Монада, устроившая все это, по-прежнему находилась в клетке. Господин Канегисер почти ничего не написал о том, как выглядело это существо, упомянул лишь, что монады, способные физически изменять своих кадавров, встречались ему крайне редко и то, что он увидел, телесно не было вполне человеком, это было некое слияние, сплав, результат насильственной адаптации. Существо стояло, прижавшись лбом к прутьям, и казалось смирным и безмятежным, но когда оно взглянуло на Канегисера, тот ощутил всепоглощающее скорбное недоумение и потом уже задним числом понял, что оно, вероятно, принадлежало не ему, а еще не вполне вернувшейся в границы тела монаде…
***
— Вот, познакомьтесь, — сказал господин с золотым перстнем, гостеприимно распахивая перед Хозяином дверь. — Это Женечка. Поскольку пока не удалось определить, что это за вид, а имя так и не выбрано, мы для удобства нарекли монаду сами. В берлинской конторе у Женечки был только инвентарный номер, а нам не по душе эта немецкая сухость…
Хрупкое создание, неподвижно, как манекен, стоявшее в углу тускло освещенной комнатки, встрепенулось и сделало несколько нерешительных шагов им навстречу.
— Не бойтесь, в данный момент у Женечки печать на устах.
Хозяин не боялся, он внимательно разглядывал ангела, разгромившего берлинскую контору. Впрочем, в конце письма господин Канегисер резко менял тон, заявлял, что берет обратно свои слова о возможной ангельской природе монады, и резюмировал: «Забудьте о том, что я рассказал здесь, и простите за потраченное впустую время. Кажется, в процессе написания мне удалось пережить эти события заново и, собравшись с силами, все же преодолеть искушение. Потому высылаю вам этот отчет как пример любопытного психологического документа и надеюсь, что парижская контора примет меня благосклонно и безо всяких убийственных воплей». Господин Канегисер всегда мыслил своеобразно, а еще он небезосновательно опасался перлюстрации, на регулярность которой намекал еще во времена их личного общения.
Женечке действительно удалось изменить своего кадавра, смазав все личные черты человека, которому когда-то принадлежало это тело. Хозяин даже не мог сказать наверняка, кем был тот человек — мужчиной или женщиной. Он и прежде слышал о редких монадах с такими способностями, но никогда не видел их вживую. Весь облик Женечки был причудливой смесью угловатой хрупкости и скрытой силы: длиннокостные руки и ноги, тонкая шея без намека на кадык, широкие плечи и завидный рост. Серые глаза смотрели бездумно и слегка удивленно, похоже, монада так и не научилась придавать взгляду хоть какое-то выражение.
«Но мне не нужен второй фамильяр, я с Матильдой-то еле управляюсь, куда мне еще и ангела с трубным гласом», — подумал Хозяин, но промолчал, потому что знал: все уже решено наперед. Начальство никогда и ничего не предлагало, оно ставило перед фактом.
А господин тем временем рассказывал Женечкину предысторию: инцидент в берлинской конторе был, по счастью, единственным. Налицо медленный, но очевидный прогресс. Фамильяр, согласно отчетам, туповат и пока не слишком полезен в хозяйстве, однако великое дело перевоспитания духов, использование их сил и способностей в интересах человечества… Хозяин и тут мог бы сказать, что Матильда, покупая для него конфеты «Пьяная вишня» и рявкая на посетителей, вряд ли приносит такую уж пользу человечеству, но сник, мысленно сам себе возразив, что для него-то польза в этом есть, и немалая, он даже не в состоянии запомнить, какие деньги в каком осколке в ходу. То же крепостничество, думал Хозяин, глядя в безмятежные Женечкины глаза, только теперь мы стремимся выпороть на конюшне существ иного порядка.
В руках Женечки появилась картинка с изображением озадаченного серого котенка и словом «любопытство». С помощью таких картинок обучали общению неговорящих монад.
— Над мимикой и сложными предложениями вам, конечно, придется еще поработать. Пока обучение было обрывочным, Женечка слишком часто меняет хозяев, — встретив вопросительный взгляд, господин доверительно понизил голос: — Понимаете ли, каким-то образом этой монаде удается рано или поздно убедить своего Хозяина снять печать. Что, в свою очередь, приводит к потере второжизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вследствие воздействия монады или упразднения?
