— Пациму неплиятен?
— Ну как бы тебе объяснить… — на секунду задумавшись, вспоминаю о крестнице. Валентин рассказывал про их детский поцелуй. Жаль, что я этого момента так и не вспомнил. — Тебе же нравится Женечка?
— Оцень.
— Если бы она тебе рассказала о каком-нибудь мальчике, который дарил ей всякие вкусняшки и целовал за это в щёчку, тебе было бы приятно?
— Я бы ему молду нацистил!
— Ого! — округляю глаза. — Где ты это услышал?
— От дяди Луса. А цево?
— Да так. Ничего. Понимаешь, Тимоха, когда женщина влюблена в мужчину, ей неприятно слушать о его бывших женщинах, с которыми он целовался в щёчки, скажем так. Даже если это было давно. Они потом начинают ревновать, затем выдумывают проблемы, короче говоря, ищут повод для ссор.
— Но Яна не такая. Она никада не лугала меня и тебя не будит. Она доблая.
— Я знаю, малыш. Знаю, — спешу успокоить его, принимаясь гладить пальцами по виску. — Когда ты вырастишь, ты всё поймёшь. А сейчас мне нужно переодеться и отправиться к доктору в больницу, чтобы он осмотрел мою шишку. А ты беги к бабушке и позови Яну. Они, наверное, волнуются. Особенно Янка.
Сажусь на постели, затем свешиваю ноги, но не успеваю даже задницу оторвать от матраца, как Яна, постучав в дверь, оказывается в моей спальне. Смотрю на неё и теряю дар речи. Меня парализует в полном смысле этого слова, причём не сразу понимаю, что пялюсь на неё с отвисшей челюстью…
Твою ж мать!
— Жень, извини, что прервала вас, мне нужно срочно уехать. Можно мне Тима на пару слов?
— Ого… — выдыхает Тим, не скрывая своего удивления. Впрочем, я тоже… — Ян? Ты едис на бал?
* * *
После внимательного сканирования ребёнка, Яна меняется в лице. Тревога в глазах исчезает, внезапно перетекая в заманчивый блеск.
— Вижу, что у вас всё хорошо. Тогда до вечера. Тим, я очень надеюсь, что бабушка с дедушкой останутся тобой довольны.
Разворачивается, добивая меня окончательно видом сзади...
— А что происходит, Яна? — не могу не поинтересоваться такими внезапными изменениями.
— В смысле? — сделав шаг, Мышка грациозно замирает. Поворачивает голову набок, затем свой тоненький корпус. В оттопыренном разрезе платья замечаю краешек ареолы на сочной груди, чуть ниже оголенную полоску внутренней стороны бедра…
Набрав полные лёгкие воздуха, захлёбываюсь возмущением. Из меня рвётся мат, но я сдерживаюсь. Приходится задышать так часто и поверхностно, что только слепой бы не увидел.
— Черррт… — едва слышно ворчу, хватаясь рукой за стойку для капельницы. Встаю на ноги. Отодвигаю приспособление с прохода. — Тимыч, закрой-ка уши, а лучше беги к бабушке. Хорошо?
— Угу.
Малый целует меня в щёку и сваливает прочь.
— По-твоему, это «униформа» детского фотографа? Или я чего-то не догоняю? Объяснишь?
Посмотрев вслед Тимофею, Яна возвращается к двери, чтобы опереться боком на косяк и выслушать моё недовольство.
Прихрамывая, огибаю осколки на полу, подхожу к ней, становлюсь напротив. Ещё раз оцениваю её внешность, испытывая при этом не самое приятное чувство. Вместе с проблесками ревности нехило так башню срывает, такая она сейчас красивая и дерзкая в этом своём откровенном наряде. Насыщенный сливовый цвет полупрозрачной ткани притягивает взгляд как мулета матадора. Впридачу Мышка ещё и пахнет ошеломляюще. Спелый персик и смесь каких-то свежих цветков вызывает стойкое желание попробовать её кожу на вкус.
А ведь эта девочка моя…
Так все говорят, а я ни хрена не чувствую. Только нестерпимое жжение в груди от осознания того, что Мышка летит на встречу не со мной.
Тогда, мать вашу, к кому она собралась в этом чертовом вечернем платье средь бела дня?
