– Если бы я был на машине, меня бы и случайный прохожий не увидел, – сказал Саша.
– А ты не на машине? – ужаснулась мама.
– Не-а, на метро. Я ж думал, вино буду пить… Значит, полагаешь, они не тянут на «варенку»?
Мама полагала, что такие джинсы тянут минимум на пятнадцать суток: дескать, только Саша сунется в метро, полиция мигом его заметет. Как антисоциальный элемент.
– Ничего, притворюсь строительным рабочим, который возвращается после трудовой вахты, весь в красках, в цементе и так далее. У вас дома каска случайно не завалялась? Нет? Жаль…
Маша в это время собирала шахматные фигуры, подметала осколки, вытирала табуретки, пол и забрызганную вином стену. Подогрела мясо, расставила на столе остатки еды и объявила, что ужин какой-никакой, но готов.
– «Какой-никакой»?! Да это самый оригинальный и незабываемый ужин, на котором мне доводилось присутствовать! – провозгласил Саша, поднял бокал с минералкой и обернулся к Маше: – В честь этого события предлагаю перейти на «ты»!
Глава 26 Головокружение
Маша удачно выступила и в Казани, на втором этапе Кубка, и по сумме баллов прошла в финал. Но до финала ее ждало юниорское первенство России.
…На третью ступень пьедестала она поднялась, как на седьмое небо: бронза на российском первенстве означала, что в конце зимы Маша поедет на чемпионат мира среди юниоров. Окрыленная, она неугомонно прыгала на тренировках тройные и упивалась своим уверенным четким приземлением. Сергей Васильевич останавливал ее, как коня на полном скаку, и гнал на скамейку, точно в стойло:
– Если переусердствовать с прыжками, можно заработать ранний остеохондроз. И коленный бурсит – воспаление суставов. Мышцам нужна передышка. Имей терпение!
Терпение Маша, может быть, и имела, но, оказавшись на скамейке, мигом его теряла и крутилась, как на горячей сковороде. А Сергей Васильевич преувеличенно неторопливо усаживался рядом, расправлял полы пиджака, якобы не замечая, как Маша хмурится и ерзает, и заводил обстоятельный разговор, чтобы подольше удержать ее «в стойле». Темы, правда, подбирал со вкусом, будто забрасывал крючок с соблазнительной наживкой; на такую хочешь не хочешь, а клюнешь.
– Вот, скажем, прыжки, – начал он очередную беседу. – Откуда они взялись? Кого, спрашивается, нам благодарить за то, что мы тут вытворяем? Про Ульриха Сальхова, который придумал сальхов, ты помнишь. С нашим Паниным на Олимпийских играх он бодался в девятьсот восьмом, а прыжок свой изобрел на год позже. Одинарный, само собой. Так что в историю фигурного катания он вошел по праву, несмотря на задиристый норов. Десять выигранных чемпионатов мира – не шутка. А в последний раз он участвовал в Олимпийских играх, когда ему стукнуло сорок два, – о как!
– И опять получил золотую медаль?
– Только оловянную – четвертое место. Все равно рекорд!
– А двойной сальхов Сальхов делал? – спросила Маша и усмехнулась: представила, как кто-нибудь непосвященный слышит эту фразу и ломает голову, что она может означать.
– Нет, двойного сальхова Сальхов не делал, – усмехнулся и Сергей Васильевич. – Но мужчины двойной освоили быстро, уже в двадцатых годах. А женщины – в тридцатых. Тройной и те и другие оседлали в пятидесятых. В конце девяностых в финале юниорской серии американский фигурист Гейбл выдал четверной сальхов, судьи не поверили глазам и поставили недокрут; через месяц, после нудных разбирательств, все-таки утвердили рекорд. Всего Гейбл за свою карьеру приземлил семьдесят шесть четверных прыжков.
– Ого… Гений!
– И тем не менее в его активе только олимпийская бронза и дважды серебро мирового чемпионата. А Мики Андо дважды отхватила мировое золото, хотя прыгнула четверной сальхов один-единственный раз, где-то в начале двухтысячных, кажется, в финале юниорского Гран-при. На сегодня это единственный четверной, который прыгнула женщина.
– Интересно, будет ли пятерной, – сказала Маша.
– Ну, если между одинарным и двойным сальховом прошло десять лет, между двойным и тройным – тридцать, между тройным и четверным – сорок с лишним, можешь подсчитать, когда ждать пятерного. Шутка. С акселем история еще интересней. Если бы прыжки соревновались между собой в трудности, ему бы досталось золото, – а появился он самым первым, еще в восьмидесятых годах девятнадцатого века, опередил и сальхов, и риттбергер чуть ли не на тридцать лет. Автор прыжка, Аксель Паульсен, норвежец, исполнил его не на фигурных коньках – на обычных конькобежных! И не в качестве прыжка, а как специальную фигуру на соревнованиях в Вене. Изобрел самый сложный в истории прыжок, но победителем соревнований не стал. Словом, одни парадоксы.