— Самоуправство всегда приводит к потере второжизни, и вам это прекрасно известно, — сказал господин с легкой улыбкой. — Но мы уверены, что вас это не коснется. Ваши успехи со сноходцем впечатляют. Мы уверены, что и с Женечкой не возникнет особых проблем. — Он взглянул на часы. — Пойду за бумагами, уже должны быть готовы. А вы пока познакомьтесь.
— Сколько же у тебя было хозяев, раз даже до меня дошла очередь? — спросил Хозяин, когда дверь закрылась.
Узкие руки Женечки взметнулись в воздух с растопыренными пальцами. Десять, понял Хозяин, а потом заметил, что Женечка покачивается, потому что стоит на пятках и пальцы ног тоже пытается тянуть кверху. Неведомо откуда на пустом столе возникла еще одна картинка для общения — домик с треугольной крышей объят пламенем, и под ним надпись: «Опасность».
— Не бойся меня. — Хозяин перевернул лист бумаги изображением вниз. — И я тебя не буду.
В широко распахнутых глазах не мелькнуло ни тени понимания, но он заметил, как расслабились плечи.
***
Разумеется, с Женечкой он поначалу пытался исправить все, в чем по неопытности ошибся с Матильдой. Подходил ко всему взвешенно, хорошенько подумав, и не пренебрегал инструкциями. Тщательно изучил стопку документов в картонной папке с обтрепанными завязками. Провел по всем правилам собеседование, но особого успеха не добился — в основном ему показывали в ответ зеленый томик «Что делать?» Чернышевского. Тогда он отправил монаду прибираться в торговом зале и в течение нескольких часов наблюдал, как Женечка с отсутствующим выражением лица раскладывает предметы на полках симметрично и по цветам. Видимо, таково было Женечкино представление о порядке.
— Оно совсем глупое, зачем оно нам? — возмущалась Матильда.
— Женечка умеет водить авто, кадавр сохранил телесную память, — рассудительно отвечал Хозяин, делая пометки для отчета: изменений в Женечкином поведении нет, проявлений чувств нет, прогресса в понимании окружающей действительности не наблюдается.
— Если бы вы сказали раньше, я бы сама научилась! Эта тва… Женечка заставит вас снять печать и вы тоже потеряете голову!
— Довольно, Матильда. Изволь сбавить тон.
Женечку усадили за старинный кассовый аппарат, научили дергать за рычаг, чтобы выбивать чеки, и в магазине стало заметно спокойнее. Теперь немногочисленных посетителей встречали не Матильдины окрики, а слегка удивленный взгляд бездумных и бездонных глаз, что настраивало на созерцательный лад. Попыток отвечать на их вопросы с помощью книжных обложек они, правда, не понимали, но Женечку это не огорчало. На свете, кажется, в принципе не существовало ничего, что могло бы огорчить или обрадовать Женечку.
Хозяин наблюдал за этим с тревогой. С тех пор как он привез нового фамильяра из конторы Начальства, монада как будто находилась в постоянной прострации. Для того чтобы установить психическую связь с Матильдой, ему понадобилась пара недель, а от Женечки не было отклика уже который месяц. Он честно документировал это в отчетах и, проверяя почтовый ящик, всякий раз опасался увидеть там письмо с синей печатью, извещающее, что Начальство вскоре прибудет с инспекцией, дабы выяснить, что же он делает не так.
Он все вспоминал об инциденте, случившемся в берлинской конторе. Несомненно, тогда это была именно эмоциональная реакция: существо пыталось помочь собрату, влекомому в кондильяков короб. Почему же сейчас Женечка не спешит установить психическую связь хотя бы с Матильдой, не тянется даже к себе подобному?
Что, если Женечка живет своим голосом, размышлял Хозяин, засыпая на диване в кабинете. Что, если сущность этой монады состоит исключительно в звуке, в трубном гласе, который заставляет людей выворачивать себя наизнанку, а с запечатанными устами Женечка пребывает словно в летаргическом сне? Матильда рассказывала ему, что смертельно больные люди сейчас замораживают свои тела в особых камерах, надеясь, что в будущем найдут способ вернуть их к жизни и излечить. А если для Женечки такой камерой стал долговязый видоизмененный кадавр?..