мы никак не поместимся, разве что она мне на колени сядет. Вообще-то… неплохой вариант.
– Давай стоя.
– Что? – возмущаюсь я. – Чтобы убиться?
– Да что такого страшного может случиться? Ну, упадем в снег…
– И убьемся.
Она смеется, хватает меня за отвороты пиджака, торчащие из полурасстегнутой куртки, и встряхивает:
– Где твой вкус к приключениям, Кэл? Давай попробуем серфинг на снегу!
Я смотрю на нее. Она выдерживает мой взгляд, не моргнув. Я обреченно ворчу нечто невразумительное. Черт бы побрал эти ее глаза, разве против них устоишь!
– Ладно. Но если упадем, ты в этом своем гигантском платье будешь у меня вместо подушки.
Ниель только головой качает в ответ на эту жалкую угрозу. Становится на санки, хватается для равновесия одной рукой за мое плечо, а в другой сжимает тонкую нейлоновую веревку, продетую через нос санок.
Я осторожно становлюсь сзади, обхватываю ее рукой за талию и тоже держусь за веревку. Было бы весело, если бы я не смотрел вниз, на крутой спуск, в предчувствии падения – наверняка ведь будет чертовски больно.
Я расставляю ноги пошире и сгибаю их в коленях, чтобы лучше балансировать.
– Готова? – бормочу ей на ухо.
Ниель кивает. Готов поклясться: я слышу, как у нее сердце начинает биться быстрее.
– Ну, держись!
Я наклоняюсь вперед, мы трогаемся с места и мчимся под гору. Холодный ветер ударяет в лицо. Я даже не чувствую, как бьет нас снег. Колени у меня подгибаются на каждом ухабе, адреналин бурлит в крови. Мне уже почти кажется, что все обошлось благополучно, но тут нас подбрасывает на бугорке, и санки выскальзывают у меня из-под ног.
Ниель визжит и валится вперед, хватает меня за руку и увлекает за собой. Мы падаем в снег и катимся вниз по холму. Я останавливаюсь, распластавшись на спине, и ничего не вижу – все лицо залепило снегом.
– Ниель, ты цела? – окликаю я, переворачиваясь на бок. Она не отвечает. – Эй, Ниель!
Она вся зарылась в снег, одни ботинки торчат. Я подползаю к ней, разгребаю снежную лавину.
– Ниель!
Наконец я вижу ее лицо – она безудержно и беззвучно хохочет. Грудь у нее судорожно вздымается, рот широко раскрыт. Я снимаю перчатку, чтобы смахнуть ей снег со щек.
Ниель наконец немного успокаивается, смотрит на меня, и в глазах у нее стоят слезы.
– Ты цела? – спрашиваю я снова, оглядывая ее, всю облепленную снегом.
Она прикусывает нижнюю губу, по-прежнему улыбаясь, и кивает. Я вдруг остро ощущаю, что она рядом, чувствую ее медленное, тяжелое дыхание. Моя рука все еще лежит на ее щеке, и я не могу отвести взгляд, зачарованный чувством, которое светится в ее глазах. Но едва только я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, как она выпрямляется и врезается мне в лицо головой. Я издаю стон и от боли опрокидываюсь на спину.
– Ой, Кэл, прости, пожалуйста, – торопливо говорит Ниель. – Как ты? – Она встревоженно наклоняется надо мной. Трогает мою щеку рукой в перчатке, осыпая мне все лицо снегом.
– Спасибо, Ниель. Все нормально, – бормочу я, смахивая снег.
Она смеется, поднимается, протягивает руку, и я принимаю ее помощь.
– Ну ладно, раз мы все равно уже бог весть на кого похожи, – говорит Ниель, все еще держа меня за руку, – давай поиграем в снежных ангелов.
У меня округляются глаза:
– Что?
– Иди сюда. – Она тянет меня за собой, пробирается по снегу туда, где он ровный, еще нетронутый. – Повернись.
Став спиной к снежной поляне, Ниель делает шаг в сторону, чтобы раскинуть руки. Выжидающе оглядывается на меня – ждет, что я последую ее примеру.
Я вздыхаю:
– Ну ладно.
Она улыбается:
– Готов? Падаем на счет «три». Раз. Два. Три!
Мы падаем навзничь в глубокий снег. Я оказываюсь в маленькой белой пещере и гляжу оттуда на затянутое тучами небо.
– Двигай руками и ногами, Кэл! – командует Ниель.
Я так и делаю. Если бы Рей меня сейчас увидела, то потом бы до конца жизни изводила насмешками.
Примяв снег руками и ногами, я останавливаюсь и смотрю как завороженный на опускающиеся снежинки. Они падают мне на лицо, тают на коже, остаются на ресницах.
– Кэл?
– Что? – откликаюсь я. Я не вижу ее.
– Ты когда-нибудь любил кого-нибудь по-настоящему?
На минуту повисает молчание. Ну и вопросы она задает. Я пока не готов отвечать честно.
– Нет, – говорю я. – А ты?
– И я нет. Интересно, как это. – Ее голос звучит в тишине, будто эхо. – Наверное, это как падать спиной вперед в темноту. Жутко. Весело. И надо верить, что кто-то тебя обязательно подхватит.
– Или упадешь в снег и отморозишь задницу. Или на камень, и тогда спину сломаешь. Или…
– Кэл! – возмущенно кричит Ниель и садится. – Ты такой неромантичный.
Я смеюсь, и тут же мне в голову летит снежок.
– Эй! – Я сажусь, а она улыбается мне с невинным видом. – Ага, вот, значит, как? Ну, погоди!
У нее приоткрывается рот.
– Не смей! – Она вскакивает и пытается убежать по снегу, я тоже встаю и бегу за ней.
Хватаю Ниель за талию, пихаю ее в глубокий сугроб и сам падаю рядом. Она смеется моим любимым смехом, швыряет мне в лицо горсть снега, пытаясь вырваться.
Я наклоняюсь к ней и толкаю ее еще глубже в сугроб.
– Сдаюсь! – кричит Ниель, поднимая руки вверх.
Лицо у нее раскраснелось, она дышит коротко и прерывисто и улыбается во весь рот. В голову мне снова приходит мысль поцеловать ее, но я опасаюсь заработать еще один синяк. Поэтому встаю сам и поднимаю ее на ноги.
Ниель смотрит на мои брюки и прикрывает рот ладонью, чтобы скрыть смех.
– Разошлись, да? – спрашиваю я и закрываю глаза, ругаясь про себя. Все так же прикрывая рот, она кивает. – Пора идти, а то я так все самое дорогое отморожу.
Она снова кивает, все еще не в силах выговорить ни слова.
Мы подбираем по пути санки и идем к пикапу. Я чувствую, как между ног поддувает сквозь прореху, но я уже смирился со своей судьбой и воспринимаю все стоически. Ниель то и дело одолевают приступы хохота. Она старается сдерживаться, но тщетно. А вот мне, вообще-то, не до смеха.
