их разрушенными.
На церковном алтаре он увидел знакомые «плавники» неразорвавшейся бомбы. Бомба лежала носом кверху, гладкая, изящная – само олицетворение неподвижной угрозы. В проходах между скамьями валялись вещи, оставленные гражданскими и солдатами, которые прятались тут до бомбежки: книги, игрушки, разбитая глиняная чашка, льняной мешок с напечатанным на нем названием пекарни. Похоже, убегая, они побросали все. На спинке одной из скамей лежала, свесив руки и ноги, кукла и смотрела глазами-пуговицами в потолок. Доминик надеялся, что ее хозяйка жива и скучает по ней.
– Вы очень добры, – говорил викарий Стефани, – но зачем вы здесь? Солдаты, они мне говорить, что американцы пришли уничтожить. Чего вы хотите?
– Нам нужна ваша помощь, викарий, – сказал Хэнкок.
Стефани непонимающе наклонил голову:
– Моя помощь?
– Да. Мы ищем произведения искусства, которые были в вашей церкви. Вы сказали, что нам тут нечего взять… значит, ничего не осталось?
Стефани опустил голову.
– Да. Все забрали.
– Забрали? – спросил Хэнкок. – Кто?
– Солдаты. Немецкие солдаты. – Стефани нахмурился. – Они брать все реликвии Карла Великого, все ценности, которые были в сокровищнице больше тысячи лет. И другие вещи… бесценные. Бесценные. – Он поднял трясущуюся руку к губам. – Они все забрать и оставить церковь и меня тут в бомбежки.
– Они сказали, куда все увозят? – Хэнкок говорил ласковым тоном.
– Нет. Они только сказать, что спасают их от американцев. – В его глазах была агония. – Но вы добрее ко мне, чем мой народ.
– Мы тут не для того, чтобы забирать произведения искусства, – сказал Хэнкок. – Мы хотим их собрать и вернуть владельцам. Вам. Они не имели права их красть.
Стефани широко раскрыл глаза, и они заблестели в пыльных лучах света.
– Они принадлежать собору. Всегда. Сотни лет. Я должен был хранить.
– Вы никак не могли остановить этих людей. – Хэнкок положил свою изящную скульпторскую руку на колено Стефани. – Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы вернуть украденное.
Глаза Стефани заблестели, слезы покатились по его лицу, оставляя розовые полоски на перепачканных пеплом щеках.
– Я плохо их защищать. Пожалуйста, – взмолился он. – Пожалуйста. Верните.
Доминик глазел на Стефани и пытался проникнуться его чувствами. Он только что пережил бомбардировку, убившую сотни, тысячи человек, едва не убившую и его тоже. И все же его волновали сокровища, которые когда-то украшали собор.
Возможно, подумал Доминик, в их работе все-таки был смысл – по крайней мере, для этого несчастного застрявшего под кафедрой человечка.
Звук шагов у двери резко вернул Доминика к реальности. Он развернулся, поднял винтовку, но немедленно опустил, узнав в прибывших Стаута со свитой. Лейтенант-полковник обвел взглядом их отряд и остановился на Стефани и Хэнкоке.
– Нашли что-нибудь?
Хэнкок покачал головой.
– Тут ничего не осталось, сэр. Ничего, кроме него. – Он похлопал Стефани по плечу. – Говорит, что немецкие солдаты уже унесли все, что тут хранилось.
– По крайней мере, ничего не уничтожено, – отметил Стаут.
– Да, но скоро будет. – Хэнкок беспомощно пожал плечами. – Если мы не знаем, где находятся ценности, мы ничего не можем сделать для их защиты.
– Напротив. – Стаут достал из внутреннего кармана листок бумаги. – Я только что получил наводку от разведки.
Хэнкок взял листок в руки, быстро прочитал и поднял бровь.
– Немецкие музейные работники, сэр?
– Именно. Их имена, должности и местонахождение, если оно известно. Кто-нибудь из этого списка может рассказать нам, где находятся хранилища краденных произведений. Надеюсь, нам удастся вовремя добраться хоть до чего-то из этих вещей.
Доминик встал на цыпочки и посмотрел на список из-за плеча Пола. «Эдит Бекер, реставратор, Пинакотека в Мюнхене, текущее местонахождение неизвестно», – прочитал он.
– Из этого может выйти толк, сэр, – улыбаясь, сказал Хэнкок.
Прежде чем Стаут мог ответить, резкий свист заставил каждую клеточку тела Доминика прийти в боевую готовность. Визг снаряда вынудил их всех разбежаться в поиске укрытия. Викарий Стефани, вскрикнув, упал под скамью. Пол и Доминик нырнули под остатки арки, и мгновение спустя на площадь прямо рядом с церковью упал снаряд. От взрыва затрясся пол, у Доминика от грохота зазвенело в ушах. Стаут что-то кричал, но Доминик за шумом не слышал его приказов. Следующий снаряд упал так близко, что Доминика повалило на колени, и он бережно прижал к себе винтовку. Неуклюже вскочив на ноги, он побежал к проходу между рядами, одновременно глянув на свой отряд. Пол был рядом с ним, а другие солдаты с мрачным видом вылезали из-под скамей, из арок и проходов церкви.
Доминик подумал о том, как Стефани несколько дней лежал под кафедрой, закрыв руками уши и дожидаясь конца. Он знал, что никогда так не смог бы. Он знал, что должен делать, еще до того, как в проход вбежал Стаут и показал жестом выдвигаться наружу. Он должен был очертя голову броситься в этот хаос. Так что он поднял оружие и, слушая тяжелую поступь Пола за спиной, побежал на площадь.
В пылу боя время замерло. Внимание Доминика было предельно сосредоточено и целиком направлено на то, чтобы атаковать одного за другим появляющихся солдат в нацистской форме и уклоняться от летящих одна за другой пуль. Оглушительный шум битвы будто бы отдалился, и выстрелы собственной винтовки теперь казались ему тихими хлопками. Враг скрывался за горой гравия напротив церкви, и Доминик стрелял туда, откуда, ему казалось, палили. Дым пропитал воздух и забил ему легкие. Он видел, как там, где его пули прилетают в гору камней, поднимаются мелкие облака пыли, и чувствовал одновременно сожаление и облегчение каждый раз, когда серый фонтанчик пепла превращался в красные брызги крови и очередной враг с криком падал на землю. Он уже перестал считать, скольких человек убил. Он просто стрелял и надеялся, что выживет, и с каждым вдохом все больше приближал окончательную победу над злом и возвращение домой к Салли.
Возможно, прошло тридцать секунд, а возможно, тридцать минут. Ближе к концу Доминик спрятался за огромный камень, который целиком выпал из стены собора. Он опер об него винтовку и стрелял, стрелял и стрелял в силуэты немцев за горой камней на той стороне площади.
И вдруг все закончилось.
Тишина.
Доминик осторожно вышел из-за камня. Он оглянулся к собору, чтобы убедиться, что остальные целы. Стаут выполз из-за арки, винтовка его еще дымилась.
Только тут он увидел Пола.
Его друг лежал ничком на полу у ворот церкви, и по его груди расползалось темно-красное пятно. В безжизненной руке у него была винтовка, а под ней кровь смешивалась с пеплом. Глаза его были закрыты.
– Нет! – Доминик бросил оружие и, задыхаясь от слез, бросился к другу.
