Полная женщина, спрашивавшая насчет демократов, пронзительно вскрикнула. Дюссо грохнулся на колени, хватаясь за рукав ее цветастой блузы, а затем устало вытянулся на кафеле около двери, к которой так рвался. Медаль с изображением святого Христофора была по-прежнему у него в руке.
– Потерял сознание, – сказал кто-то. – Глубокий обморок.
– Я виноват, – сказал Джонни Сэму Вейзаку. Ему сдавили, сжали горло слезы раскаяния. – Это я во всем виноват.
– Нет, – сказал Сэм. – Нет, Джон.
Джонни высвободился из рук Вейзака и направился к лежавшему Дюссо, который начал приходить в себя и моргал, тупо глядя в потолок. К нему подошли двое врачей.
– Что с ним? – спросил Джонни. Он повернулся к репортерше в брючном костюме, но та в страхе метнулась от него.
Джонни повернулся в другую сторону, к телерепортеру, который спрашивал, были ли у него прозрения до аварии. Джонни вдруг почувствовал, что непременно должен кому-нибудь все объяснить.
– Я совсем не хотел причинить ему боль, – сказал он. – Честное слово, не хотел. Я не знал…
Телерепортер попятился к лестнице.
– Конечно, – сказал он. – Конечно, не знали. Он сам напросился, все это видели. Только… не трогайте меня, ладно?
У Джонни дрожали губы, он тупо уставился на репортера. Он был все еще в шоке, но начинал уже кое-что понимать. Да. Начинал понимать. Телерепортер попробовал изобразить улыбку, но у него лишь отвисла челюсть, как у мертвеца.
– Только не трогайте меня, Джонни. Пожалуйста.
– Все совсем не так, – сказал Джонни или попытался сказать. Он уже потом не решился бы утверждать, что вообще издал какой-либо звук.
– Не трогайте меня, Джонни, ладно?
Репортер отступил к своему оператору, который упаковывал аппаратуру. Джонни смотрел на репортера, застыв на месте. Его начало трясти.
– Вам же будет лучше, Джон, – сказал Вейзак. За ним стояла медсестра – белый призрак, подручная волшебника, – колдуя над тележкой с лекарствами, этим раем наркомана, миром сладких грез.
– Нет, – сказал Джонни. Его еще трясло, а вдобавок прошибло холодным потом. – Никаких уколов. Я по горло сыт уколами.
– Тогда таблетку.
– И никаких таблеток.
– Поможет вам заснуть.
– А он сможет заснуть? Этот Дюссо?
– Он сам напросился, – пробормотала сестра и вздрогнула, поймав взгляд Вейзака. Но тот лишь ухмыльнулся.
– А она ведь права, – сказал он. – Сам напросился. Решил, что вы, Джон, торгуете пустыми бутылками. Вам надо хорошо выспаться, и все станет на свои места.
– Я сам засну.
– Джонни, пожалуйста.
Было четверть двенадцатого. Телевизор в другом конце палаты только что выключили. Джонни и Сэм вместе просмотрели снятый на пленку репортаж, следовавший сразу за рассказом о том, как Форд наложил вето на ряд законопроектов. Моя история будет поинтереснее, подумал Джонни с горькой радостью. Лысый республиканец, вещающий банальности о национальном бюджете, не шел ни в какое сравнение с тем, что снял здесь несколько часов назад оператор УАБИ. В конце репортажа Дюссо бежал через вестибюль с зажатой в руке медалью и падал в обморок, хватаясь за репортершу, словно утопающий за соломинку.
Когда ведущий начал рассказывать про полицейскую собаку, нашедшую четыреста фунтов марихуаны, Вейзак ненадолго вышел и, вернувшись, сообщил, что еще до окончания репортажа больничные телефоны разрывались от звонков людей, желавших поговорить с Джоном Смитом. Несколькими минутами позже появилась сестра с лекарствами, и Джонни убедился, что Сэм спускался к медсестрам не только затем, чтобы разузнать о реакции телезрителей.
В это мгновение зазвонил телефон. Вейзак едва слышно выругался.
– Я же им сказал, чтобы не соединяли. Не отвечайте, Джон. Я…
Но Джонни уже взял трубку. Послушал немного, затем кивнул:
– Да, совершенно верно. – Он прикрыл рукой микрофон. – Это отец, – сказал Джон и открыл микрофон. – Привет, папа. Ты, конечно… – Он вслушался. Легкая улыбка слетела с губ и сменилась выражением ужаса. Джонни беззвучно зашевелил губами.
– Джон, что случилось? – резко спросил Вейзак.
– Хорошо, папа, – сказал Джон почти шепотом. – Да. Камберлендская терапевтическая. Я знаю, где это. Возле Иерусалимского пустыря. Хорошо. Да. Папа…
Голос его сорвался. В глазах слез не было, но они блестели.
– Я знаю, папа. Я тоже люблю тебя. Да, ужасно.
Послушал.
– Да. Да, это было, – сказал Джонни. – До скорого, папа. Да. До свидания.
Он повесил трубку, закрыл глаза ладонями.
– Джонни? – Сэм нагнулся и осторожно отвел одну его руку. – Что-нибудь с вашей матерью?
– Да. Мать.
– Инфаркт?
– Инсульт, – сказал Джонни, и Сэм Вейзак сочувственно присвистнул. – Они смотрели новости… никто из них не ожидал… и вдруг увидели меня… тут ее хватил удар. Боже. Она в больнице. Теперь, если что случится с отцом, он будет третьей жертвой, – Джонни истерически засмеялся, переводя диковатый взгляд с Сэма на сестру и обратно. – Вот это дар! Всем бы такой. – Снова смешок, похожий на вскрик.
– Как она?
– Он не знает. – Джонни спустил босые ноги на пол. Он был в больничном халате.
– Вы соображаете, что делаете? – спросил отрывисто Сэм.
– А что такое?
Джонни встал, и сначала казалось, что сейчас Сэм толкнет его назад в кровать. Но он только наблюдал, как Джонни ковыляет к гардеробу.
– Не смешите меня. Вам еще нельзя, Джон.
Не стесняясь сестры – один бог знает, сколько раз они видели его голый зад, – Джонни сбросил халат. Под коленками начинались толстые, крученые швы, исчезающие в слабо обозначенных икрах. Он порылся в шкафу и вытащил белую рубашку и джинсы – те самые, что были на нем во время пресс-конференции.
– Джон, я категорически запрещаю. Как ваш врач и друг. Говорю вам, это безумие.
– Запрещайте сколько угодно, но я еду, – сказал Джонни. Он начал одеваться. На лице появилось то выражение отрешенной озабоченности, которое Сэм связывал с его трансами. Сестра ахнула.
– Сестра, вы можете вернуться к себе, – сказал Сэм.
Она попятилась к двери, постояла там какое-то мгновение и скрылась. Неохотно.
– Джонни. – Сэм поднялся, подошел к нему, положил руку на плечо. – Вы тут ни при чем.
Джонни стряхнул его руку.
– Еще как при чем, – сказал он. – Она смотрела на меня, когда это случилось. – Он начал застегивать рубашку.
– Вы просили ее принимать лекарства, а она прекратила.
Джонни посмотрел было на Вейзака, но затем продолжал застегивать рубашку.
– Если бы не сегодня, это произошло бы завтра, через неделю, через месяц…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
