Священник тяжело вздохнул, отложил недоеденную сосиску и отхлебнул из стакана.
– Не будьте вы так подвержены стереотипам, уважаемый Борух! Не всякий священник – твердолобый ортодокс, не читавший ничего, кроме Библии. Я прекрасно понимаю, что картине данного конкретного апокалипсиса не хватает… ну масштаба, что ли. Ни тебе ангелов с трубой, ни всадника бледного на коне окаянном, да и произошло всё как-то моментально и не поучительно. Какой смысл в таком апокалипсисе, ежели нет ни примера, ни воздаяния?
– Пафосу мало? – подмигнул Борух.
– Да, если хотите, и пафоса тоже. Ежели мы предполагаем здесь свершившийся по предсказанному апокалипсис, то сие есть действие целенаправленное сил надмирных, а потому и знамения должны быть соответствующие.
– И что же вы предполагаете причиною сему действу? – невольно скопировал тон Борух.
– Предполагаю действо это имеющим природу инфернальную, но не глобальную.
Артём и Борух некоторое время молча переваривали сказанное.
– Значит, по-русски говоря, это демоны всех пожрали? Но не везде, а только тут? – спросил Артём.
Отец Олег солидно кивнул и отправил в рот последнюю сосиску.
– Мыслится мне, – сказал он не совсем внятно, – что в иных местах жизнь своим чередом идет. Пробовал ли кто покинуть град сей?
– Я пробовал, – мрачно ответил Артём. – Раз этак тридцать попробовал и утомился. Солярки только три бака впустую сжёг.
Артём пересказал, как мог, недавние события, не забыв упомянуть и свои версии происходящего. Все задумались.
– Нет, Артём, – сказал наконец Борух, – это в тебе писательское сыграло. Инопланетяне или американцы – слишком шаблонно. Для книжки годится, для жизни – нет.
– Да я сам вижу, что концы не сходятся, – вздохнул Артём, – однако ж для естественного катаклизма всё как-то слишком замысловато.
– Да, я бы тоже не стал силы природы привлекать, – согласился Борух, – тут, я думаю, всё-таки некая разумная воля присутствует. Давайте прикинем, что мы имеем: некий немалый кусок пространства оказывается закрыт, покинуть его, если верить Артёмовым экспериментам, невозможно, люди исчезают – буквально на глазах…
– На глазах? – заинтересовался Артём.
– Ну не то чтобы… Но отвернулся, раз – и уже нету…
– Стоп, то есть это прям при тебе происходило, в реальном времени? А когда?
– Да вот, собственно, сегодня – то есть уже вчера, время-то за полночь. С утра у нас в гарнизоне эта чертовщина попёрла.
– Ничего не понимаю… У меня уже в четверг было пусто, как на кладбище, и собачьи бега с препятствиями. А у вас, батюшка, когда началось?
Священник задумчиво почесал бороду:
– А вот и не знаю, признаться. Впал в грех уныния и спасался молитвою, со вчера пребывая в келье своей. И лишь птицы диавольские изгнали меня оттуда сего дня вечером. Но припоминаю, что призыва ко вседневной вечерней я вчера не слыхал, а к ночи и вовсе затихло всё. Но к утрене в четверг звонили. У нас устав для семинаристов полумонастырский, две службы в будний день.
– Интере-е-есно… Птиц я тоже видел, но ещё позавчера утром. И по всему выходит, что в городе люди пропали в ночь со среды на четверг, у вас, батюшка, в четверг днем, а у вас в гарнизоне – в пятницу утром… А как далеко от города ваш храм?
– Это не храм, это семинарский летний центр. Общежитие, архиерейская школа… Бывший Воскресенский монастырь. Реставрируем в послушании, там и проживаем.
