самые смелые ожидания. Что может быть более желанным для владельца бара, чем заполонившая улицы, не спящая ни днём, ни ночью солдатская братия, готовая оставить имеющиеся у них деньги на барной стойке, взамен получив порцию пойла, снимающего их усталость, скуку и страхи?
А основательно выпив, эти люди, хотели развлечений не только для души, но и для тела. Предприимчивый хозяин, освободил пустующий второй этаж от разнообразного хлама, потратил определённую сумму на ремонт и соответствующий интерьер, и получил в свои руки ещё один источник дохода. Не менее выгодный. Десять небольших, вульгарно и безвкусно обставленных комнат для «развлечений». Пусть они не отличались роскошью и чистотой, от них этого и не требовалось. Со своей основной функцией они справлялись отлично.
В былые времена за такой «бизнес» он получил бы приличный тюремный срок, но сейчас подобное стало нормой. Старые законы на Самуи не действовали.
Сами понимаете, что входило в мои обязанности, помимо обслуживания клиентов в зале… Крысиная Морда, как я его называла, тот тип, что привёз меня сюда, был, если так можно выразиться, соучредителем предприятия и отвечал как раз за интимную сторону дела. Постоянно торчал в баре, рекламируя свой «товар» и следил за тем, чтобы не случалось никаких неприятностей и эксцессов. Иногда ему, вместе с помощником, приходилось применять грубую силу, приводя в чувства и осаждая слишком пьяных или перешедших границы дозволенного гостей. Своеобразная забота о нас, о своих подопечных. Правда, причиной этому были не тёплые чувства к нам, а забота о сохранении товарного вида, источника своих денег.
— Вы говорите НАС, а откуда были другие девушки?
— Две или три прилетели с колоний. Не спрашивайте зачем. Я не знаю. Как и не знаю, что заставило их этим заниматься. Каждому своё. Они были свободны, в отличие от меня, могли уйти в любой момент. Жили в городе, возможно, промышляли ещё чем-то. Я правда не знаю. Мне было неинтересно.
Большинство из нас были местными, не приезжими. Горький и отвратительный итог, постигшей Самуи беды. Им нужно было зарабатывать на жизнь, таким способом. Потеряв другие источники дохода, им пришлось устроиться на такую «работу». У многих были семьи. Уж не знаю кому пришлось тяжелее, у меня хотя бы не было выбора. Бежать было не куда и не к кому. А они… может и у них этого выбора не было, раз они очутились там. Не знаю…
Я тогда вообще мало что замечала вокруг. Мир сузился до этого полутёмного помещения, в котором я проводила дни и ночи. Не покидая его, не видя солнечного света и забыв, что воздух не обязан пахнуть алкогольными испарениями, потом и табачным дымом. Я превратилась в робота. Бездушный, бесчувственный механизм, покорный судьбе и выполняющий примитивные действия. Молчаливый и пустой.
Могу сказать — я была местной звездой, достопримечательностью и главной изюминкой заведения. Крисиная Морда старался вовсю. Он проявлял удивительную для такого человека эрудированность, используя всё новые и новые эпитеты, находя ёмкие и колкие фразы, для представления и подачи моей персоны для своих клиентов. Не буду перечислять все слова, которыми он давал понять окружающим, что я гражданка Метрополии, враг… И что со мной можно и нужно делать… И всё это под взрывы хохота одних и ненавистные взгляды других. Часто убирая деньги в карман, он хлопал по плечу очередного клиента и напутствовал его — «Оторвись на ней, приятель!»…
— Мария я…
— Вы женаты, мистер Фишер? — перебивает меня она.
— Нет.
— Близкие родственники?
— У меня никого нет.
— Не обижайтесь, но я вам сочувствую. Раз вы один, вам не знакомо ощущение сопереживания и поддержки от близких людей. Вы не знаете насколько один человек может изменить жизнь другого, спасти его, дать самое ценное — теплоту и заботу, а также уверенность что нужно… есть ради чего продолжать жить. Вытащить из такой ямы… Подарить второй шанс…
— Вы говорите про своего мужа?
— Да. О нём. И о дочери, чьё появление в нашей жизни, показало мне, как важно преодолеть самое страшное, забыть, не думать о прошлом, спасти себя и наслаждаться настоящим. В окружении любящих людей, исцеливших твои раны.
— Возможно, я ещё узнаю, какого это, — улыбаюсь я, глядя на Марию и радуясь, что на её лице счастье, а не слёзы от воспоминаний.
— Непременно!
— Так как вы его встретили? — спрашиваю я, имея в виду супруга Марии.
— Мы встретились в тот момент, когда остро нуждались в ком-то. И стали спасением друг для друга. Я «работала» во Флоресе три, может, четыре месяца, не могу сказать точнее. Кошмар — растянувшийся на недели и месяцы, без малейшего шанса на освобождение. Будь у меня в то время, возможность соображать и мыслить, я бы задумалась о самоубийстве. Это был бы выход. Избавление…
В тот вечер Крисиная Морда подозвал меня к себе, когда я проходила мимо, неся убранные пустые стаканы на кухню, и велел подниматься в мою комнату. К очередному клиенту. Я подчинилась. Как обычно. Зашла, закрыла дверь, села на край кровати и тупо пялилась в стену. Как бывало — не раз. Вошёл он. Сделал несколько шагов. Тихо присел рядом со мной и стал разглядывать стену, напротив нас. Молча. Я честно не помню подробности нашей первой встречи. Не помню, как он нарушил молчание и о чём говорил, не уверенна, что он называл своё имя. Не помню свои ощущения и были ли в моей голове какие-то мысли. Всё как в тумане. В спасительном для меня небытие, сопровождающим каждый такой визит, очередного подвыпившего солдата.
Единственное, что я запомнила — это его уход. На мне была одежда. Он не дотронулся до меня и пальцем.
В том ужасе, окружающем меня в эти дни, любое событие, будь то драка на первом этаже, неожиданное разрешение данное Крысиной Мордой на лишние несколько часов отдыха или очередной мужлан, вознамерившийся отомстить всем и сразу, в моём лице за гибель своих товарищей, ничего не пробуждало во мне. Никаких эмоций. Но тот случай… Его приход… Словно в давно потухшем костре, неожиданно один из угольков разгорелся и дал надежду на появление пламени.
Потом он появился ещё раз, через два дня. Затем снова и снова. Он приходил постоянно. На час или два. Сидел рядом со мной, разговаривал. Рассказывал о себе. Делился воспоминаниями о доме и семье. С каждым его приходом во мне что-то оживало, возвращалось. Минуты, проведённые с ним наедине, затмевали всю горечь и отчаяние моего положения. Воспламеняли во мне потерянную надежду. Я, в свою очередь, постепенно