– А когда его начали прыгать женщины?
– Первой на него замахнулась Соня Хени, слышала о такой? Она, как и Сальхов, десять раз выигрывала мировой чемпионат. Подряд! И на трех Олимпийских играх, тоже подряд, получала золото. Потом стала голливудской актрисой. Умерла в самолете, который летел из Парижа на родину, в Норвегию… Но аксель у нее был скорей не прыжком, а вращением, она слишком рано и слишком сильно поворачивалась перед толчком. В конце сороковых мужчины начали прыгать двойной аксель, женщины отстали всего на пять лет. На грани семидесятых-восьмидесятых аксели пошли уже тройные. И все. На четверной никто пока не покушался. Среди женщин можно по пальцам одной руки пересчитать тех, которые покорили тройной аксель. Все они выдающиеся фигуристки. Как знать, быть может, скоро их ряды пополнятся… – Сергей Васильевич сказал это, не глядя на Машу. Но в его голосе угадывался едва заметный намек.
– А какому из прыжков досталось бы серебро, – спросила Маша с показной безмятежностью, хотя сердце дрогнуло и забилось, как колокол, – лутцу или флипу?
– Считается, что лутцу.
– А придумал лутц Лутц?
Сергей Васильевич кивнул:
– Алоиз Лутц. Австриец. В тысяча девятьсот тринадцатом. Двойной прыгнули в двадцатых годах, ну а тройной – через сорок лет, только в шестидесятых! Джексон исполнил его на чемпионате мира, получил от судей семь шестерок и, естественно, выиграл. А первой из женщин тройной лутц прыгнула Дениз Бильман и тоже заработала шестерку. До нее женщины ни разу не получали оценок «шесть-ноль».
– Но четверного лутца пока нет?
– Почему же, есть. Раз-два и обчелся. И оба раза на американских турнирах в две тысячи одиннадцатом году.
– А риттбергер четверной есть? Он тоже назван в честь Риттбергера?
– Назван – да, в честь; четверного – нет, и попыток не припомню. У нас он риттбергер, а англичане чаще называют его «луп».
– То есть «петля», – смекнула Маша.
– Молодчина, что с английским дружишь. Он тебе пригодится, когда будешь прыгать за границей лупы и тулупы.
Маша как раз собиралась спросить, изобрел ли тулуп Тулуп, но тут ее осенило:
– Получается, что «ту-луп» значит «носок-петля»?
– Во-во! Заходом похож на риттбергер, то есть на петлю, но зубцовый, то есть прыгается с «носка». Четверной тулуп мужчины уже больше двадцати лет крутят.
– А женщины?
– Только на тренировках. Были попытки и на соревнованиях, но ИСУ пока ни одной не засчитала.
– А флип почему так называется? В честь или не в честь?
– Сама мне об этом скажи. Что значит «флип»?
– «Щелчок», – припомнила Маша.
Сергей Васильевич удовлетворенно кивнул.
– Второе название «тусальхов». Ошибочное, кстати. Они только заходом самую малость похожи. Часто у фигуристов, особенно юных, выходит гибрид – «флутц». То есть лутц не с наружного, а с внутреннего ребра, как у флипа. А то, что ты делаешь заместо флипа, на профессиональном жаргоне зовется «лип». Так что с этим прыжком пока погодим. И не смей расстраиваться. Не нужен тебе «липовый» флип!
…Каждый вечер Маша засыпала с мыслью «скорей бы утро» – обидно было тратить время на сон. Ей казалось, что она может не спать вовсе и питаться воздухом. Когда сводило желудок, наспех перекусывала половинкой сэндвича из фастфуда или шоколадным батончиком. От стремительных успехов голова шла кругом. Но однажды закружилась во время вращения в заклоне. В глазах потемнело, будто голову изнутри мгновенно затопило чернилами. Когда чернила схлынули и перед глазами прояснилось, Маша поняла, что лежит на льду, и в следующую секунду ощутила сильную боль в левой руке. Как сомнамбула, поднялась на ноги. Левая щиколотка тоже побаливала.
– С чего бы это? С тобой такого никогда не бывало, – Сергей Васильевич, оказывается, стоял рядом и заботливо поддерживал ее под правый локоть. – Сильно болит? Пальцами пошевели, согни руку, разогни… Не сломана, слава богу. Немедленно к врачу! Полина, быстренько сбегай взгляни, врач на месте?
Да, спортивный врач сидела у себя в кабинете.
– Растяжение, – сказала она.
