Грок покачал головой.
— Я смотрррел. Их посты ррасставлены по всему перриметрру.
Словно в подтверждение его слов из-за стены раздалось знакомое до оскомины:
— Не надоело?
И покатилось в сгущающейся темноте, словно невидимая петля затягиваясь вокруг тюремного замка.
— Не надоело?.. Не надоело?.. Не надоело?..
— Кланы ррразные, а система оповещений одна, — хмыкнул Грок. — Один же наррод. Эх, объединиться бы! Это ж какая сила была б… Ну ладно, сейчас посты на стенах ррраставлю — и спать, чего и вам желаю. Завтрра будет тррудный день.
И ушел, помахивая своим пулеметом, словно легкой тросточкой.
«Здоровые они, — с легкой завистью подумал Фыф. — Мне б их здоровье».
А вслух спросил то, что с некоторых пор не давало покоя:
— Ты… откуда знаешь? Про то, что думал тот… с топором? И про стрелу?
Настя оторвала взгляд от мощной спины Грока, шагнула к Фыфу, наклонилась. Ее огромные глазищи оказались вровень с его глазом.
— Помнишь, как ты мне лоботомию делал? — негромко произнесла кио. — И сказал, что я с тех пор почти что обычной бабой стала, если не считать танталового скелета, огня и штыков в руках? Так нет, шам. Помимо этого я научилась видеть то, что видишь ты. И чувствовать то, что ты чувствуешь.
— Всегда? — прошептал Фыф.
Он вдруг понял, что мгновенно протрезвел. И горло перехватило, дышать трудно стало. И голова слегка закружилась. От кио пахло как-то одуряюще сладко. Не потом, как от животного, мутанта или человека. А по-другому. Похожий запах источают молодые побеги шагай-дерева, которые запахом привлекают к себе маленьких зверюшек, чтобы схватить и сожрать…
Кио усмехнулась.
— Нет. Только когда рядом нахожусь. Знаешь, иногда мне кажется, что ты меня боишься. Жаль, что я не могу читать твои мысли, как ты мои. Только то, что ты чувствуешь, здесь…
Она положила маленькую, сильную ладонь на свой лоб.
— И здесь, — добавила она, прикладывая руку к левой груди, упругость и объем которой не скрывал, а лишь подчеркивал вытертый камуфляж.
— Ух… — выдохнул Фыф. И добавил, чтоб что-то сказать: — Прям как в любовных романах, которых в ОКНе целая библиотека была…
— Дурак, — холодно пожала плечами Настя. — Я ему о своих способностях, а он мне за любовь. До своей кельи сам доплетешься?
И, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла к тюремному корпусу, в котором у нее тоже имелась своя отдельная камера с дверью и ключом. Где Настя нашла камерный ключ к старинной двери — загадка. Многие молодые нео облизывались на запертую дверь, но вломиться к кио никто не решался. Получить огнем в морду или танталовым штыком в зубы дураков не было.
— Подумаешь, какие мы обидчивые, — проворчал Фыф, с трудом поднимаясь с земли. — Как меня подкалывать, так все нормально. А как я пошутил — так сразу дурак и пошел ты лесом. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
Фыф сделал шаг, другой. Ничего, нормально. Слегка пошатывает от усталости, выпитого и внюханного, но терпимо. До нар точно доплетемся, не на земле же спать…
Он уже почти поднялся по полуразрушенной от времени лестнице к себе на второй этаж, как вдруг понял, что хочет жрать, как жук-медведь после зимней спячки. Но спать хотелось сильнее. Потому спускаться вниз Фыф не стал. Конечно, там сейчас валялась куча трупов нео, у которых можно было нахлебаться вдосталь загустевшей крови. Но, с другой стороны, Грок ясно сказал: завтра на рассвете последний бой. И поэтому, если выбирать перед смертью между пожрать и поспать, сейчас Фыф явно выбирал второе.
Добравшись до своей камеры, он просто рухнул на стальные нары, застеленные какими-то старыми тряпками, и вырубился моментально. Словно кто свечку задул. Тлела она себе, тлела, а тут — фух! И все. Темнота. Глубокая, холодная… Могильная…
Проснулся он от чувства, что рядом кто-то есть. Кто-то невидимый в чернильной темноте камеры. Сквозь плотные шторы из вьюна не проникало ни единого лучика снаружи. Хотя, было бы утро, тусклое солнце все равно б пробило живые занавески. Тогда кто это? Нео-диверсант, проникший в замок с заданием перерезать сонных защитников крепости?
— Со сна ментальное оружие не сразу включается? — прошептала темнота. — А мог бы догадаться.
Мягкое, теплое, податливое внезапно прижалось к Фыфу, словно могильная темнота камеры вдруг обрела форму, поразительно приятную на ощупь.
— Т-ты?
— Я, — вздохнула темнота, прижимаясь к нему сильнее. — После того как ты влез ко мне в мозг и отключил меня от ментального контроля Кулагина, я стала… другой. Словно частью тебя. Бывает же такое…
— А я думал, что тебе Данила нравится, — прошептал Фыф, боясь пошевелиться. Он был уверен: двинь рукой, и волшебный сон немедленно прекратится.
— Данила хороший, — прошептала темнота. — Но он все-таки почти человек. А я — нет. И ты — нет. Но у нас есть одно общее с людьми.
— Что? — выдохнул шам.
— Размножение у нас происходит так же, как у них, — пояснила темнота. — Только дети у кио уже давно не рождаются. Мы вымираем, Фыф, хоть и живем втрое дольше, чем люди.
— У нас то же самое, — тихо произнес шам. — Дети у шамов — большая редкость. Правда, было такое, что одна из наших родила от кремлевского дружинника…
— Я знаю, — прошептала темнота. — И я знаю, что тот ребенок, родившийся от человека, вырос и стал великим воином. Его звали Сталк. Может, слышал о нем?
— Нет…
Сейчас Фыфу было не до каких-то там великих воинов. И не до Краргов, с которыми предстоит схватиться утром и чьи «не надоело?» были слышны даже здесь. Маленькому шаму, возможно, впервые в жизни было так хорошо, что за эти минуты и помереть потом не жалко. Все равно лучше-то не будет.
Но оказалось, что бывает и лучше.
Теплая ладонь скользнула по его животу, сноровисто расстегнула пуговицы, поддерживающие штаны…
— Оххх… — выдохнул Фыф.
— Ого! — выдохнула темнота. — Кажется, у людей это называется «мал да удал».
Фыф открыл было рот, мол, хоть ты и офигительная, конечно, темнота камерная, но мужику такое не говорят…
— Не напрягайся, — хихикнула темнота. — Мал — это я про рост, а удал — это про другое. И давай сразу договоримся: кто мужик, тот и сверху. А то я тебя, пожалуй, раздавлю, жеребец ты мой одноглазенький…
— Вредность танталовая! — нежно прошептал Фыф, одним движением руки опрокидывая на спину неожиданно податливую кио. — Моя вредность… Только моя…
Потом Настя ушла, поцеловав его на прощание. Без кумара, просто так. Приподняла глазные щупальца Фыфа, чмокнула в губы и ушла. Все-таки тюремные нары — это не кровать двуспальная, которые вроде как были в старину. Заниматься любовью на них еще можно, хорошо, что железные, выдержали. А вот спать вдвоем неудобно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