— Пока ты разговаривал с сыном, мне позвонила помощница одного успешного бизнесмена, владельца сети кондитерских «Вишенка». Они ищут фотографа для съемки сладкой выпечки и тортов. Снимки нужны для запуска новой рекламной кампании. Деловая встреча уже назначена. Состоится в приличном ресторане. Я бы не хотела на неё опаздывать. Для меня это важно, Женя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Замечаю, как её дыхание учащается. Сдерживать волнение надолго у Яны не выходит.
Врет? Или всё-таки говорит правду?
Судя по её реакции, точно чего-то не договаривает.
Потянувшись дрогнувшими пальчиками к виску, поправляет за ухо идеально уложенную прядь, открывая моему взору тонкую шею.
Заостряю на ней внимание.
Кожа нежная, молочного цвета, наощупь как бархат.
Совсем недавно ощутил её сполна своими тактильными рецепторами.
На минуту представляю, как осторожно, порхающими движениями поглаживаю кончиками пальцев кромку её уха. Прохожусь вдоль пульсирующей вены к ключице, очерчиваю хрупкое плечо… Ложбинку между налитыми полушариями груди. Затем снова поднимаюсь выше. К губам. В этом невидимом путешествии начинаю терять контроль.
Что ж вам, женщинам, так неймется-то? А???
— Значит… Идёшь на встречу с булочником? А платье не слишком вызывающее для обеда? Тебе ж не ребёнка с ним крестить.
— А что тебя смущает? — её слова прилетают в ответ как хлесткая пощёчина. Вернее, это были мои слова, произнесённые совсем недавно в ванной.
Браво, малыш! Умеешь поразить своей находчивостью.
— Оно вечернее, — подытоживаю, опуская ладонь на внутреннюю сторону бедра. В том месте, где разрез почти заканчивается. Девочка вздрагивает, но ничего не предпринимает. Даже колени не сводит. Смотрит смело мне в глаза. В них читается вызов и уверенность.
— Оно единственное, которое мне подошло и прекрасно соответствует формату заведения. Уверена, в «Sixsty» его оценят по достоинству, — последние слова выходят сиплыми и отрывистыми, потому что моя ладонь, медленно скользнув вверх к развилке, ребром задевает влажные губы, не прикрытые абсолютно ни чем.
Ни чем! Черт её подери!!!
— На тебе нет белья, — сдавленно произношу, впиваясь пальцами в её бедро. — Говоришь, булочник оценит по достоинству?
— Пошёл ты к черту, Захаров! Тебе то что до этого?
Она выдыхает, а вдохнуть обратно не получается. Щёки покрываются алыми пятнами. Паника вспыхивает в глазах.
Оттолкнув меня в грудь, сбегает, не оборачиваясь.
Несколько секунд пребываю в оцепенении, пока звонок мобильного не приводит в чувство.
— Герман! — срабатывает первая реакция.
Дойдя до изножья кровати, дёргаю одеяло на себя, поднимаю трубку.
— Алло.
— Здравствуйте, Евгений Дмитриевич. Вас тревожит заведующая отделением реанимации и интенсивной терапии, Юлия Владимировна Зимина. Я лечащий врач вашей супруги.
— Здравствуйте. Как она? Состояние не улучшилось?
— Полчаса назад ваша жена вышла из комы. Вы можете её навестить.
Сделав глубокий вдох, не знаю, кого в первую очередь благодарить…
— Да. Конечно. Я скоро буду. Спасибо за информацию.
— До встречи, господин Захаров. Самое худшее уже позади…
Глава 29. На изломе чувств
Евгений
— Давайте я вам помогу, — перебросив мой пиджак через руку, Герман подставляет своё плечо.
— Я сам, — отвечаю так, чтобы в моем голосе звучало собственное достоинство. — Костыль лучше подай. Яна где? Выяснили?
— Парни отследили её до самой студии. Ваша Золушка переоделась в будничную одежду и занялась делом.
«Ну надо же…» — с облегчением выдыхаю. — «Бал-маскарад, судя по всему, закончился, и слава богу...»
— Решила вывести меня на эмоции, хитрая лиса, — хмыкаю, пристраивая костыль под мышку.
— Скорее всего, — соглашается Герман. — Она на верном пути. Не сдаётся, не смотря на то, как сложно ей сейчас.
— Да ну на хрен! — опешив, устремляю на Терентьева взгляд. — Ещё пару таких сюрпризов, как сегодня, и у нас начнутся серьезные проблемы. Отношения и так натянуты из-за этой проклятой амнезии. Так она их ещё больше усугубляет, добавляя масла в огонь. Почему дома не сидится? Мне было бы намного спокойнее.
