44-я теперь вела огонь по ним.
С первых же залпов у борта флагмана взметнулись белые столбы всплесков. Пытаясь затруднить пристрелку, фашистский корабль изменил курс. Но на батарее были опытные артиллеристы. Снова всплески разрывов встали у флагмана. Фашистам пришлось поставить дымовую завесу и отходить в море. Позднее они были вынуждены признать, что в головной корабль попал снаряд русской береговой батареи.
Тем временем и на 44-й появились первые потери.
Патроны по дотам разносил скромный повозочный краснофлотец Дуров. Несколько дней назад во время налета была убита его лошадь. Поэтому Дуров на себе перетаскивал цинки с патронами, пулеметные диски. У пролива осколок вражеской мины оборвал его жизнь. Осколком снаряда был ранен шофер Михаил Денисенко, получили тяжелые ранения и еще несколько человек.
После новой бомбежки и интенсивного артиллерийского обстрела фашистские автоматчики пошли на штурм батареи. И тут навстречу врагу поднялся младший лейтенант Михаил Логунов:
— За мной, товарищи!
Рядом с ним встал комсорг батареи Рахманов. Дружно вскочили на ноги защитники батареи и бросились на врага.
Автоматчики не приняли штыкового боя и отошли, потеряв много убитых, оставив на месте боя раненых.
Подходы к дотам были заминированы. Только ценой огромных потерь фашистам удалось занять первую линию обороны. Особенно много вражеских трупов осталось на проволочном заграждении. Батарейцы вынуждены были отойти к своей огневой позиции.
Командир батареи доносил в штаб: «Нахожусь в окружении. Противник занял городок. Веду бой. Подвергаюсь обстрелу, бомбит авиация. Коды сжигаю. Давайте открыто».
Командование обороной острова разрешило мужественным артиллеристам с наступлением темноты взорвать батарею и прорываться для соединения со своими частями на север к полуострову Тахкуна, где проходил главный оборонительный рубеж.
Когда об этом стало известно командиру центрального артиллерийского погреба сержанту Федору Попову, он заявил, что никуда не уйдет и погибнет вместе со своей батареей. Можно понять этого человека, вложившего столько труда в свою батарею, воевавшего на ней, человека, который решил до конца не покидать своего поста.
Он подготовил погреб, где хранились боеприпасы для взрыва. Как рассказывали его товарищи, комсомолец Попов перед взрывом погреба закурил и сам задраил за собой бронированную дверь.
Когда фашисты вступили на батарею, глыбы бетона взлетели в воздух. Они крушили орудия батареи, разрушали уцелевшие приборы. Вместе с батареей геройски погиб сержант Федор Попов.
Подошли сумерки. Темнота помогла батарейцам собраться вместе для прорыва и в то же время позволила нескольким вражеским автоматчикам незамеченными просочиться к самому командному пункту. Стоило только приоткрыть дверь КП, как поблизости раздавалась короткая очередь, и разрывные пули, разбрызгивая искры, дробно били о броню.
На помощь пришли старшина батареи Антонов и пулеметчик краснофлотец Есиков. К командному пункту они выкатили пулемет «максим». Тщательно прицелившись, дали несколько очередей. Одна за другой, ломая ветви, вражеские «кукушки» сорвались на землю. Путь отхода с командного пункта был свободен.
Уничтожив документы 44-й, Катаев передал последнюю радиограмму: «Связь с вами кончаю. Командир батареи». Часы показывали 18 часов 20 минут. Почти двенадцать часов вела батарея бой с фашистами.
Оглохшие от непрерывной канонады, штыками и гранатами пробились батарейцы на север к своим товарищам. Раненых они вынесли с собой. Да и не только раненых. Даже пулемет могучий старшина батареи Антонов вынес на своих плечах.
Прикрывая отход товарищей, краснофлотец Серебрянский оказался окруженным вражескими солдатами в доте. Видя, что спасения нет, моряк подпустил врагов поближе, а потом бросился на них со связкой гранат.
Сообщая о боевых действиях на юге Хийумаа, командование Северным укрепленным сектором представило к наградам многих уцелевших защитников 44-й батареи. В числе первых для награждения орденом Красного Знамени были названы старший лейтенант Катаев, старший политрук Паршаев, старшина батареи Антонов.
Кроме артиллеристов 44-й батареи, южное побережье острова обороняли подразделения 33-го инженерного батальона. Утром им пришлось вступить в бой с десантниками. Произошло это у хутора Винтри. Стойко дрались советские бойцы, но фашисты обошли их. Пришлось с боем прорываться на север. В ночь на 13 октября рота лейтенанта И. Ф. Найденова заняла оборону у местечка Яусы, прикрывая с юга подходы к крупному населенному пункту Кяйна. Дальше находился островной аэродром. Именно туда ждали обещанную с Большой земли помощь.
