Он шел на Зов, словно зверь, ведомый ненавистью и остатками чужого влияния в мыслях. Он понятия не имел, что ожидал увидеть. Дракона в одной из комнат Вейсхаупта?
На столе стояло наполовину аккуратно вскрытое драконье яйцо.
Корифей рассмеялся. Хохот наполнил его черной вязкой массой и заставил давиться кашлем. Он смог прекратить лишь когда от боли в груди зазвенела голова, а на губы налипли кусочки легких. Корифей резким движением оттер кровь и гной.
— Вот, что ты такое, — пробормотал он. — Слабая недоразвитая тварь, не сумевшая даже родиться на свет. Мелкая ящерица, возжелавшая небес.
В ответ ударило магией. Так, что Корифей почти согнулся под ее тяжестью. Шипение проникло в уши извивающимися змеями.
— Но я сильнее даже Думата, пусть мое тело и слабо. Моя сила — далека от всего, что могут представить смертные. Она — часть силы самого Создателя.
— Создателя? — процедил Корифей, подходя ближе.
Теперь он видел. Свернувшееся белое тельце дракона, опутанное тонкими щупальцами, растущими отовсюду. Невинность и уродство.
— Он создал их такими, какими они были всегда. Огромными и прекрасными, мудрыми и жестокими. Но мне он дал шанс родиться и расти, как всем тварям, что сейчас населяют мир. Но даже в этой утробе я был сильнее их всех, умнее. И отец не дал мне вырасти. Запер, как и других, и я ждал — много, много лет. Ты должен был привести сосуд, маленький зародыш внутри девчонки из Тени. Ты не привел! Теперь она потеряна, все было зря.
Он замолчал, и время будто застыло.
— Почему Древние Боги бросили нас?
Корифею послышался смешок.
— Они обманули сами себя. Послали жрецов в Золотой Город в надежде, что те отыщут в нем способ освободить их. Они возжелали больше власти, чем им было положено. Они посягнули на творение Создателя. Вот правда, за которой ты пришел. Все, кто жил когда-либо, все ваши боги — дети Создателя. Узри же истину, ты заслужил, несмотря на свое неповиновение.
Тело онемело, а комната расплылась. Давно позабытое чувство затянуло его в водоворот чужих мыслей и образов — так Древние Боги посылали верховным жрецам видения.
Восемь богов-драконов были лишь одними из сотен — идеальных бессмертных созданий. Не первый Его неудачный эксперимент. Лишь восемь из них восстали, ведомые гордыней и погубили остальных. Землю пропитала темная материя — едва зародившаяся, она тут же отравила и уничтожила все на своем пути, все, что с любовью создавалось Им. Скверна. Первоначальная, огромная, как черное море, вышедшее из берегов, смертоноснее всех Моров, вместе взятых.
Создатель не стерпел.
Заточил бунтовщиков, очистил земли от скверны и покинул мир, как тысячи других до него. Но прежде дал еще один шанс — сотворил тварей простых и разных, надеясь, что в них не проснется та же жадность, что в первых детях.
Золотой Город сиял, как солнце. Корифей мог бы назвать его прекрасным, хотя даже не видел, как не мог увидеть в Тени Черного Города, постоянно маячащего на периферии зрения.
Город разрушился и почернел, став тюрьмой для скверны и чудовища, которое Создатель посчитал слишком опасным заточать в земле вместе с остальными.
— Это был ты, — Корифей вернулся в темную прохладную реальность, — мы освободили тебя.
— Я хотел дать вам безграничную власть, какой вы желали, в обмен на верность, — от тела дракона пошла рябь, словно от отражения в воде
Корифей хотел дернуться назад, но не успел.
— Вы уникальные существа — ты и Архитектор. Этого будет недостаточно, но я пожру вашу силу и начну свое восхождение.
Его веко дернулось и открылось, обнажая блестящий черный глаз. Тонкие щупальца ринулись вперед и мгновенно, быстрее, чем Корифей успел осознать, пробили броню на груди, будто старую рухлядь. Они оплели тело и заставили магию в жилах пересохнуть, словно реку в вечном пустынном жаре.
Я разберу тебя по частицам и впитаю каждую, — сказал дракон голосом Корифея в его собственном разуме, цепляя невидимыми щупальцами мысли и сминая их, будто глину.
