Справа от нас покачивается на волнах эсминец.
С него сигналят:
— Привет! У нас ваша железная рыбка.
На конце длинного каната болтается блестящая стальная торпеда, которую мы ночью отправили в сторону врага. Так уж заведено: после каждого тренировочного боя команды эсминцев обшаривают морские просторы, вылавливая все учебные торпеды, и возвращают их владельцам. На воду спускается шлюпка, и на нее водружают стальную находку.
В офицерской кают-компании идет обсуждение прошедших учений.
— На мой взгляд, — высказывается «Ганни», — мы явно запоздали с началом боевых действий. Нам следовало это сделать по крайней мере на десять минут раньше. Ваше здоровье!
— Спешка в таком деле недопустима, — возражает другой офицер. — Я скажу, к чему бы это привело. Мы бы обстреляли неприятеля, он нам ответил. И мы, и они наверняка бы промахнулись в такой темноте… и бросились наутек. Разошлись бы до утра… Кстати, не выпить ли нам по чашечке какао?
На востоке уже занимается заря. «Импенитрейбл», подобно огромному темному холму, вздымается посреди морских просторов. Он медленно движется вперед в сопровождении эсминцев.
4 Сегодня нам предстоит участвовать еще в одном бою — теперь уже при свете дня.
Подготовка идет в небольшом отсеке, расположенном над капитанском мостиком. Инструктор по боевой подготовке просматривает последние радиограммы, выкладывает на карту циркуль и будничным голосом объявляет:
— Через пятнадцать минут входим в контакт с вражескими эсминцами.
Мое внимание привлекла карта, расстеленная на столе. Она давала полное и всестороннее представление о диспозиции невидимого противника. За всеми перемещениями вражеских кораблей велось наблюдение с воздуха, и донесения поступали по радио. Инструктор напомнил мне помощника редактора, который готовит статью о подпольной революции в одном из центральноамериканских государств и пытается воссоздать общую картину, основываясь на сообщениях из дюжины столиц. Выяснилось, что морские просторы, казавшиеся совершенно безлюдными, полны новостей. Вот уж действительно, у флота есть глаза и уши повсюду — под водой, в воздухе, на горизонте и далеко за его пределами.
По радио беспрестанно поступали сведения от небольшой флотилии эсминцев, которая, подобно своре борзых, рыскала в поисках добычи. В десяти милях от нас на поверхность неожиданно всплыла субмарина (а эти диковинные глубоководные создания всегда появляются неожиданно) — лишь для того, чтобы передать сообщение обо всем виденном и слышанном за последние полчаса.
Еще более полезными в плане сбора информации являлись самолеты-разведчики — у этих всегда были новости. Маячивший на горизонте крейсер тоже спешил внести лепту в общее дело.
Боевой флот, направляющийся к месту боя, производит мрачное (я бы даже сказал, зловещее) впечатление.
Он выглядит сущим воплощением суровой мужской целеустремленности. Но это ощущение обманчиво. На самом деле — если вникнуть в реалии флотской жизни — эскадра окажется не менее оживленной и болтливой, чем старая сплетница, приглашенная на званый чай. Новости слетаются сюда со всех сторон! И всякий раз, как очередная порция слухов достигает капитанского мостика, повторяется одна и та же процедура: застекленное окошко в стальной переборке распахивается, внутрь просовывается загорелая рука с донесением, и звучный голос с девонширским акцентом (густым, словно взбитые сливки) произносит:
— Отметьте последнее перемещение, сэр.
— Отлично!
Офицер — тот самый, чьими стараниями изготовлена карта диспозиции вражеского флота — бросает беглый взгляд на бумажку с донесением.
— Ага, я смотрю, к их клубу присоединился еще один участник, — хмыкает он и с видом искушенного ранглера склоняется над своей миллиметровкой.
Я с уважением наблюдаю за действиями офицера — как он скупыми и точными движениями вносит изменения в карту — и вспоминаю дискуссию о роли военно-морского флота, не так давно развернувшуюся в прессе.
