преимущество перед американскими СМИ, помогая формировать тактическую и оперативную обстановку путем обмана или введения в заблуждение. Более того, это могло сыграть на руку тем повстанцам, которые понимали важность донесения своих политических идей.
Скорость и успех повстанцев, в свою очередь, потребовали от американских командиров большего: им пришлось составлять сценарий потенциальной войны со СМИ таким образом, чтобы к моменту запланированного боевого столкновения сообщения в СМИ уже были одобрены вышестоящими штабами и подготовлены к публикации в Интернете и в СМИ. В результате произошла эволюция военной практики, в которой операции по оказанию влияния и работе со СМИ были поставлены в один ряд с использованием кинетического воздействия для достижения успешных военных и политических результатов. К концу 2000-х годов военная доктрина США и коалиций развилась до такой степени, что операция могла быть направлена на лишение противника доступа к местности или группе населения и в то же время на разработку медиа-сообщения, которое бы консолидировало поддержку среди убежденных и одновременно пыталось привлечь поддержку неприсоединившихся.
Эффективность американской доктрины информационной войны, тем не менее, была предметом серьезных споров. Действительно, учитывая сложность информационной среды, в которой действовали и которую пытались формировать американские войска - подчиненные военные командования, глобальные СМИ, местные информационные агентства, зарубежная и отечественная пресса, гражданские журналисты, НПО, местные блогеры и влоггеры, - неудивительно, что процесс определения целевых аудиторий и контроля над тем, каким образом будет распространяться информация, был сложным и не всегда успешным. В сочетании со множеством разрозненных организаций, участвующих в определении и формировании информационной среды - от офицеров по связям с общественностью и публичной дипломатии Министерства обороны до офицеров Госдепартамента, ЦРУ и по психологической войне/информационным операциям на театре военных действий, - сложность американской армии означала, что быстрые ответы на вражескую пропаганду иногда были затруднительны.
Даже когда западные силы разрабатывали методы противодействия информационной войне, британские и американские войска пытались усовершенствовать военную практику, чтобы действовать быстрее, чем их противники. Это привело к тому, что командиры разработали военный инструмент для победы над противником еще до того, как им удалось начать свою информационную войну. Решающим фактором стало принятие методов, которые отражали действия самих повстанцев. Генерал Стэнли Маккристал, возглавлявший Объединенное командование специальных операций в 2003-8 годах, знаменито заявил, что "для победы над сетью нужна сеть", и применил подход, предполагавший объединение анализа различных источников данных в ячейку Fusion Cell, которая могла использоваться для руководства военными действиями. При этом особое внимание уделялось выявлению сети повстанцев, а затем нацеливанию на ключевых людей или узлы в этой сети. В военной доктрине, которая появилась в результате этого, подчеркивалась польза молниеносной скорости и последовательных, почти мгновенных множественных ударов с целью вывести противника из равновесия, чтобы он не смог начать свои собственные террористические атаки. Кульминацией этой доктрины, известной как Find, Fix, Finish, Exploit, Analyse (F3EA), стало объединение информации из множества источников и агентств разведки, включая, например, использование мобильных телефонов, разведку изображений и местных информаторов (Ford 2012). Затем эта информация предоставлялась спецназу для захвата или уничтожения целей и сбора информации, которая могла быть использована для дальнейшего выявления и разрушения социальной сети повстанцев. Действуя на большой скорости, спецназ мог выходить несколько раз за ночь для нанесения последовательных и множественных ударов по целям, используя разведданные, полученные в одном месте, для определения следующей цели.
Атакуя сеть повстанцев, цель контртеррористических рейдов заключалась в том, чтобы разгромить повстанческие ячейки до того, как они будут готовы нанести удар, и таким образом создать период времени, в течение которого лидеры общин могли бы вести переговоры и достичь какого-то политического урегулирования, не опасаясь террористических атак. Если часть сети удавалось уничтожить, то это оставляло другие террористические ячейки в организации в неопределенности относительно того, могут ли они быть атакованы следующими. Это, в свою очередь, создавало ряд дополнительных проблем. В первом случае повстанцы уходили в подполье, разбивая свою ячеистую структуру на большее количество отделений, чтобы было сложнее последовательно атаковать каждую ячейку и свернуть сеть. Во втором случае террористы могут быть склонны к еще более драматическим проявлениям насилия с целью заманить своих врагов и заставить их применить больше силы, чем это было необходимо. Транслируя эту эскалационную динамику, повстанцы могут еще больше дискредитировать контрповстанцев как хищных захватчиков (Urban 2010).
Однако, к сожалению для американцев, стратегия, направленная на то, чтобы "выиграть время для неизменно медленных улучшений в управлении", а не на прямое политическое урегулирование, не гарантировала политического успеха (Farrell 2017). Например, в Афганистане, как заметил один бывший министр правительства Талибана, а в 2011 году ведущий член пропагандистской ячейки повстанцев: "У нас нет ни календарей, ни часов, ни калькуляторов, как у американцев"; скорее, "с точки зрения талибов, время еще даже не началось". Американский солдат, по его словам, "запускает секундомер, отсчитывая каждую секунду, минуту и час, пока не вернется домой". В отличие от них, "наши молодые бойцы... не думают о времени и последствиях, а только о бесконечной борьбе за победу". Эти бойцы измеряют время тем, сколько времени им потребуется, чтобы отрастить волосы".
Неявное противоречие, содержащееся в скорости американских операций, заключалось в том, что эти методы не могли привести к политической победе над противником, который был готов нести потери и использовать это в целях онлайн-пропаганды. Американские операции также не могли победить противника, который мог найти убежище в странах, куда западные вооруженные силы не были готовы вторгнуться, или скрываться в трудно контролируемых географических районах (Innes, 2021). Все, что могли сделать американцы, - это снизить скорость, с которой противник мог бы проводить свои собственные наступательные операции. Победить повстанцев было выше их сил.
Это не значит, что разведка с помощью изображений и наблюдения в сочетании с инструментами обработки данных не может быть чрезвычайно успешной для триангуляции террористических ячеек, которые выходят из укрытия и используют современные средства связи для организации своей деятельности. Однако повстанцы не станут вести переговоры с теми, кто отказывает им в их законных политических правах. Таким образом, несмотря на всю свою изощренность, парадокс военной техники, специально разработанной для атаки на повстанческие сети, заключался в том, что на практике она скорее сдерживала активность противника, чем заставляла его признать свое поражение. Хуже того, даже когда разворачивалась трясина в Ираке, а затем в Афганистане, девятилетние поиски Усамы бен Ладена подразумевали, что западные силы были бессильны против противника, который был готов искренне посвятить себя их делу. Действительно, оставаясь вне телефонной и интернет-сети, бин Ладен успешно продемонстрировал способ скрываться в Пакистане, американском марионеточном государстве, и при этом координировать всемирную террористическую сеть (Owen