Сетий Амладарис проснулся от холода. Кутаясь в плед, он сидел за столом в приемном зале. Сколько уже эта комната не видела знатных гостей и богатых пиров? Камень крошился, гобелены и шторы поблекли, картины облупились. Все покрывал слой пыли. Прибираться было некому. От окна тянуло гниющим мусором. Сетий позвал слуг, чтобы закрыли. Никто не отозвался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Слуг нет, — проскрипела Иантина.
Его жена сидела на другом конце стола. Сетий еле мог разглядеть ее — зрение подводило. Голос ее звучал, как карканье, белая кожа отдавала серостью, и даже издалека он видел, что от пышных волос почти ничего не осталось. Иантина тяжело поднялась. Скелет, обтянутый кожей. Ему показалось, сейчас она рассыплется в прах.
— Ты их всех убил, — она шагнула к камину, и раздался треск.
Сетий опустил глаза и увидел, что пол устлан костями, очищенными до блеска зубами крыс. И правда, он убил их. Сделал все сам: положил каждого на алтарь и взрезал все вены тонким кинжалом. Но даже крови оказалось недостаточно. Он не помнил, что случилось дальше, но в империю с небес пришла смерть. Солнце поблекло, и вместо урожая росла одна гниль. Люди болели сразу десятками неизвестных и неизлечимых болезней. Тевинтер разлагался, распространяя смрад.
— Нужно ли сопротивляться неизбежному, если борьба только продлевает распад? — Иантина вырывала страницы из драгоценных фолиантов и бросала в огонь частицы истории, написанные со слов сомниари и тайны магии, доступные лишь верховным жрецам. — Я так устала. Ты устал, любовь моя?
Ее интонации убаюкивали. Сетий давно забыл, как звучит ее голос. Он забыл, как выглядит ее лицо. За его спиной стояло ее уродливое охрипшее отражение. Но оно разговаривало так же, как могла говорить она. И ему отчего-то не хотелось ничего менять.
На улицах Тевинтера копошились, словно насекомые на трупе, люди, грабящие, убивающие и насилующие друг друга. Они рушили храмы и дворцы, сжигали библиотеки и меняли украденные богатства империи на еду. Солнечный свет, казалось, покрывал обветшалые дома слизью и отравлял воздух. Чтобы восстановить империю, понадобилось бы чудо. Чудес не существовало. Свет на небесах превратился в грозную мертвую крепость, повисшую за солнцем. Весь мир стал больным подобием себя прежнего. А в центре всего лежала империя Тевинтер — разлагающийся труп.
Сетий закрыл глаза. Он вдруг ощутил себя очень-очень старым.
— Я устал, — ответил он.
Иантина обняла его. Ее руки не походили на руки живого человека, но их тяжесть успокаивала, будто одеяло, наброшенное на плечи.
— Пора сдаться, — сказала она.
Сетий приложил усилие, чтобы открыть глаза.
— Нет… — он еле ворочал языком.
Солнце причиняло иссушенной коже боль. Все тело болело. Он не помнил, что с ним.
— Быть может, еще не совсем поздно. Еще можно… исправить.
Он бы много хотел исправить. Совершенно все.
— Давно уже поздно, — Иантина гладила его по плечам. — Ты чувствуешь? Словно все вокруг хочет отойти ко сну после тяжелого дня. Словно близится ночь, а утро уже никогда не настанет. Нужно просто поддаться. А потом… станет легче. Я обещаю.
— Это я виноват, это все из-за меня, — прошептал Сетий, глядя в окно. — Я должен попытаться, я обязан…
Глаза так болели, что из них катились слезы.
— Больше ничего не сделать, — голос Иантины пронизывала такая искренняя печаль, что на мгновения Сетий поверил ей, — у тебя больше ничего не осталось.
Ничего, и правда. Он сам — во всем, что он сейчас видит. Обессиленный и гниющий заживо.
Но когда они решили проникнуть в Черный Город, то тоже не имели ничего. Титулы, магия, богатство и власть — все это ничего не значило по сравнению с целью, к которой они стремились. Семеро смертных и обитель Бога. Никто из них не облек сомнения в слова, но все думали об одном и том же: ничего не выйдет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И они это сделали.
Сетий Амладарис сделал это. Их остались единицы — тех, кто видел то, что смертным было видеть не дозволено.
