– Я тоже в газете работаю. Любопытно было бы вас послушать. Как вас?
– Артем Ильич.
– А меня Данилой звать… Расскажите, если вас не затруднит, Артем Ильич.
Выпив еще грамм сто наливки, участник знаменитого рейда немного закусил и начал:
– Сам я с нижнего Дона, из казаков. А супружницу себе нашел в Козлове, бабка моя по материнской линии оттуда. В империалистическую воевал в казачьем корпусе, георгиевский кавалер. Год назад переехал с семьей на жительство в Козлов. Жили, как все, не бедствовали, но и ананасов с рябчиками не ели. И тут мамантовцы, как снег на голову. Узнав, что я с Дона, казаки подъехали к дому и говорят: «Знаем, ты не большевик, Артем, только сочувствующий этим гадам. Эту дурь выкинь из головы. Поедешь с нами, у нас потери. Если откажешься, схлопочешь пулю». Что было делать? Простился с семьей, прыгнул на своего коня и пристроился к эскадрону. Сразу решили повязать меня кровью, проверить, насколько мне можно доверять. Привели какого-то еврея, выдали винтовку и приказали пристрелить. Я подмигнул испуганному Мойше и послал пулю ему плечо. Видимо, он меня понял и упал, как подкошенный. Не видел, чтобы его добивали, значит, выжил. А расстрелов хватало. Много евреев погибло, большевиков, сочувствующих. По приказу генерала Мамантова казаки взрывали мосты, жгли вагоны, грабили склады… Но я и после того случая людей щадил, поверх голов стрелял.
– Не наказали за это? – спросил я.
– Того не было. Попробуй, разбери, куда ты метишь в пылу боя!
– Не пытались бежать?
– Об этом рассказ впереди … Козлов мамантовцы сумели взять почти без боя, а вот с Раненбургом вышла загвоздка. Им там изрядно дали по зубам! Город несколько раз переходил из рук в руки, пока генерал не решил, что с него хватит. Лебедянь особо не сопротивлялась. А вот под Ельцом развернулись бои, и если б не измена и предательство командного состава, он смог бы устоять. 31 августа запылала железнодорожная станция, загорелись дома. Людей на улицах города расстреливали без суда и следствия, достаточно было простого доноса. Командир нашего эскадрона самолично рубанул шашкой пленного молодого красноармейца, но не до смерти. Парень бросился бежать, и тут я решил, что пробил мой час. Бросившись за беглецом, я нагнал его в переулке, положил на холку лошади и вывез за пределы города. Добравшись до дальнего хутора, оставил раненного у надежного человека, переправился через Дон и направил лошадь в сторону Петродара. Вот моя история, Данила, как хошь, так и понимай.
– Вы поступали так, как подсказывало сердце, Артем Ильич, – сказал я.
– Это уж точно… Табачку не найдется?
– Не курю, – пожал я плечами.
Казак попросил закурить у проходившего мимо горожанина. Тот вынул из кармана серебряный портсигар и угостил его папиросой. Я бы не обратил на этот момент никакого внимания, но на крышке портсигара мелькнуло изображение двух легавых собак. Серебряный портсигар «Легавые на охоте», вспомнил я позицию в списке ценностей Ракова. Я пригляделся к хозяину вещицы, присевшему за столик недалеко от нас. Белобрысый, небольшого роста, в черном картузе, светло-зеленом костюме и хромовых сапогах. Приметы ни о чем мне не говорили. Да и портсигар с означенным сюжетом на крышке один что ли в городе? У Светловского такой же!
Я перестал думать о белобрысом и принялся за еду, запивая ее холодным пивом и общаясь с казаком. И тут до моего слуха доносится: «Гы-гы, весево быво!» У меня кусок в горле застрял! Я медленно повернул голову. Слова слетели с губ белобрысого! Я посмотрел на его товарища, державшего в руке стакан с каким-то крепким напитком. Небольшого роста, вихрастый, кареглазый, в сером костюме, косоворотке, хромовых сапогах! Твою мать, «затейники»! Обмывают кровавое свое дело? А где же третий?
