министерства, все нажитое прятал в матрас и между половиц. В основном это были золотые изделия и драгоценные камни. Своеобразный сундук с сокровищами. – Георгий Леонидович рассказывал семейную, интимную историю, не все бизнесмены его уровня захотят делиться такими подробностями. Но голос мужчины звучал ровно и спокойно, как у человека, определившегося и не отступавшего от цели.
– Делить свое сокровище он не желал. Мы у него единственные и очень поздние дети от третьей супруги, существенно моложе него. С головой у отца было не в порядке. К психологам тогда не ходили, – Георгий Леонидович сделал небольшую паузу. – Безусловно, на нас это сказалось. И вы даже не представляете, какое количество специалистов мы с Герой прошли. Сколько терапий вынесли. Я понимаю, это сложно представить, но у нас не просто было все одинаковое – игрушки, одежда, обувь. Мы должны были вести себя как один мальчик. Стоять, держать руки, кивать головой. Если хоть что-то отличалось, родители делали вид, что нас нет в комнате. Они не разговаривали с нами, если мы заговаривали с ними оба сразу. Не замечали, если мы не стояли перед ними одинаково. Если один из нас порезал палец, чтобы ему намазали его зеленкой, необходимо было плакать обоим. Мы научились жить одной жизнью. Чувствовать друг друга без слов. Даже на расстоянии. У нас появлялись царапины в одном месте, мы били одни и те же коленки, мы дрались и получали фингал под один и тот же глаз.
Егерь понимающе кивал. Рассказ впечатлял. Его служебный опыт подбрасывал ему самые разные чудеса, извращения и болезни человеческой психики. Не все они оказывались милыми и здоровыми. Подобного еще не встречалось.
– Со временем связь только усиливалась, будто вместо умершего отца за нас взялось какое-то провидение или жизнь поверила, что мы один человек. Однажды Гера попал в автокатастрофу, меня мучали фантомные боли от перелома ноги, а потом я чувствовал тяжесть в бедре от штифта, который ему вставили. Мы построили аналогичные бизнесы, которые переживали одни и те же кризисы в практически одно и то же время. Нас обворовывали одновременно, склады сгорели в одну ночь, – несмотря на то, что события, о которых рассказывал Георгий Леонидович, были не самыми радужными, он улыбался. В них для него застыла общая жизнь с братом. Ценная жизнь, которой больше нет. О брате остались лишь воспоминания.
– Гера? Вы называете Юрия Леонидовича Герой, – Егерь понял почти сразу и решил уточнить. – А вы Георгий и родители вас называли…
– Тоже Герой, – закончил собеседник, почти просияв. Егерь его понимал. Значит, появлялась надежда. В важном деле появится понимающий человек. Возможно, будет и результат.
– Понимаю, звучит как мистика или психологическое заболевание, – Георгий Леонидович хмыкнул и закатил глаза. – Ну да, как звучит, так, по сути, и было. Заболевание и не одно. Мы с этим жили.
Мужчина вновь стал серьезным:
– В день, когда его убили, в момент, когда он умирал, я испытал нереальное счастье. Такая эйфория, ничего подобного я никогда не чувствовал. А потом пришло осознание, что этот кайф в меня вливают и вливают, я уже не могу больше, захлёбываюсь, а мне дают и дают. И он умер, – собеседник Егеря помедлил, подыскивая слова, вспоминая то, что описывал. – А я почему-то нет. Хотя накрыло такое странное чувство, что умер. Я даже, помню, осматривал кабинет, отмечая, что после смерти, наверное, должно быть все по-другому, а не как на работе. Выходил за дверь, просил Ирину Артемовну кофе принести, позвонил кому-то. Юрия обнаружил я, вы, наверное, знаете. Кинулся к нему домой, потом на квартиру, куда он женщин водил. Пока через все пробки проехал…
Егерь слегка склонил голову, размышляя над историей.
– Давайте, скажу другими словами. Понимаю, что тяжело понять, похоже на бред сумасшедшего. Мне тоже сложно объяснить, – Георгий продолжил. – Перед тем как он умер, его кто-то чем-то накачивал. Это доставляло ему удовольствие. Неземное. Гера осознавал, что умирает от этого и не мог остановить. Не хотел останавливать. Я сначала подумал, что наркотики. Ждал, скажут, он умер от передоза. Хотя наркотой мы никогда не баловались. И в крови наркотиков не обнаружили. Там и алкоголя-то не было. Он с девушкой был, когда Герка трах… занимался сексом, он не пил. Говорил, что алкоголь притупляет чувства и ощущения. Да и физически он уже не тянул процесс, если выпивал. Женщины – да, это был его… наш наркотик, – хозяин кабинета легко и просто раскрывал самые интимные секреты, будто признавался, что чистит зубы по утрам не мятной пастой, а содой. – Так что я ума не приложу, что за удовольствие такое, которым его накачали. Его перенаполнили кайфом, и именно этого не выдержало сердце. Это сделали намеренно. Его убили. Найдите убийцу.
В кабинете повисло молчание.
– Георгий Юрьевич, а вы после смерти брата ждали смерти? – Егерь ждал, что этот вопрос мужчина поднимет сам. Если с ними происходили одинаковые события, наверняка и смерти они ждали одновременной.
– Ждал, конечно, – согласился собеседник. Он немного помолчал и даже край губы закусил. – Даже экспериментировал. Травку покурил. Кокса нюхнул. Все такого же кайфа ждал и потом еще напился до блевоты. Башка чуть не треснула. Какой к черту кайф? Еще сразу с двумя девушками был. Знаете, такие профессионалки, эротический массаж, специальные техники влагалищем… Круто, но совсем не то. Что такое дали брату, что он умер от удовольствия?
Егерь не смог сдержать улыбку. Георгий Леонидович тоже улыбнулся, не смущаясь, скорее неизбежно констатируя пороки.
– Только не говорите, что мы ищем преступника, потому что вы хотите еще раз испытать то же удовольствие? – Егерь провоцирующее вскинул брови. – И даже готовы заплатить своей жизнью.
– Нет, конечно. Но вы не представляете, что это был за кайф, – хозяин кабинета засмеялся. – В первую очередь я хочу возмездия за смерть брата. И я уже принял тот факт, что в смерти, как и при рождении, мы все-таки два человека, а не один. И дальше мне предстоит прожить кусок только своей жизни.
Они еще помолчали.
– Я смог объяснить? – Егерь видел, для Георгия Леонидовича очень важно, чтобы его поняли и, главное, поверили. По всей видимости, предыдущий следователь по этому делу счел мужчину сумасшедшим. Егерь верил. Но охарактеризовать что это – мистика, психосоматика, вера, он не мог.
– Я окажу вам любую помощь. Все, что только возможно. Вы получите любые ресурсы, разрешения, средства, доступы. Я сам расскажу все, что потребуется. Не стесняйтесь, задавайте любые вопросы. Я отвечу.
– Ни разу в жизни меня не подозревали в стеснении. Обычно просят придержать
