ж так?
— Сначала сам убедиться должен, на личном опыте.
— И тогда поверит?
— Не поверит, а будет знать! В этом разница.
— Понятно. Авторитеты, стало быть, никакие не признаются? Ни в сфере науки, ни искусства, ни политической деятельности?
— В том-то и дело, что никакие! — сияя, подтвердил Мартин.
— Как-то странно у тебя выходит. Ты вот говоришь, что авторитеты нигилист не признаёт, а сам на Себастьяна своего только что не молишься, кажется. Да и Джеймс Уилшоу, как я понял, целый год в рот ему глядел — пока в сестру вдовы не влюбился. Получается, для вас Себастьян был самый что ни на есть настоящий авторитет!
Этот вопрос привёл Мартина в замешательство. Он открывал несколько раз рот, чтобы ответить, но так и не нашёлся, что сказать.
Когда подкатили к больнице, солнце уж садилось. На белые стены лечебницы ложились красноватые отсветы, в оконных стёклах сверкало расплавленное золото.
— Ты посиди тут, Мартин, — сказал я, вылезая из машины. — Снаружи вольнее дышится. Я, наверное, недолго.
— Да, я лучше не пойду, — кивнул Мартин и достал сигарку. — Покойники нагоняют на меня тоску.
Я поднялся на невысокое крыльцо и постучал в дверь. Спустя пять минут мне открыл мужчина лет пятидесяти, с седоватыми пышными бакенбардами и редкими волосами, начёсанными на высокий лоб.
— Что угодно? — спросил он, окинув меня взглядом. — Больны?
— Нет, мне бы хотелось осмотреть труп Себастьяна Тэкери. Я друг Мартина Уэллса. Меня зовут Кристофер Блаунт.
Доктор нахмурился.
— Но зачем вам смотреть на тело? Что за праздное любопытство?
Пока мы беседовали, я разглядел его получше. Врач, пожалуй, был старше, чем показалось вначале. Одет был не слишком опрятно, из чего я заключил, что медик одинок. Возможно, вдовец.
— Мартин поручил мне провести следствие, — ответил я. — В частном порядке. Он подозревает, что мистер Тэкери был отравлен. Вы ведь обнаружили необычные симптомы?
Врач неуверенно кивнул.
— Но я не сообщал… то есть, официально.
— Почему?
— Мне показалось, что известные яды действуют иначе.
— А неизвестные? Позвольте войти?
— Да-да, разумеется!
Доктор Хэмсворт посторонился, и я оказался в небольшой комнате, пахнущей карболкой. Из неё вели три двери. На одной имелась табличка «Морг». Видимо, именно туда предстояло попасть после предварительной беседы с эскулапом.
— Тело ещё у вас?
— Да, но его должны скоро забрать. Завтра похороны. Вы что с ним делать-то хотите?
— Взглянуть на симптомы.
— Что ж… если угодно. Прошу.
Врач провёл меня в морг и снял с одного из столов простыню.
— Обычно язык чернеет при отравлении свинцом или в результате желудочных болезней. Но у этого… пациента всё произошло очень быстро. Буквально в течение суток, даже меньше. А кроме того, вот, взгляните, — врач раздвинул мертвецу веки. — Видите?!
Склонившись, я рассмотрел помутневшую роговую оболочку.
— Это и вовсе необъяснимо. Больной ослеп практически на глазах у родителей — они присутствовали при его смерти. Подобных осложнений при отравлении кадаверином нигде не описано. Признаться, я даже поискал в Сети информацию об экзотических ядах, но ничего похожего не нашёл.
— И оба глаза такие?
— Оба.
— Можно на язык взглянуть?
— Пожалуйста.
Врач взял специальные клещи и раздвинул покойнику челюсти.
Я увидел чёрный распухший язык, покрытый багровыми прожилками.
— И больше никакие слизистые не поражены?
— Нет. Я нарочно смотрел при вскрытии. Впрочем, ежели желаете лично убедиться… — врач красноречиво указал на ряд прозрачных ёмкостей, в которых плавали залитые желтоватым раствором органы.
— Это вы извлекли из господина Тэкери? — уточнил я.
— Из него. Как видите, никаких почернений.
— Ну, яд мог оставить следы только там, где непосредственно коснулся организма.
Врач пожал плечами.
— Не могу возражать. С экзотическими ядами, не описанными в справочниках, не знаком.
Я подошёл к одной из склянок. Так вот он, мозг великого человека, заключающий в себе попусту пропавший ум! На вид — вполне обычный. Впрочем, едва ли признаки гениальности проявляются в этих извилинах, смахивающих на рисунок грецкого ореха.
— Зрелище не из приятных, — заметил я.
— Бывает, и не такое увидишь, — пожал плечами доктор. — А к этому быстро привыкаешь.
— Понимаю. Почему вы решили заспиртовать органы? Насколько мне известно, обычно после вскрытия их кладут обратно.
Врач смутился.
— Просто… решил сохранить. Покойнику и родственникам всё равно ведь.
— Оставили на случай, если установите, каким ядом был отравлен господин Тэкери? — понимающе кивнул я.
Доктор Хэмсворт потупился.
— Приходило такое в голову! — признался он нехотя.
— Что ж язык не оставили? Или не успели?
Врач нервно взъерошил волосы. Я усмехнулся.
— Вижу, что угадал! Вот что: язык вырежьте и сохраните. Мало ли что. Не выкапывать же потом покойника.
— Вы серьёзно говорите?! — поразился доктор.
— Совершенно. Кстати, не вы ли диагностировали смерть лорда Бланша?
Кустистые брови врача чуть приподнялись.
— Ну, вы и вспомнили… Кто ж вам про него рассказал? Впрочем, неважно. Знаю, что вам наговорили: будто его жена отравила! Так?
Глава 22
Я кивнул.
— Не слушайте! Анну Бланш у нас не любят по двум причинам: во-первых, потому что завидуют, а, во-вторых, потому что её отец ни с кем из местных не завёл связей, а дочери было потом уж не до того.
— Об этом я знаю.
— Леди Бланш — женщина умная, мягкая и совсем не высокомерная. Просто редко приезжает в город, и оттого создаётся впечатление, будто она держит себя слишком… — врач замолчал, пытаясь подобрать слово, — отстранённо.
— Я правильно понимаю, что при смерти мистера Тэкери вы не присутствовали? — спросил я, воспользовавшись паузой.
— Нет, с ним был отец. Тоже врач. Он за мной и послал.
— Понятно. Доктор Хэмсворт, не могли бы вы оставить меня с телом наедине? Ненадолго. Буквально на несколько минут.
Я хотел вызвать фамильяра и выяснить, замешана ли в дело магия.
Врач удивлённо воззрился на меня.
— Наедине? Но зачем? Что вы собираетесь делать?
— У меня свой метод. Обещаю не производить с трупом никаких манипуляций. Он останется в том же виде, что сейчас. Даю слово.
Врача моя просьба привела в замешательство. С одной стороны, он не мог найти объективную причину отказать, ведь жертва