Я начал соображать, каким образом сграбастать их без шума и осложнений. Хм-м… Если прямо сейчас подойти и направить на них браунинг, то вряд ли изверги-кровопийцы поднимут ручки. Как пить дать, поднимется пальба. Чем все закончится, неизвестно. Не из таких они, чтобы наложить в штаны. Что же делать?.. Привлечь на помощь казака? На него, кажись, можно положиться, да и силен, как бык… Нет, не стоит, тут дело тонкое… Ладно, надо оставаться спокойным, не дергаться, а когда эти ублюдки покинут столовую, проследить за ними. Прямо сегодня и накроем их на хате!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я глянул туда, где звучал граммофон. Алекса все не было. Вполне возможно, что и не будет в обеденное время. Ну, что ж, так тому и быть. У меня на сей момент иные заботы.
Пообедав, «затейники» поднялись из-за столика и вышли наружу. Пожелав казаку удачи, я также оставил столовую. Бандиты прошли через Соборную площадь, но у самого ее края их пути-дорожки разошлись. После недолгой остановки вихрастый отклонился в сторону бывшей курортной гостиницы, белобрысый взял правее и зашагал по направлению к Разгуляевой. Я не стал долго раздумывать и отправился вслед за последним. Он немного прошелся вниз по улице и неожиданно для меня прыгнул в проезжающую пролетку. Я выхватил браунинг, рванулся изо всех сил вперед и, вскочив на подножку, сунул ствол в грудь бандиту.
– Не дергаться! – скомандовал я. – Ты арестован, сучий потрох!
Он отбил ствол и попытался столкнуть меня с подножки. Я со всего размаху саданул пистолетом ему в лицо. Он обмяк и привалился к боковой стенке кузова.
Долговязый возница с окладистой русой бородой окоротил лошадь и слез с передка с непонимающим видом.
– Что такое?.. Чего это вы?
– Я из Угро! Веревку, быстро!.. Да не торчи ты столбом, остолоп!
– Ага, понятно, я сейчас!
Извозчик забегал вокруг экипажа, хлопая себе по бедрам, охая и вздыхая. Веревку он с грехом пополам отыскал. Связав бандита, я приказал гнать лошадь на Коммунальную площадь.
Глава 14
Белобрысый стал подавать признаки жизни еще на углу Воронежской и Усманской, а в кабинете Угро он уже осмысленно повел глазами. Я вкратце рассказал Светловскому о трагедии в доме Ракова и о моих действиях вплоть до задержания на Соборной площади.
– Так, так, – проговорил начальник, встав со своего места и глядя на бандита. – Один из «затейников», значит. Ну, подлец, говори как на духу, что вы за люди? Кто ваш главарь?
Белобрысый вздрогнул и с опаской поглядел на меня, коснувшись рукой посиневшей скулы.
– Борис Куликов, живу в Ключах, товарищ мой – Гаврила Брыкин, уже сидевший за грабеж, его дом в литерном квартале. Из мещан мы. А главарь наш – Казьма Иванов, мы его Пугачом прозвали. Не здешний, из Тамбова, кажись.
– C чего все началось?
– Мы в столовой с ним познакомились, на бывшей Дворянской. Подсел к нам, хорошо угостил, расспросил о том, о сем, ну, и интересуется, не хотим ли мы сходить кой-куда, чтобы деньжатами разжиться. Дело, мол, плевое – хорошенько пугнуть одного скрягу, бывшего купца Савельева. Что ж, думаем, это можно, и дали согласие. А получилось совсем не так, как он говорил. Войдя обманом к купцу, мы не только пугнули его, но и вынуждены были прирезать всех, кто находился в доме. Пугач заставил. Говорит, свидетелей оставлять, самим в тюрьму стучаться. Точно также мы сработали в домах Сарычевых, Севостьяновых, ну, и Раковых, конечно.
– Кто придумал оставлять тетрадный листок на телах жертв?
– Пугач. Пусть, говорит, уголовка чешет башку.
– Где он живет?
– Об этом не знаю ни я, ни Гаврила. Пугач сам нас находит, ежели что… Да мы про него, коли говорить правду, ни хрена не знаем. Упомянул как-то про Тамбов, ну, мы и подумали, что он оттуда.
– Какие у вас планы?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Бандит поерзал на табуретке и, прищурив глаза, посмотрел на Светловского.
– Ежели скажу, скащуха будет?
Ну и ну, этот кровавый упырь рассчитывает на снисхождение! Вот, сволота!
– Сотрудничество со следствием учитывается в суде, – спокойно ответил начальник.
Бандит кивнул и поглядел на настенные часы.
– Пугач с Гаврилой сейчас трясутся на извозчике к станции Казинка. Наметили грабануть пассажиров поезда Козлов-Петродар. Я не поехал с ними из-за похорон – помер брат родной…
