Пока они спорили, бутылка Бориса мелела, как Нил в засуху. Когда Тессэ объявила, что еда готова, русский прихватил водку с собой, а по пути к столу пару раз споткнулся.
За весь ужин он поучаствовал в беседе только раз, рявкнув на жену:
— Барашек плохо прожарен. Почему ты не следишь, чтобы повар готовил как следует? Проклятые обезьяны, надо за каждым шагом наблюдать!
— Ваше мясо тоже плохо прожарили, алто Николас? — спросила Тессэ, не глядя на мужа. — Могу приказать подержать его на огне подольше.
— Все прекрасно, — заверил англичанин. — Я люблю бифштекс чуть-чуть с кровью.
К концу обеда бутылка Бориса опустела, а лицо покраснело и опухло. Он без лишних слов поднялся из-за стола и исчез в темноте, то и дело покачиваясь и едва не падая.
— Прошу прощения, — тихо проговорила Тессэ. — Он такой только по вечерам. А днем все в порядке. Это русская традиция — пить водку.
Она улыбнулась, но в глазах светилась печаль.
— Сегодня чудесный вечер, и еще рано ложиться спать. Не хотите пройтись до церкви? Она очень древняя и знаменитая. Я прикажу одному из слуг взять фонарь, и вы посмотрите на фрески.
Слуга шел впереди, освещая путь, а старый священник ждал их на крыльце. Он был худ, а кожа такая темная, что только зубы блестели во мраке. В руках священник держал массивный серебряный коптский крест, украшенный сердоликом и другими полудрагоценными камнями.
Ройан и Тессэ немедленно опустились на колени, ожидая благословения. Священник легонько коснулся их щек крестом, пробормотал старинную формулу на амхарском, а потом провел внутрь церкви.
Стены покрывали удивительные яркие картины, сверкающие в свете фонаря как драгоценные камни. В стиле угадывалось сильное византийское влияние — у святых были большие, слегка раскосые глаза, а вокруг голов огромные золотые нимбы. Возле алтаря, закрытого блестящим покровом и украшенного медью, Святая Дева баюкала младенца, а трое волхвов и легионы ангелов склоняли колена в почтении. Николас вытащил из кармана фотоаппарат «Полароид» и прикрепил к нему вспышку. Пока Тессэ и Ройан бок о бок стояли на коленях возле алтаря, он прошелся по церкви, фотографируя фрески.
Закончив, Николас опустился на одну из деревянных скамей и невольно залюбовался вдохновенными лицами своих спутниц, на которые ложились золотые блики свечей. Сцена не оставила его равнодушным.
«Жаль, что я лишен такой веры, — невольно подумал он, и не в первый раз. — Должно быть, это очень поддерживает в трудные времена. Хотелось бы мне научиться так молиться за Розалинду и моих девочек».
Николас почувствовал, что не в силах оставаться здесь дольше, вышел, сел на крыльцо и поднял лицо к ночному небу.
На такой высоте в чистом воздухе звезды сияли так ярко, что трудно было различить отдельные созвездия. Спустя некоторое время грусть оставила его. Хорошо все-таки снова оказаться в Африке.
Когда женщины вышли наконец из церкви, Николас дал священнику несколько монет и мгновенную фотографию, которую тот оценил больше денег. Трое спутников вернулись в лагерь в дружеском молчании.
— Ники! — Ройан трясла его за плечо. Поднявшись и включив фонарь, Николас увидел, что, перед тем как отправиться к нему в палатку, поверх полосатой мужской пижамы она накинула шерстяную шаль.
— Что такое?
Не успев дождаться ответа, он услышал хриплый яростный голос, выкрикивающий бранные слова, и несомненный звук удара кулаков по человеческой плоти.
— Он бьет ее! — яростно воскликнула Ройан. — Ты должен остановить его.
Послышался стон, затем всхлипы.
Николас заколебался. Только дурак вмешивается в ссору мужа и жены, потому что обычно они объединяются и набрасываются на чужака.
— Сделай что-нибудь, Ники. Пожалуйста.
Он неохотно свесил ноги с кровати и поднялся. Англичанин спал в коротких шортах и обуваться не стал. Ройан последовала за ним к столовой, за которой находилась палатка Бориса.
Внутри горел фонарь, и на стены ложились огромные тени. Брусилов схватил жену за волосы и тащил по полу, выкрикивая проклятия на русском.
— Борис!
Николасу пришлось трижды позвать его по имени, чтобы привлечь к себе внимание. Наконец тот бросил Тессэ и открыл дверь палатки.
На поджаром, хорошо сложенном, мускулистом теле русского были только трусы. На груди вились рыжие волосы. На полу за его спиной лежала лицом вниз Тессэ и плакала, закрыв голову руками. Она была обнажена и своим прекрасным телом напоминала сильную и красивую пантеру.
— Что здесь происходит? — резко спросил Николас, начиная приходить в ярость при виде унижения такой прекрасной и гордой женщины.
— Я учу черную шлюху хорошим манерам! — проревел Борис. Его лицо, все еще опухшее от выпивки, исказилось от ярости. — Это не твое дело, англичанин. Если только не хочешь заплатить и присоединиться ко мне. — Он отвратительно расхохотался.
— С вами все в порядке, возеро Тессэ? — спросил Николас, глядя в глаза ее мужу.
Та поднялась, прижала колени к груди и попыталась прикрыться.
— Все в порядке, алто Николас. Пожалуйста, уходите, пока не стало хуже.
Из ноздри струилась кровь, окрашивая зубы женщины в розовый цвет.
— Ты слышал мою жену, английский ублюдок? Убирайся! Занимайся своим делом. Убирайся, пока я и тебя не научил хорошим манерам.
Борис шагнул вперед и попытался толкнуть Николаса в грудь. Тот легко увернулся, словно матадор, отходящий с пути разъяренного быка. Отшатнувшись, Харпер использовал силу удара, чтобы швырнуть Бориса вперед. Потеряв равновесие, русский вылетел из палатки, врезался в стул и рухнул на землю.
— Ройан, отведи Тессэ в свою палатку! — тихо велел Николас.
Ройан бросилась внутрь, схватила с постели простыню, накинула ее на плечи эфиопке и помогла встать на ноги.
— Пожалуйста, не делайте этого, — всхлипывала та. — Вы не знаете, что может случиться, когда он в таком состоянии. Он кого-нибудь поранит.
Ройан вытащила ее из палатки, невзирая на слезы и протесты. Борис уже поднялся на ноги. Он заревел от ярости и схватил стул, на который налетел. Без видимых усилий русский оторвал ножку и поднял ее над головой.
— Хочешь сыграть со мной, англичанин? Давай, я готов.
Он бросился на Николаса, размахивая ножкой, как дубиной, да так, что она свистела, описывая круги. Когда противник поднырнул под удар, Борис немедленно изменил направление, метя в грудь. Попади он, ребра бы не уцелели, но Николас снова ухитрился увернуться.
Они некоторое время осторожно кружили, а потом Борис опять бросился в атаку. Если бы водка не притупила реакцию русского, Николас никогда бы не справился с таким противником. Но Борис бил не настолько метко, чтобы нельзя было ускользнуть от ударов. Англичанин выпрямился и изо всех сил врезал противнику кулаком прямо под грудину.
