— Ну вот и попросторнее стало, — сказала Ольга Власьевна. — Сейчас пойдет народ, только успевай поворачиваться. А вы чего в раковину вцепились?
— Да я, знаете… — замялся Павел Александрович, — не хочу ее продавать. И еще кой-какие вещи. И Вася их любил… — Он оглянулся, прикидывая, куда бы сложить полюбившиеся ему предметы, но места найти не мог. Вся мебель, освобожденная от белья, посуды, одежды, шла на продажу. Только большую кровать в спальне Зуев решил пока не трогать. Спать-то где-то надо было! Наконец он решил приспособить для мелочей картонный ящик. Спеша, пока кто-нибудь еще не пришел, он сложил туда уже потертую волчью шкуру, раковину, друзу горного хрусталя, которую Василий привез из Сибири, пивную кружку с изображением бравого солдата Швейка…
Заметив, что Ольга Власьевна внимательно за ним наблюдает, Павел Александрович сказал, словно оправдываясь:
— Вася был жив — и все эти штучки-дрючки как живые были. Раковина та же! Даст мне ее Вася: «Послушай, как море шумит». Я слушал — шумит. Как настоящее. Или про Швейка он рассказывал. Обхохочешься. Как они с одним чехом подружились и по пивным там у них ходили. Подпили, конечно. И проснулись в другом городе. Там, где у них лучшее пиво. Чудило-шофер, что пиво в Прагу возит, их к себе пьяненькими завез. Чтоб убедились, чье пиво лучше. — Павел Александрович с грустью посмотрел на ящик с безделушками. — Смотрел Вася на эту кружку, — ее шофер и подарил, — все смеялся, будто смешинка в рот ему попала. И я с ним за компанию. И сколько случаев разных припоминал. А счас что? Онемела кружка. Словно померла вместе с Васей.
Что думала по этому поводу Ольга Власьевна, Зуев так и не узнал — в дверь позвонили. Пришел новый покупатель… Так и шли они один за другим — скромные и стеснительные, нахальные и любопытные. Многие приходили «просто так», без определенной цели. Поглазеть — может, что приглянется, хватались за книги, хоть Зуев и предупреждал всех, что книги не продаются.
— Да мне только эти тома! — упрашивал его один из покупателей, плешивый крепыш средних лет в бархатном костюме, тыча Зуеву в нос две толстые книжки в оливковых переплетах. — Вас они не заинтересуют. Сплошная философия!
Павел Александрович злился и, только чувствуя на себе настороженный и понимающий взгляд Ольги Власьевны, сдерживался, не грубил. Настырный книжник в конце концов удовлетворился хрустальными люстрами. Купил обе, да так, не разбирая, и унес, сначала одну, потом другую, на вытянутой руке.
— И как это он кокнуть не боится? — удивился Павел Александрович.
— Не побьет, — успокоила Ольга Власьевна. — Он цепкий. И живет в соседнем доме. Только зачем ему две люстры? Квартира же однокомнатная.
После обеда пришла симпатичная женщина лет тридцати пяти. Павла Александровича поразили ее большие блескучие глаза. Она обнялась с Ольгой Власьевной и несколько секунд постояла, прижимая к себе старушку.
Зуев углядел даже, как она смахнула ладонью слезы со щеки.
— Альбина Петровна Ларикова, — представила женщину Ольга Власьевна. — Васина сослуживица.
Первый раз Ольга Власьевна назвала брата просто Васей, и Павел Александрович понял, что милая старушка очень любила его и что поэтому и с ним, с Павлом Александровичем, она так добра и ласкова. А не по службе, не по обязанности.
Альбина Петровна молча пожала Зуеву руку и сочувственно кивнула, а он не к месту подумал: «Ох и баба! При таких глазищах и фигуристая».
Ларикова медленно прошлась по комнатам, постояла перед висевшими на стене пейзажами. Тихо спросила:
— Вы не продадите, Павел Александрович, эти картинки?
— Да я хотел их с собой забрать, — нерешительно ответил Зуев. — Но если вам нравится… Возьмите одну… Просто так, на память.
— Спасибо, — улыбнулась Альбина Петровна и внимательно посмотрела на Зуева.
Потом она присела к Ольге Власьевне на еще не купленный диван и о чем-то спросила ее вполголоса. Чтоб не мешать, Павел Александрович ушел в кабинет и стал бесцельно перебирать содержание Васиного стола.
