Пока я слушал странный звук и гадал, что сей неамериканский инструмент еще учудит, кто-то тихо постучал снаружи по стеклу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Я вздохнул, повесил трубку, обернулся, снова глубоко вздохнул и распахнул дверь. Это была Сара Лундгрен. При тусклом освещении нестандартный цвет ее волос было невозможно различить. Волосы под небольшой твидовой шляпкой выглядели теперь просто яркими. На Этот раз она показалась мне более миловидной и женственной — после чопорной и статной Лу Тейлор. Мгновенно возникшее у меня опасение, что я открываю дверь навстречу кровопролитию или даже смерти, тут же сменилось преувеличенной радостью.
— Все чисто? — спросил я и с удовольствием отметил, что мой голос звучал ровно.
Она кивнула:
— На мой взгляд, да. Я оставила машину на том конце парка. Мы можем там поговорить.
Припаркованные автомобили нравятся мне не больше одиноко торчащих телефонных будок. Все, что надо в таких случаях, — это небольшая мина с надежным взрывателем или одна точная очередь из автоматического оружия. На свете нет такого места, о котором можно заранее сказать, что оно гарантировано от любой неожиданности. Но ведь я был простой фотограф-провинциал или, с другой стороны, предпенсионного возраста отставник, нехотя вернувшийся обратно в строй — и потому я не должен был задумываться о подобных вещах.
— Вы не спешили покончить с ужином, — сказала она, ведя меня по тропинке, не примеченной мной в темноте. Ее каблучки тихо цокали по невидимым плитам. — Вам что, пришлось заставить эту женщину рассказать всю историю ее жизни? Или вы поведали ей свою собственную? По крайней мере, вы могли бы избежать часового сидения за чашкой кофе. Вы же должны были понять — если, конечно, удосужились об этом подумать, — что я не переодевалась с тех пор, как прошлой ночью отправилась в Готенбург!
Все это было похоже на то, как если бы я опять был женат, хотя, надо сказать, Бет никогда не была такой занудой. Я вдруг подумал о том, как поживают Бет и ребятишки в Рино. Этот город — не лучшее место для детей.
— Вам не обязательно было все время сидеть у нас на хвосте, — сказал я. — Вы же так и не знали, что мы вернемся в отель.
— Разве вам известно, что я должна делать? — спросила Сара недовольно. — Да не больше, чем мне известно о том, что вам надлежит делать. Все, что я знаю, так это то, что я не должна спускать с вас глаз, пока вы здесь — по просьбе вашего начальства, подтвержденной моим начальством. Когда я получаю приказ, я ему подчиняюсь!
Я слушал ее резкий голос и цоканье ее крепеньких каблучков и мысленно отделил и то и другое от всех ночных шумов — отдаленного гула автомобилей и мягкого шепотка бродяги-ветра. И, тем не менее, звуков было больше, чем следовало ожидать. Это был не треск сломанной ветки и даже не шуршание павшего листа. Просто старый инстинкт опытного охотника подсказал мне, что мы не одни в этом ночном лесу.
Сара резко остановилась:
— Вы слышали? Мне кажется, я слышала какой-то шум.
— Нет, — удивленно произнес я. — Я ничего не слышал
Она напряженно рассмеялась.
— Я становлюсь нервной, когда устаю. Наверное, я просто перетрусила… Господи, я живу в Европе так долго, что уже говорю как британка. Ну пошли.
У нее оказался «харманн-гайа» — сексапильный «фольксваген». Других автомобилей на стоянке не было. Машина стояла на обочине широкой улицы с оживленным движением — даже в столь поздний час. Я и не думал, что до цивилизации, оказывается, было рукой подать. В это время мимо нас пронесся мотороллер. За рулем сидел парень, а аккуратненькая девушка, в бьющейся на ветру юбочке, изящно примостилась, свесив ноги на левую сторону, на заднем сиденье. Двое влюбленных. Я воочию представил себе гневную реакцию американской девушки на предложение вот так прокатиться с ветерком после того, как она пришла на свидание с кавалером, вырядившись в туфли на высоких каблуках, нейлоновое платье и белые перчатки. Парк за моей спиной безмолвствовал Кто бы ни был там теперь, он — они — стояли не шелохнувшись. И мы тоже.
— Ну же, залезайте! — сказала нетерпеливо Сара. Она уже восседала за рулем.
Я занял место слева от нее и потянул дверцу. Она закрылась мягко и тяжело, точно захлопнулась мышеловка. Сара закурила. Пламя спички вырвало из тьмы ее лицо, похожее на призрак, — изумительно красивое. Трудно было ее слушать, не видя ее лица, и думать, что она, оказывается, очень красивая женщина. Жаль, что на словах она такая строптивица!
— Хотите? — предложила она, протягивая мне пачку сигарет — возможно, в знак примирения.
Я покачал головой:
— Бросил. В фотолаборатории это мешает. Трудновато, знаете, навести резкость при фотопечати в комнате, полной табачного дыма.
