На базарной площади стояло столько варваров, что казалось, что для них двоих уже не хватит места. Над торжищем висел многоголосый гул от переплетенных между собой ругани и разговоров, и звериного рыка — от блеяния и мычания, от кудахтанья и квохтанья.
Игнациусу показалось, что жители окрестных деревень и киевляне нарочно собрались тут для того, чтобы убедить его, что этот затерянный на краю земли город не меньше любого из крупных городов цивилизованной Европы… Он бы с радостью поверил в эту варварскую хитрость, если б не два обстоятельства. Во-первых, признав это, пришлось бы признать и то, что здешний князь уже знает о его приходе в Киев, и успел подготовиться к встрече. Да Бог с ним, с князем! Кто бы тут не был им, до него Игнациусу не было никакого дела. Просто отсюда очевидно вытекало другое — если знает князь, то знает и Белоян, а вот это по настоящему плохо.
И второе.
Самое главное.
Как бы ему не хотелось верить в обратное, не было никакого княжеского повеления. В этом он был совершенно уверен — не только площадь была полна народу — улицы так же удивляли числом горожан.
А вот на рынке почти ничего диковинного Игнациус не нашел.
Все там было как у людей. Даже восточные купцы — тучные персы и сухие, смуглые арабы — были точно такие же, как и на рыночных площадях Вечного города.
Единственное, что тут было такого, что он не видел у себя, так это амазонки. Здешний народ звал их поляницами. Не теряя из виду Гаврилы, что вертел головой, не скрывая любопытства деревенского жителя впервые попавшего в большой город, он присмотрелся к женщинам. Их было двое. Одна постарше, другая — помоложе. Хотя что там — помоложе… Вторая — совсем девчонка, но обе увешаны оружием до ушей и вместо приличного женской природе платья и скромности — кольчужные рубахи и высокомерные, задиристые взгляды.
На мужчин амазонки смотрели с вызовом, на женщин — сожалением.
«Не они ли?» — подумал Игнациус, поймав на себе оценивающий женский взгляд — «А что? Вполне может оказаться, что и они… Тут друзей нет. Только враги…»
Игнациус держался настороже.
К счастью оба они — и колдун, и он сам — находились в одинаковом положении. Они были чужаками в городе, где уже был свой маг.
«Волхв, — поправил сам себя Игнациус — Волхв!».
А значит, не могли в открытую помериться силами друг с другом, не рискуя нарваться на Белояна. Правда при таком раскладе его положение было все-таки лучше — он-то точно знал, что Белояна в Киеве не было, а вот Митридан об этом мог и не знать…
Ждать чего-то, не представляя, чего именно ждешь — занятие тяжелое, да и глупое. Игнациус, с видом обалдевшего от всего происходящего, ухватил Гаврилу за пояс и пошел следом, словно лодка за кораблем.
«Что он предпримет?» — подумал маг, ощупывая толпу вокруг себя глазами. — «А что бы предпринял я сам?»
Он посмотрел на широкую спину, на мешок, что болтался чуть на отлете..
«А нужен ли ему сам Гаврила? Наверняка нет! Мешок. Мешок ему нужен! А Гаврила… Зачем он ему? Этот уже свое отслужил — принес мешок куда нужно».
Хорошо, что еще надоумил его привязать мешок к руке — так-то спокойнее.
Пришлось рассказать ему на какие хитрости пускаются городские хитники, чтоб отобрать у честного человека то, что он нажил непосильным трудом. Поверил варвар, попросил, чтоб на два узла завязал… Игнациус усмехнулся. «Да хоть на четыре! Разве в узлах дело?»
«Суматоха ему нужна, суматоха… — подумал маг вертя головой по сторонам. — Чтоб поближе подобраться… Давка.»
Громовой рев он услышал как раз тогда, когда они шли мимо скотного ряда. В нем не было тоски домашнего животного, покорно ждущего нового хозяина или приглашения на бойню. Этот рев будил страх, заставлял оглядываться в поисках близкой опасности…
Горожане остановились. Им звук тоже был в диковину, зато, когда звук прозвучал во второй раз… А Игнациусу-то хватило и первого раза — настолько этот рев не вязался с торжищем. Быки, мимо которых они как раз шли и те задрожали. Маг понял — началось!
— Шишига! — заорало сразу несколько голосов. — Зверь Шишига!
Гаврила дернулся на голос и Игнациус обернулся вместе с ним.
На другом конце площади, над людскими головами, над крышами невысоких домиков и купеческих лавок, возвышался темно-коричневый зверь. Все четыре руки его были расставлены в стороны, но ничего больше он увидеть не смог. Против солнца его трудно было что-либо рассмотреть, но даже того, что они увидели, хватило, чтоб убедиться в свирепой мощи чудовища. Это понял каждый, из тех, кто стоял на площади. Над ней повисла томительная тишина. Люди видели и не верили своим глазам. Душами их владело удивление, а не страх.
— Не бывает, — сказал Гаврила хриплым шепотом.
— Чего не бывает? — переспросил Игнациус, не сводя глаз с чудовища. Зверь чесался, словно бы соображал, каким это ветром его сюда занесло.
— Таких шишиг не бывает, — громко сглотнув, объяснил беглый журавлевец. — Обычно они раза в четыре меньше…
Но Игнациус и сам видел, что не настоящий это зверь — колдовской…
Повинуясь, то ли приказу, то ли своему злому нраву, зверь, словно у него в голове крючок какой соскочил, легко и быстро присел и кулаками правой пары рук ударил по крышам лавок, а двумя другими руками подхватил телеги и подбросил их в воздух. Уже в небе повозки развалились на части и обрушились на застывшую в изумлении толпу. Это в одно мгновение превратило горожан, жадных, как и любые варвары, до зрелищ, в перепуганную толпу. Площадь всколыхнулась, словно все, кто там был, одновременно выдохнули, заорали, заметались…
«Огородники, — подумал Игнациус. — Однако, как он решился?»
На его глазах зверь ногой поддел телегу, и с неба тут же посыпались мешки с зерном.
«Заодно они с Белояном, что ли? — мелькнуло в голове, но он тут же оборвал себя. — Если б они заодно были, то и зверя бы не понадобилось!»
Ответ мог быть только один, и он его уже знал.
Что два мага, из которых один был хозяином в этом городе, могли сделать с одним гостем издалека, ему объяснять не требовалось — и сам не раз такое проделывал, бывало даже, что и в одиночку.
Значит Митридан где-то рядом. Совсем рядом, и только мешок не дает магу учуять собрата по ремеслу… Маг с ненавистью посмотрел на Гаврилу, прижавшего мешок к груди, но тот ничего не видел кроме страшного зверя.
На мгновение толпа стала единым телом, по которой быстрее молнии пролетел страх. Люди вокруг них словно всем одним разом пришла в голову одна и та же мысль, сделали общее движение. Толпа, словно вода под брошенным кем-то камнем, отхлынула от зверя и через тонкие ручейки улиц попыталась «вытечь» с площади. Поднятые общим ужасом куры кружились в воздухе вместе с пылью, словно диковинные белые цветы. Смешалось все — рев зверя, наконец-то понявшего, что перед ним беззащитный город, рев толпы, вой обезумевших животных… Воздух дрожал от криков, а земля — от топота тысяч ног и копыт. Вокруг них закрутился людской водоворот. Его спутник дернулся раз, другой, оглянулся…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
