Когда, наконец, Земляной счел, что выкачал из меня достаточно информации, я была выжата, как лимон. Добравшись до своего «Фольксвагена», я завела двигатель, включила на полную громкость приемник и настроила его на волну самой бодрой радиостанции, какую только нашла. Еще нужно было заехать к Серегиным за вещами, но я поехала прямо домой, и дело тут вовсе не в усталости. Я ни за что не решилась бы показаться на глаза Лене и детям.
Спустя полчаса я была уже дома, в самом милом и дорогом для меня месте на свете. Здесь не плакали только что осиротевшие дети, не седели на глазах молодые вдовы. Здесь не было татуированных с головы до пят отморозков и въедливых следователей. Здесь не пахло порохом и самодельным напалмом, зато витал в воздухе божественный аромат фирменных тетиных вареников.
– Женя, это ты пришла? – спросила из кухни тетя Мила.
– Да, тетя, – ответила я. – Привет тебе от дяди Яши.
– От Якова Моисеевича? – ахнула тетя Мила. – Давно его не видела, думала, совсем уже забыл старую подругу. Ну что с ним, как он?
– Да я его тоже, если честно, не видела, – смутилась я. – Мы по телефону разговаривали. Он, кстати, тоже очень огорчался, что ты ему не звонишь да в гости не заходишь.
– Вот ведь старый пень, – покачала головой тетя Мила. – Сколько лет прошло, а он все такой же. Как был лодырем царя небесного, так и остался. Пальцем лишний раз шевельнуть боится, а уж чтоб до трубки дотянуться да первым подруге позвонить – этого от него и вовсе ни в жизнь не дождешься. Ну а ты как, Женечка? Ты уже отработала?
– Да, работа сделана, – как можно беззаботнее сказала я. – Осталось только вещи забрать.
– Бросала бы ты эту работу, Женя, – вздохнула тетя Мила. – Слышала, машину возле вокзала взорвали? А если б, не ровен час, ты рядом оказалась?
– Нет, не слышала, – я постаралась изобразить максимальную степень удивления. – А что случилось? Кто-нибудь пострадал?
– Мужчина погиб, заживо сгорел, – снова вздохнула тетя Мила. – Мне Клавдия Михайловна звонила, она на вокзале работает, сама все из окна видела.
– А кто взорвал, Клавдия Михайловна случайно не говорила? – вырвалось у меня.
– Нет, Женя, чего не говорила, того не говорила, – ответила тетя Мила, не заметив моего сарказма. – Да и откуда же ей знать-то, чай, она железнодорожник, а не милиционер. Бандиты небось опять чего-нибудь не поделили. Ну да и бог с ними со всеми, – махнула рукой тетя. – Ты есть-то будешь? У нас сегодня украинская кухня, борщ на первое, вареники на второе…
– …и шмат сала с горилкой на третье, – подхватила я. – Буду, конечно, как можно от твоих вареников отказываться? Это преступление.
– Насчет горилки уж не обессудь, – сказала тетя Мила уже из кухни. – А вот сала кусочек могу найти. Если хочешь, достану. Настоящее украинское, подруга из Харькова прислала. Может, ты ее знаешь, тетя Аня Самойленко?
– Не надо мне сала! – запротестовала я. – Тетя Мила, я же просто пошутила. Не надо мне ни сала, ни горилки. А тетю Аню из Харькова я знаю только понаслышке, ты мне иногда про нее рассказывала. Или, может быть, знала, да не помню, маленькая была.
– Мне почему-то кажется, ты должна ее помнить, – наморщила лоб тетя Мила. – Ну да ладно, деточка, не буду тебе мешать. Ты кушай, Женечка, кушай!
Дважды просить не пришлось. Я в один миг уработала тарелку борща, потом съела аж две тарелки вареников, одну со сметаной, другую с маслом. Я не переставала нахваливать тетину готовку, но лгала: вкуса я совершенно не чувствовала. Покончив с варениками, я сердечно поблагодарила самого дорогого мне человека и пошла в свою комнату, где не легла, а просто упала на кровать. Медленно, словно боясь, что она вдруг растает, я вытащила из сумочки визитную карточку Матвеева и долго вертела ее в руках, рассматривая во всех возможных ракурсах. Наконец решилась. Схватила телефон и принялась набирать номер. Когда оставалось только нажать кнопку вызова, я снова остановилась. Я проклинала собственную нерешительность, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, не так уж и легко перечеркнуть всю свою прежнюю жизнь и начать новую. Так я и уснула. То ли сказалось нервное напряжение, то ли накопившаяся за последние дни усталость, но я попросту отключилась, уронив голову на подушку. Однако выспаться не пришлось.
– «Эй, мамбо! Мамбо италиано. Эй, мамбо! Мамбо италиано. Го, го, го, ю миксед ап сицилиано», – нахально завопил телефон, вырывая меня из темного уютного забытья.
Номер звонившего показался мне знакомым. Несомненно, где-то я его уже видела.
– Слушаю, – сказала я, тщетно пытаясь изгнать из голоса нотки сонливости.