Помнится, один из критиков доказывал, что линкоры безнадежно устарели. При всем моем уважении не могу согласиться с подобным утверждением. Мне кажется, вообще неправомочно рассматривать проблему в таком ракурсе. Ибо современный флот не простое скопление боевых единиц, а сложная, высокоорганизованная структура, где все части неразрывно связаны между собой. И если рассматривать боевые корабли как составную часть единого целого, то придется признать: они устарели не больше (и не меньше), чем весь военно-морской флот. Да, линкоры неэффективны (может, даже бесполезны) в отрыве от своего боевого сопровождения. Но попробуйте удалить из эскадры линкоры, и вы нанесете ей непоправимый вред. Толковать о неактуальности линейных кораблей на море — то же самое, что призывать отказаться от тяжелой артиллерии на суше.
Мои размышления прервал стук распахнувшегося окошка. Новое донесение!
— Эй! — послышался все тот же голос. — Вражеская авиация в воздухе! По правому борту два самолета.
Приближаются к нам, идут с отклонением в тридцать градусов!
Вот оно! Сражение началось.
Море, между тем, спокойное, ярко светит солнце.
(Насколько я знаю, подводники ненавидят такую погоду, зато летчикам она нравится.) Наша эскадра — длинная цепочка серых громад — движется вперед. В кабельтове от нас маячит широкая корма флагманского корабля, мощные винты взбивают клочья пены. А позади выстроились остальные линкоры — идут, соблюдая заданную дистанцию. И на каждом из них высятся орудийные башни, которые только с виду кажутся необитаемыми. На самом деле за стальными стенками спрятались люди, готовые по первому же приказу вступить в бой.
А под палубой расположены торпедные отсеки, где в эту минуту находятся другие люди. Они тоже пребывают в состоянии боевой готовности — стоят возле огромных стальных труб, куда им предстоит загружать смертоносных «железных рыбок». И все зенитные орудия, все пулеметы нацелены на невидимого врага.
В сердце своем я ощущаю законную гордость. Нет, что ни говорите, а боевые линейные корабли являются главной ударной силой в любом морском сражении! Ведь именно мы несем на своей палубе тяжелые орудия, способные поразить противника. А всем прочим судам — подчас представленным в виде крошечной мачты на горизонте или просто исчезающе малого дымного облачка — отведена роль наших защитников и помощников.
Эсминцы прикрывают нас в бою, субмарины и крейсера служат разведчиками (получая взамен нашу защиту).
А где-то неподалеку прячется и самый молодой, самый современный член нашей команды под названием авианосец. (Выглядит он, честно говоря, довольно странно — огромный, плоский… уродливый компромисс между сушей и морем.) В таком вот составе — не один боевой корабль, а целая флотилия — мы и намереваемся вступить в бой.
Ого, посмотрите! Кажется, наш авианосец выпускает своих питомцев. Точно! Издалека я вижу силуэты самолетов — маленькие, почти игрушечные. Они взмывают с палубы авианосца — один, другой, третий, четвертый — и, покружившись в небе, устремляются к горизонту. Очень скоро им предстоит вступить в схватку с врагом.
Но где же в таком случае противник? Солнце стоит в зените и сияет так, что глазам больно. Кто-то, сжалившись, протягивает мне очки с дымчатыми стеклами. С их помощью мне наконец-то удается разглядеть вражеские самолеты — те самые, что направляются в нашу сторону с грузом бомб и торпед.
— Прямо по курсу эсминцы вступили в бой, — доносится с мостика.
Я всматриваюсь в даль — туда, где небо сходится с морем, — и действительно замечаю стаю наших верных гончих псов. Их задача — любой ценой защитить линейные корабли (то есть нас), и с этой целью они отвлекают на себя внимание авиации. В настоящий момент эсминцы отчаянно маневрируют, пытаясь отбиться от вражеских самолетов, а те наседают на них, подобно рою рассерженных шершней. Крылатые тени то и дело пикируют на эсминцы, едва не касаясь мачт. Да, похоже, ребята попали в серьезный переплет. Однако с появлением нашей авиации картина кардинальным образом меняется.