— Не надо вешать мне на уши эту фотографическую лапшу, мой друг, — сказала она с коротким смешком.
— Но так уж получается, что это правда, — возразил я. — Я ведь и впрямь немало поработал с фотоаппаратом. Поэтому-то мне и поручили это дело — не забыли еще?
— Ладно, так что же вам удалось сегодня выяснить?
— Она едет в Кируну вместе со мной. Она горит желанием посмотреть на гения за работой — удостовериться, что он не забудет вставить пленку в фотоаппарат или еще что-то в таком же духе. Мы не вдавались в подробности относительно истинной причины ее стремления поехать туда. — Помолчав, я добавил: — А кто такой Веллингтон?
— Кто?
— Джим Веллингтон. Ее гость, причем явно побывавший у нее в номере не раз. Он чувствовал там себя как дома. Здоровый парень с вьющимися волосами. Оно говорит: просто знакомый. И еще говорит: очень милый.
— Американец?
— Или очень искусная подделка. Он упомянул Балтиморский клуб фотолюбителей, дав понять, что имеет «звездную» членскую карточку.
— Я наведу справки, — сказала Сара. Она достала записную книжку, подставила чистую страницу к свету уличного фонаря и, повторяя вслух, записала: Веллингтон. — Приметы?
Я перечислил.
— По ее словам, он представляет здесь некую американскую фирму по производству пластмасс.
— Что-нибудь еще можете о нем сказать?
Я покачал головой:
— Нет.
То, что Джим Веллингтон был членом одной из наших оперативных групп во время войны и однажды летел с некоего английского аэродрома через Ла-Манш, я решил пока держать при себе. Не то чтобы эта информация характеризовала его как честного и добропорядочного гражданина: многие из тех, кто рисковал своей шкурой ради торжества идеалов демократии в те далекие времена, давно нашли своему завидному мужеству и боевому опыту куда менее достойное и куда более доходное применение. Но у меня был такой материал на этого парня, которым здесь кроме меня, похоже, никто не обладал, и я не собирался бросать этот материал в общий котел, не удостоверившись, что мне он больше не нужен. В конце концов, он-то про меня молчит. И я могу оказать ему ту же услугу, если, конечно, сочту его достойным моих благодеяний.
— Что-нибудь об этой женщине? — спросила Сара.
Я вновь покачал головой:
— Очень немного. Она хорошо играет роль безутешной вдовы: озлоблена, но абсолютно беспомощна в роли суровой мстительницы, так что ей только остается отважно» создавать себе литературное реноме. Что у вас, ребята, на нее есть?
— Есть у нас вот что: их «пежо» был изрешечен пулями. Нам потом показывали этот автомобиль. Он был как сито. Отверстия были настоящие: из салона через них можно было видеть небо. Много крови в салоне. Человеческой крови — мы это проверили. Урна с прахом была захоронена потом. Отдать на экспертизу этот прах не представилось возможности, да это и не могло бы ничего доказать. Люди, с которыми мы имеем дело, в случае необходимости способны добыть нужное для кремации тело, и, как я полагаю, все трупы имеют одинаковый состав неорганических веществ. Вдова присутствовала на церемонии с повязкой на шее и со слезами на глазах. Повязка была настоящая и была наложена на настоящую рану. Что касается слез, то наш источник не может поручиться за их аутентичность. Но факт остается фактом: Гарольд Тейлор исчез как раз в тот момент, когда многие наши сотрудники разыскивали его, чтобы задать несколько вопросов — и причем исчез он там, где не должен был находиться: туда он мог добраться только при помощи людей с той стороны.
— А многие ли факты из его статьи подтвердились? — спросил я.
Она коротко рассмеялась и выпустила струю табачного дыма в ветровое стекло. Я в принципе не имею ничего против курящих женщин, но с тех пор как сам бросил курить, могу сказать, что запах духов нахожу куда более приятным, нежели запах табака.
— А что же тут можно опровергнуть, Хелм? Он изображает Каселиуса огромным мужчиной с черной бородой — этакий русский казак с раскатистым хохотом. На первый взгляд все это представляется очень неправдоподобным — слишком уж вызывающая внешность для человека, посвятившего себя разведывательной работе, но это мог быть и маскарад, к которому Каселиус прибегал от случая к случаю. В любом случае, другим описанием мы не располагаем, так что мы не можем его оспаривать. Тейлор описал организацию. Это их стандартное подразделение, так что он оказался недалек от истины. Он описал несколько типичных операций. Некоторые нам известны. Он мог узнать о них из нашего же источника. Эта информация, разумеется, считается конфиденциальной, но у него была репутация дотошного человека. Что касается других операций, то проверить, имели они место или нет, просто невозможно. Допустим, некто сфотографировал некий секретный документ, положил его на место, а негатив переслал Каселиусу — но как мы узнаем о его существовании, пока этот документ не начнет работать против нас?