– Знаю, где это, километров сто к югу. Наш гарнизон подальше, на границе области, – откликнулся Борух, – почти двести. У нас в четверг утром большая группа офицеров уехала в город в штаб округа – и не вернулась к вечеру, пропав со связи. Но на утренней поверке в пятницу личный состав был, а к вечеру остались только я и… Да, в общем, в конце концов один я и остался. Птиц не отмечено, собаки были. Но собаки и птицы – это ещё ладно… Однако Чёрные… – это совсем другая история, и она мне очень сильно не нравится. Напрашивается вывод, что здесь должно происходить нечто, не предполагающее наличия людей.
– Причем город, судя про всему, был эпицентром, началось с него, – кивнул Артём. – Тут люди исчезли ещё ночью. Я ехал утром, на дорогах уже было пусто. А вы, батюшка, видели кого?
Борух с Артёмом повернулись к Олегу, но священник, утомлённый тяжёлым днем и изрядной порцией виски, уже спал, неловко откинув голову на спинку кресла.
– А и верно, – сказал Борух, – засиделись мы чего-то. Денёк у всех выдался не из лучших, так что отдохнуть надо. Иди-ка ты, Артём, спать, а я подежурю. На рассвете разбужу – сменишь меня.
Артём, прихватив зачем-то автомат, побрёл искать спальню, а Борух направился к кованой винтовой лестнице, ведущей на башню. Лучшего наблюдательного поста было не найти.
Самым высоким помещением Рыжего замка оказалась маленькая, три на три метра, квадратная комнатка, снабжённая широкими стрельчатыми окнами на все стороны света, образующими своеобразный «фонарь», – не то студия для художника, не то место для маяка. «Шикарная снайперская точка», – подумал Борух и внутренне усмехнулся. Сесть в комнате было не на что, и он в задумчивости начал ходить из угла в угол, иногда останавливаясь и пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь стёкла. На улице, однако, была практически полная темнота, которую редко удаётся наблюдать современному человеку. Никакого рассеянного отсвета далёких фонарей, никаких светящихся окон и – никакой луны. Отсутствие спутника Земли на привычном месте смущало Боруха больше всего.
Это говорило о космическом масштабе происходящего, а таким силам противопоставить просто нечего. Собственно, смысла в этом дежурстве особо не было – в тёмноте не разобрать даже очертаний стены. Так что если неведомый враг полезет на штурм без криков и стрельбы, то Борух ничего и не заметит, пока не начнут ломать двери в дом. Тем не менее его военная натура протестовала против идеи плюнуть на всё и завалиться спать, не выставив часового. «Ничего, – подумал Борух, посмотрев на светящийся циферблат часов, – вот-вот начнёт светать, там и разберёмся». Он продолжал ходить из угла в угол, потом, не без труда разобравшись в мудрёной конструкции, приоткрыл фрамуги окон, чтобы пыльные стекла не мешали смотреть, но почти сразу пожалел об этом – на улице оказалось неожиданно холодно для летней ночи. Сонливость сразу как ветром сдуло, остались только резь в уставших глазах да ломота в теле. «Да, – подумал с сожалением Борух, – мне уже не двадцать лет, когда мог по трое суток не спавши идти в бой. Сейчас рассветёт, огляжусь, разбужу нашего писателя и спать завалюсь…»
Однако рассвет явно не спешил. Борух раз за разом с нетерпением смотрел на часы, пока не убедился окончательно, что все сроки прошли, а солнце и не думает озарять горизонт. Выругавшись, он достал из кармана компас-брелок, чтобы хотя бы определиться с востоком, но тот вёл себя как-то не слишком уверенно – стрелка, покачавшись, указала на ручной пулемёт. Когда же прапорщик, прислонив пулемёт к стене, отошёл от него подальше, то компас, утратив жизненный ориентир, растерялся окончательно – стрелка описывала вялые круги, не желая определиться. Казалось, на картушке вот-вот появится надпись «Ошибка 404. Север не найден», как на компьютере с упавшим Интернет-соединением. Высунувшись, насколько позволяла фигура, в приоткрытое окно, Борух попытался отыскать Полярную звезду – но не преуспел. На небе не было даже Большой Медведицы, которую может найти и самый неискушённый в астрономии человек. Небо оказалось совершено чужим и незнакомым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
