— Боюсь, это станет сюрпризом только для меня… И то лишь в том случае, если вас не убьют до этого…
— Знаешь, мне почему-то кажется, что этого не произойдет, — загадочно улыбаясь, проговорил Ульрих. — Бог или слуги Божьи не допустят этого!
— Возблагодарим же Господа за то, что, кроме маркграфов, он создал еще монастыри! — перекрестился Франческо.
Сзади послышался конский топот. Отец и сын обернулись. Марко, трусивший на своей кляче метрах в двадцати от них, выдернул из колчана стрелу и потянулся к луку. В следующее мгновение из-за поворота дороги выскочил всадник.
— Кто это? — прищурился Ульрих.
— Это оруженосец вашего племянничка, Андреас, — сказал зоркий Франческо. — Не иначе, мы что-то забыли в замке.
— Постойте! — закричал Андреас. — Погодите!
— В чем дело? — спросил Ульрих, когда Андреас, нагнав их, осадил свою кобылу.
— Мессир Ульрих, вам опасно ехать к маркграфу. Вас могут убить.
— Я знаю это. Но я полагаюсь на милость Божью…
— Мессир, вы не поняли. Вас обязательно убьют, если вы меня не послушаетесь!
— Ого! Что же я должен делать, господин оруженосец? Поджав хвост, сидеть в Шато-д’Оре?
— Ни у кого нет сомнений в вашей храбрости, — поклонился Андреас, — но вы станете жертвой подлого заговора. Вас убьют из засады, отравленной стрелой…
— Откуда тебе это известно?
— Сударь, я не могу вам этого сказать. Но если вы мне не верите, можете убить меня!
— Я верю тебе, но тем не менее поеду. Передай мою благодарность тем, кто заботится обо мне…
— Тогда позвольте мне, сударь, последовать за вами.
— Чем ты можешь нам помочь? — улыбнулся Ульрих. — Уж больно ты хлипкий…
— Пусть ваш оруженосец выпустит вверх стрелу, мессир Ульрих! — предложил Андреас.
Франческо поднял лук и наложил на тетиву стрелу, которая секунду спустя со свистом взмыла в небо. Андреас молниеносно вскинул лук — и выпущенная им стрела прервала полет стрелы Франческо.
— Недурно! — похвалил Ульрих. — Что ж, я бы с удовольствием взял тебя с собой, если бы знал, что ты действуешь от имени мессира Альберта…
— Я не имею права говорить, мессир, от чьего имени я действую.
— Ну ладно, поехали. Мне почему-то хочется тебе верить… Скажи-ка, молодец, только как на духу — та отравленная стрела, что предназначена мне, лежит сейчас у тебя в колчане?!
— В моем колчане только те стрелы, мессир, что предназначены вашим врагам.
— Я пошутил, парень, всего лишь пошутил! — расплылся в улыбке Ульрих. — Поехали!
Теперь их стало четверо. Между тем дорога все глубже уходила в лес. Изредка лес расступался, и путники выезжали на обширную поляну, где стояла деревушка, окруженная покосами и огородами; однако чем дольше они ехали, тем реже им попадались такие поляны. А солнце все ниже клонилось к западу.
— Как самочувствие мессира Альберта? — поинтересовался Ульрих у Андреаса.
— Рана легкая, почти царапина, — ответил тот.
— Мне почему-то казалось, что мессир Альберт недоволен своей победой… — заметил Ульрих. — Или это мне только показалось?
— Мессир был недоволен тем, что не убил его… — сдержанно проговорил Андреас.
— А мне подумалось, что его беспокоит рана соперника, — возразил Ульрих.
— Это не так, сударь, — убежденно сказал Андреас. — Сейчас, мессир Ульрих, начнется тот отрезок дороги, где наиболее вероятна засада… Дорога пойдет по дну узкого оврага с крутыми склонами. А рядом с дорогой протекает речка…
— Я помню, — кивнул Ульрих. — Да, пожалуй, это самое подходящее место для засады.
— Я думаю, будет лучше, если вы с вашим слугой немного отстанете, а мы с Франческо спешимся и осмотрим кусты на дне оврага.
— Молодец! — сказал Ульрих. — У тебя голова варит…
В самом начале спуска Ульрих и Марко, спешившись, увели всех лошадей под густые купы деревьев, росшие на прогалине; оттуда хорошо просматривалась дорога. Андреас и Франческо, проверив луки, с надлежащей осторожностью вступили в лес.
— Ваша милость, — произнес Марко, — зря вы их отпустили… Как бы они не пропали… Мальцы ведь.
— Тебя, что ли, посылать? — огрызнулся Ульрих. — Пьянчуга! Я тебе еще за вчерашнее не всыпал, олух! Кто вчера меня чуть не подвел, а?
— Это как сказать, ваша милость, — преспокойно почесывая пузо, ответствовал Марко. — Может, вчера нам и конец бы пришел, если б не я…
— Что-о-о?! Что ты мелешь, болван?!
— Да уж знаю… Вчера, покамест вы там у графини рассиживали, а меня, значит, в людскую спровадили… В общем, там для господских людей тоже выставлено было. Баранина с чесноком, потроха, винцо, конечно… Я вначале много не пил, стаканчика три только, не больше. Я-то себя знаю… А только после третьего стаканчика подсел ко мне один мужик… И вроде бы рожа знакомая… Маркграфов человек, одним словом. Он меня вроде бы по прежней службе помнил. Ну, по старой памяти за здоровье его светлости выпили. Так, слово за слово, стал про Палестину спрашивать, про вас, само собой… Я-то много не говорил, все думал: зачем это ему? А он мне все напевает, каково у маркграфа сладко служить. Я уж помалкивал, сам знаю, каково! Почитай — раз пять на неделе пороли… Чую, вредный он человек, хороший так врать не станет. Ну а на всякий случай поддакиваю, наговариваю на вас, ваша милость, прости Господи… Ну так вот. Мужик, видать, решил, что обижен я на вас, и все меня подзуживает, подзуживает… Понял тут я, к чему он клонит. Наконец открылся он — после восьмого стакана… Крепко пил, скотина! Он мне, значит, говорит: «Хочешь должность конюшего или лесничего заполучить?» Я крякнул даже, никак уж не думал, что такое посулят. А он говорит, что сделать-то мне надо — всего ничего, только порошок вам с Франческо в вино подсыпать, вот и все. Помните, ваша милость, как я вас от Бадр-эддина вытаскивал, когда вас с коня арканом стянули и уволокли?..
— Это когда ты в бурдюк им отравы насыпал?
— Вот-вот. А отраву мне один еврей продал, ежели помните. Так что с порошочком-то я уже дело имел, не дурак… Бадр-эддин Коран чтил, вина не пил, а воду прямо из бурдюка сосал… Ну да Бог с ним. А тут я поломался немного, а потом потребовал с него полтора цехина, да и взял порошочек, а щепотку ему обратно вернул. В кружку, конечно. Он, когда выпил, еще полчаса живой был, даже еще со мной одну выпил, тринадцатую. А как ее выпил, так и повалился под стол. Там пьяных много лежало, никто и не подумал, что он мертвый…
— И ты молчал?!
— Так ведь меня никто не спрашивал — пожал плечами Марко. — А яд-то — вот он.
И Марко вытащил из кармана глиняную бутылочку.