– Евгения Максимовна? Это вас Умецкий беспокоит. Нам необходимо поговорить. Вы не могли бы подъехать в офис?
– Могла бы, – недоуменно ответила я. Что он там еще задумал? – Только когда?
– Чем раньше, тем лучше, – ответил Умецкий. – Прямо сейчас сможете?
– Могу, – ответила я, вставая и подходя к зеркалу. – А по какому вопросу?
– Только не по телефону, – отрезал Умецкий. – Приезжайте, жду.
Когда я вошла, Умецкий сидел в кресле, далеко запрокинув голову, так, что я сперва увидела только галстук да начинающий щетиниться подбородок.
– Здравствуйте, Евгения Максимовна, – сказал Умецкий, принимая вертикальное положение.
Я взглянула ему в лицо и ужаснулась. Выглядел генеральный директор «Феникса» так, будто не только не отошел от похмелья, но и в течение дня не раз прикладывался к бутылке. Но страшным было не это. Меня испугали его глаза. Взгляд. Передо мной сидел человек, потерявший все в жизни, стоящий на самом краю. Мне приходилось видеть людей с такими глазами, а на следующий день вынимать из петли или из-под колес поезда.
– Давайте сразу перейдем к делу, – предложил Умецкий, глядя куда-то мимо меня. – Я хочу, чтобы вы нашли убийц Кости. На милицию надежды никакой, сами понимаете.
– И что вы собираетесь потом с ними делать, если не секрет? – поинтересовалась я.
– Извините, но это уже вас не касается, – фраза была составлена довольно грубо, но тусклый, безжизненный голос совсем не соответствовал смыслу сказанного.
«А ведь он просит о помощи, – подумала я. – Нет, даже не просит. Он прямо-таки умоляет о помощи. Он хочет отомстить, чтобы придать какой-то смысл своему существованию, но не может. На милицию и в самом деле надежды никакой, и даже в меня он не очень-то верит. Более того, он в полном отчаянии, он пригласил меня, даже не надеясь, что я соглашусь за это взяться. А уж что я их найду, он и вовсе не верит ни на грош. Все-таки есть в этом мире что-то более ужасное, чем слезы сирот. Бессилие сильных, вот что по-настоящему страшно. Ну, погоди!»
– Нет, Дмитрий Иванович, так дело не пойдет, – сказала я. – Я законопослушный гражданин и, когда найду убийц, поступлю с ними так, как велит закон и профессиональная этика.
– В милицию сдадите? – чуть улыбнулся Умецкий.
Я молча кивнула.
– Хорошо, будь по-вашему, – согласился Умецкий. Мне показалось или в его глазах мелькнула искорка надежды? – В конце концов, я их и на зоне достать сумею. Они у меня из-под шконки не вылезут, если вообще до приговора доживут. От этого ваша профессиональная этика не пострадает?
Меня аж передернуло от его слов, но я вынуждена была признать, что он прав.
– Хорошо, Дмитрий Иванович, я берусь за это дело, – сказала я. И добавила, вспомнив про мобильник Беззаботных, до сих пор лежавший у меня в кармане: – Я их обязательно найду. Тем более что одна зацепка у меня уже есть.
– Да? А я вам сейчас, может быть, еще парочку подкину, – сказал Умецкий.
– Добрые люди из милиции подсказали? – не удержалась от сарказма я.
– Ага, они самые, – кивнул Умецкий. – Так вот, экспертиза установила, что бомба была выполнена на основе напалма кустарного изготовления, промежуточный детонатор – на основе диперекиси ацетона, взрыватель – из мобильного телефона «Сони Эриксон К-700». Вам это что-нибудь дает?
– Увы, нет, – покачала головой я. – «К-700» – модель довольно старая, такой сейчас можно купить в любом киоске, торгующем подержанными мобильниками. А рецептами напалма и диперекиси ацетона, всеми этими «Самоучителями начинающего террориста», весь Интернет забит.
– Допустим, но у меня есть и еще кое-что. Этого пока даже милиция не знает. Я говорил с Алехиным, своим шофером. Он у нас еще и завгар по совместительству. Так вот, он сказал, что Костину машину не видел со вчерашнего дня. Боря часто ее к себе на ночь забирает. Подозреваю, что он, сучий хвост, либо бомбит на ней по ночам, либо просто девок катает. Ну да хрен с ним, это другая история. Боря позвонил Алехину около половины девятого, сказал, что заехал за Костей утром как обычно, но тот сел за руль сам, сказал, что поедет по делам, а Борю отпустил до завтрашнего утра. И вот что я по этому поводу думаю. Костя ведь нам вчера сказал, что на работу сегодня не поедет. Значит, должен был позвонить Боре и предупредить, чтобы он за ним не заезжал, а Боря говорит, что заехал за Костей как обычно. Неувязочка получается. Это во-первых. А во-вторых, ведь должен же был кто-то бомбу подложить? И когда? Можно это было сделать только ночью, пока она у Бори была. Логично?