«Да, приятная женщина, — думал он о гостье. — Все при ней. А волоса-то, волоса, густющие. Не обкорналась по моде. Вот ведь Василий при мне ее ни разу не приглашал». Подумав так, он усмехнулся: а если б и приглашал? Что бы изменилось?
Одна из коробочек привлекла его внимание. Раскрыв ее, он нашел два обручальных кольца, несколько колечек с камушками. «Аннушкины», — прошептал Зуев, разглядывая их. Одно из них, с красивым зеленым камнем, вспомнил он, Аня носила постоянно.
— Павел Александрович! — позвала Ольга Власьевна. — Можно вас на минутку?
Он спрятал коробочку в карман и вышел в гостиную.
— Павел Александрович, Альбина Петровна интересуется, не продадите ли вы магнитофон с кассетами.
— Отчего ж не продать? Продам! — ответил он весело. — У меня в поселке все одно сломают. Хрупкая вещь. Не для моих приятелей. — Зуев с вызовом посмотрел на Альбину Петровну.
— Вот только мы его не оценили, — сказала старушка. — Альбина Петровна предлагает вам съездить с ней в комиссионный…
— Ох, не по мне это дело! — махнул рукой Зуев. «А коленки-то, коленки у нее, — подумал он, бросив быстрый взгляд. — Какие гладенькие!» Альбина Петровна, наверное, почувствовала его взгляд и натянула на коленки клетчатую юбку.
Зуеву сделалось от этого неприятно. «Еще подумает чего!» — рассердился он на себя и, нахмурившись, сказал:
— Сходите сами. Как скажут, так и заплатите.
— Вы мне доверяете? — усмехнулась Альбина Петровна.
Он промолчал. Подумал: «Доверяй не доверяй — все равно кто-нибудь надует. Так уж лучше красивая баба, чем какой-нибудь чертяка навроде Валового».
— А мне и в комиссионный незачем ходить, — продолжала она. — Я только что оттуда. Такой кассетник в хорошем состоянии стоит триста пятьдесят. А у Василия Александровича он уже года четыре…
«Вот развела бухгалтерию, — неприязненно подумал Зуев. — Сказала бы сразу сколько». Он уже не поглядывал на ее красивые коленки, а думал только о том, чтобы Альбина Петровна поскорее убралась.
— …Семь процентов комиссионных. Если вы согласны на триста…
Павел Александрович был согласен.
В прихожей, когда он пошел ее провожать, Альбина Петровна вдруг сказала ему тихо:
— Павел Александрович, мне бы хотелось с вами сегодня поговорить. Полчасика. Можно, я забегу часов в девять? — Она смотрела на Зуева своими блескучими глазами и улыбалась искательно.
— Приходите, — сказал он, смущаясь от ее взгляда.
До позднего вечера Зуев разгуливал по опустошенным набегами покупателей комнатам: «Ведь и посадить-то ее некуда».
Всюду грудами лежали еще не упакованные книги, под ногами шелестели какие-то бумаги, листочки с записями. В углу гостиной высилась груда одежды. Чего здесь только не было! И все то, без чего не могут обойтись люди, живущие в городе. И еще многое другое, без чего они вполне могли бы обходиться, но считают все-таки необходимым приобретать. Одни — чтобы как-то выделяться среди других, вторые — чтобы вложить деньги. На всякий случай. А третьи — ради получения дополнительных удобств и просто по привычке иметь красивые вещи.
Больше всего нравилась Зуеву шуба. Мягкие, блестящие завитки каракуля образовывали такой красивый узор, что трудно было отвести глаза. «Была бы жена, ей бы подарил. А так тетке Нюре отдам, — решил он. — Пусть на старости лет поносит».
Звонок в дверь отвлек Павла Александровича от приятных раздумий по поводу раздаривания ненужных ему вещей.
Он глянул в глазок, но ничего не увидел и, помня наказ Ольги Власьевны, спросил:
— Кто там?
— Я, я, Павел Александрович, — ответил женский голос, и он узнал Альбину Петровну.
Она влетела в прихожую шумная, почему-то запыхавшаяся, словно и не ехала на лифте, а шла пешком.
— Столько дела на сегодняшний вечер, и все пришлось отложить, — кокетливо сказала она, легкими, резкими движениями руки поправляя перед зеркалом пышную прическу.
«Вот еще про зеркало забыл, — с досадой подумал Зуев, разглядывая огромное зеркало в красивой металлической оправе, привинченное к стене прихожей. За суматохой последних дней он как-то и не обратил на него внимания. — Может, этой вертихвостке предложить?»