Местность была удобной для обороны: с одной стороны море, с другой — болото. Фашисты могли идти только по дороге. К тому же рубеж строила их рота — бойцы знали здесь каждую тропинку.
У развилки дорог рыжим осенним холмом возвышался дзот. Его заняли пулеметчики сержанта Понтуса. Времени произвести пристрелку хватило. Поэтому, когда на дороге появились фашистские солдаты, их встретили метким огнем.
Начальник штаба батальона старший лейтенант Родовский передал командиру: «Задержать продвижение немцев по дороге на Кяйну». И бойцы мужественно отбивали все атаки фашистов. Уже перестрелка раздавалась где-то в тылу в направлении Кяйны, а они не оставляли рубежа. Фашисты предприняли еще две атаки. В одной из них погиб пулеметчик Понтус. Лейтенант Найденов выслал на север разведчиков. Прошло несколько часов, как пропали во мраке сержант Криворученко с бойцами, а известий от них не было. Наконец мокрые, замерзшие, четыре разведчика появились перед командиром. Вести, которые они принесли, не радовали. Фашисты по другой дороге обошли Яусу и вели бой уже где-то у Нымбы. Аэродрому грозила опасность, а рота оставалась отрезанной от своих. Криворученко доложил, что в соседней деревне разместился штаб немецкой части. Разведчики установили места, где стоят часовые. Командир роты внимательно выслушал Криворученко, подробно расспросил его бойцов. План прорыва уже вырисовывался перед ним.
Ночью рота оставила рубеж и, соблюдая меры предосторожности, вышла к берегу. Только небольшая группа во главе с Криворученко снова отделилась от всех и скрылась в темноте. Через час бойцы услышали два сильных взрыва. Багровое пламя взлетело в небо, на низких облаках затрепетало зарево. Потом стали слышны беспорядочные выстрелы. Дерзкий налет на штаб отвлек внимание гитлеровцев. Рота лейтенанта Найденова пробилась к своим.
Упорные бои продолжались по всему острову Хийумаа. Особенно ожесточенными они были у острова Кассар, соединенного с Хийумаа дамбой, у поселков Кяйна и Нымба. Тут фашистов удалось остановить на несколько суток.
Среди отличившихся при обороне южного берега Хийумаа скупые строчки боевых донесений называют капитана Георгия Антоновича Горюнова и его бойцов. Долгое время считалось, что сам капитан погиб в холодных волнах, раненным пытаясь переплыть на остров Кассар. За отвагу посмертно он был награжден орденом Красного Знамени. Подлинными героями этих же боев стала рота капитана Михаила Ивановича Голованя.
Ведя упорную борьбу с танкетками противника, она отошла в район Нымбы. Головань принял командование над разрозненными группами, прорвавшимися с юга.
Вот что писал в те дни комендант Северного укрепленного сектора: «Двое суток сдерживали натиск врага бойцы капитана Голованя. 15 октября, уничтожив свыше 300 гитлеровцев, несколько противотанковых орудий и до 5 танкеток, они перешли в наступление… На следующий день, когда немцы бросили батальон в тыл отряда Голованя, ему было приказано отходить на Тахкуну. В ночь на 17 октября с боем через вражеское кольцо прорвался отважный командир со 120 бойцами и одной 76-миллиметровой пушкой. В боях за Кяйну и Нымбу противник потерял убитыми свыше 700 человек».
Говоря об операции «Зигфрид» (так фашисты называли захват острова Хийумаа), Вальтер Мельцер в своей книге отмечает, что наступающий в районе Нымбы батальон «был остановлен и даже с помощью 176-го и 151-го пехотных полков оказался не в силах сломить вражеское сопротивление».
12-я береговая батарея стояла на северо-восточном побережье острова. Во время сентябрьских боев она вела огонь по Вормси, позднее стреляла по кораблям противника и высадившемуся десанту. Когда враги подошли вплотную, орудия ее были взорваны, личный состав занял сухопутную оборону. Несколько дотов и дзотов, заблаговременно созданных на территории батареи, теперь особенно пригодились.
Противник отрезал все дороги. Перед боем личному составу батареи было передано: «Батарея в окружении. Наша задача — израсходовать весь боезапас и уничтожить побольше врагов».
Бой длился весь день. С наступлением темноты политрук батареи М. С. Кравец вывел из разбитого дзота раненых Т. А. Хейнолайнена и А. Я. Чистякова. Они едва двигались и просили оставить их, не рисковать. Но Кравец был настойчивым и мужественным человеком, он не бросил товарищей. Им удалось незамеченными пробраться через вражеский заслон, выйти на безлюдную дорогу. Горечь и гнев переполняли сердца артиллеристов. Они дрались неплохо, но разве остановишь противника, имея лишь личное оружие, — пришлось отступать. Они шли к Тахкуне, туда, где еще кипели бои.
