Правда, первым делом он направился не на поиски лавки книготорговца, а поехал на улицу Кассет и приобрел там кожаный камзол, а также белое перо на шляпу — по меркам той эпохи этого было вполне достаточно, чтобы недвусмысленно обозначить свою принадлежность к гвардейской кавалерии.
Если экипироваться должным образом было нетрудно, то отыскать место, где торгуют книгами, оказалось не в пример более трудной задачей — подобных заведений было тогда в Париже не в пример меньше, чем трактиров или зеленных лавок. Даже иные коренные парижане задумчиво чесали в затылках.
Наконец после чуть ли не двухчасовых плутаний по улицам д'Артаньян обнаружил искомое неподалеку от Люксембургского дворца и, оставив коня на попечение одного из вездесущих уличных мальчишек, храбро вошел внутрь.
Он оказался в обширном помещении, где вдоль стен тянулись до самого потолка массивные книжные полки из мореного дуба, уставленные внушительными томами в кожаных переплетах, иные — с золотым тиснением. Было тихо и пусто, только у конторки спиной к нему стоял незнакомый человек — судя по висевшей на боку шпаге, дворянин — и с отрешенным видом перелистывал страницы толстого фолианта.
Увидев на незнакомце плащ мушкетеров короля, синий с золотыми лилиями, д'Артаньян ощутил себя собакой, нос к носу столкнувшейся с кошкой в чужом дворе. Его рука невольно дернулась к эфесу, но д'Артаньяна смутила необычность места, где они сейчас находились. Благолепная атмосфера учености, царившая в этом величественном и тихом, словно собор, помещении, подействовала даже на задиристого гасконца.
— Что вам угодно, сударь? — вежливо осведомился пожилой человечек в черном, вынырнувший неведомо откуда. Он смотрел с таким видом, словно подозревал, что блестящий гвардеец забрел сюда по ошибке.
Д'Артаньян с любопытством принялся было разглядывать красовавшиеся на торговце очки — диковинную новинку по тем временам, состоявшую из пары круглых стекол в массивной оправе, удерживаемых на носу сложным приспособлением вроде щипцов, но вовремя спохватился и произнес с видом знатока:
— Видите ли, любезный… Мне нужен «Декамерон» синьора Боккаччио — на французском языке, понятно, и чтобы он был полный, со всеми днями и страницами…
Он впервые в жизни покупал книгу и потому отчаянно боялся сделать что-нибудь не то, но хозяин как ни в чем не бывало покивал лысой головой:
— Вам повезло, ваша милость, у меня как раз остался один экземпляр, который вам обойдется всего в двадцать два ливра…
«Интересно, а тут торгуются или как? — стал лихорадочно размышлять д'Артаньян. — Двадцать два ливра — это, пожалуй, чересчур… Ну, а вдруг торговаться в книжной лавке категорически не принято и противоречит дворянской чести? Черт побери, не обзаботился узнать заранее!»
Он все же решил не торговаться, величественно кивнув:
— Благодарю, милейший. Книгу отошлете на улицу Старой Голубятни в меблированные комнаты г-жи Бриквиль, для д'Артаньяна, кадета рейтаров…
Он видел краем глаза, что незнакомый мушкетер при этих словах вдруг с явным интересом поднял глаза от книги, разглядывая его украдкой, — но и в этом опять-таки не было пока повода для ссоры. А потому д'Артаньян преспокойно продолжал:
— Вы хорошо запомнили адрес?
— Разумеется, ваша милость. Вы любите творения Боккаччио?
— Люблю ли? — негодующе воскликнул д'Артаньян, нимало не кривя душой. — Да попросту обожаю! Надо вам знать, любезный хозяин, что я однажды имел даже случай перекинуться парой слов с этим талантливым сочинителем!
Мушкетер вдруг засмеялся, достаточно громко. Как ни сдерживал себя д'Артаньян, но этого было достаточно…
— Сударь! — сказал он, поворачиваясь к незнакомцу. — Не соблаговолите ли сказать, над чем это вы так потешались, чтобы нам посмеяться вместе?
— Охотно, сударь, — вежливо ответил мушкетер. — Меня рассмешило одно место в этой вот книге… Впрочем, вас оно может и не рассмешить, ибо вкусы и пристрастия — вещь тонкая, индивидуальная…
Все это было произнесено с должной учтивостью, не дававшей даже записному бретёру повода для вызова, — однако в глазах мушкетера определенно таилась насмешка. Д'Артаньян поневоле задумался: а что если он вновь дал маху со своим гасконским краснобайством и этот самый Боккаччио, как уверяла тогда Луиза, и в самом деле давненько уж помер?!
— Вполне с вами согласен, сударь, — церемонно ответил д'Артаньян, окинув незнакомца быстрым и пытливым взором.
Это был молодой человек лет двадцати двух или двадцати трех, с простодушным и несколько слащавым выражением лица, черными глазами и румянцем на щеках. Тонкие усы безупречно правильной линией оттеняли верхнюю губу. Во всем его облике было, однако, нечто неуловимое, вызывавшее ассоциации с особой духовного звания.
Видя, что д'Артаньян не намерен продолжать разговор, молодой человек, чуть заметно пожав плечами, вновь уткнулся в книгу. Гасконец же повернулся к хозяину:
— А есть ли у вас испанский роман некоего де Сааведра об идальго по имени Дон Кихот?
— Ну как же, ваша милость! — поклонился хозяин. — Извольте! «Доблестный Дон Кихот де Ла Манча», переведенный на французский Сезаром Уденом, секретарем и переводчиком нашего короля, издание этого года, едва покинувшее печатный станок! Особо подчеркну, что это уже четвертое издание за одиннадцать лет, ибо роман сей…
— Дайте же мне его, черт побери, любезный! — нетерпеливо воскликнул д'Артаньян.
— Сию минуту… — и книготорговец спохватился вдруг: — Тысяча извинений, господин гвардеец, но в моей лавке остался одинединственный экземпляр, и его сейчас перелистывает господин мушкетер…
— Ах, вот как! — громко произнес д'Артаньян в пространство. — Ну, я не сомневаюсь, что этот господин сейчас вам его вернет и возьмет с полки что-нибудь другое…
— Можете не рассчитывать, сударь, — не оборачиваясь, произнес мушкетер, медленно переворачивая страницы.
— Послушайте, — сказал д'Артаньян нерешительно. — Дело в том, что я обещал одной даме сегодня же принести именно этот роман…
— Вот совпадение, сударь! — все так же стоя к нему спиной, отозвался мушкетер. — Абсолютно то же самое я могу сказать о себе…
— Сударь!
— Что, сударь?
— Вы не думаете, что вашу обращенную ко мне спину я могу расценить совершенно недвусмысленно? — задиристым тоном произнес д'Артаньян, уже не боясь нарушить благоговейную ученую тишину этого места.
— Это как же, сударь? — осведомился мушкетер, оборачиваясь с быстротой молнии, и его глаза сверкнули гневом, изгнав всякие ассоциации с духовным лицом.