Но в это время недалеко от о. Патмоса, на о. Китносе, объявился человек, который назвал себя самим Нероном, якобы исцеленным от смертельной раны (Тацит, Исторические записки, II, 8-9). Это напоминает слова Откровения о том, что «одна из голов его как бы смертельно была ранена; но эта смертельная рана исцелела» (Откр 13.3). Апостол прикровенно называет человеческое имя зверя, — оно равно числу 666. Если мы сложим численное значение слов «Кесарь Нерон», написанных древнееврейскими буквами, мы получим такое число14.
Зверь — это враг Церкви, империя, которая в лице Нерона восстала на Христа. «И дано было ему вести войну со святыми и победить их» (Откр 13.7). Десять рогов зверя — это десять провинций империи и ее десять военачальников. Весь мир изумлялся величию и славе Рима, который заставлял трепетать миллионы людей во всех концах тогдашнего цивилизованного мира. Капитолий гордо вознесся над землей; к золотому обелиску на Форуме тянулись бесчисленные пути из отдаленнейших стран. Римские чиновники наводняли провинции, выкачивая поборы из порабощенного населения. Императорский режим имел свое логическое завершение в религии поклонения гению императора, введенной Августом. «И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно» (Откр 13.3-5).
Но победа зверя — временная. На его царство ангел изливает семь чаш гнева небесного, и Иоанн слышит слова, предвещающие гибель великого города-блудницы, называемого в Откровении «Вавилоном» (символ гордости и распущенности). Из отверстых врат Неба на белом коне выезжает Мессия-
Победитель, Который поражает зверя... Драма заканчивается торжеством Добра и Правды. «И увидел я новое небо и новую землю...» Последние слова Апокалипсиса заключают в себе мольбу, обращенную к Господу Иисусу, пришествия Которого первые христиане ждали каждое мгновение.
Что же такое Апокалипсис? Это прикро-венное, символическое изображение грядущих судеб Церкви и мира. Величайший смысл его состоит в провозглашении окончательного торжества Добра в мире. Когда мы сравниваем дух, которым проникнут Апокалипсис, с духом посланий и Евангелия ап. Иоанна, может показаться, что писали их разные люди. Поэтому ряд древних и новых авторов отрицали принадлежность их одному автору. Но в своем отрицании они не учитывали психологической возможности глубокой коренной перемены в душе человека. Это особенно ярко должно проявляться у людей, проживших долгую, насыщенную событиями жизнь и обладающих горячей, впечатлительной натурой. У многих писателей разных времен можно найти столь разнохарактерные произведения, что их трудно приписать одному и тому же человеку.
Между эпохой Апокалипсиса и Евангелия в жизни апостола Иоанна, безусловно, лежит огромное потрясение, приведшее к внутреннему перевороту, отразившемуся на его писаниях. Думается, что наиболее вероятным было бы предположение, что этот переворот был связан с переживанием гибели Иерусалима. После недоумения, скорби и слез наступило высшее примирение, освещенное новым пониманием путей и судеб Божиих.
Последние годы своей жизни в Эфесе апостол Иоанн посвятил сплочению церквей в Асии и руководству пасомыми. Апостол любви стремился к тому, чтобы общение между отдельными асийскими церквами положило начало прочному их объединению. Потребность в таком объединении стала назревать уже в конце апостольских времен, потому что разобщенность христиан была чревата многими печальными последствиями.
Апостол Иоанн был, таким образом, зачинателем нового, более централизованного устройства Церкви. Это не было изменой духу первохристианства, как полагали некоторые протестантские авторы (Гарнак, Зом), а являлось исторической необходимостью.
«В этом направлении, — писал Патриарх Сергий, — развивалось исторически и внешнее устройство Церкви. Первоначальные ячейки — маленькие, однако ни от кого не зависимые епископии — постепенно объединялись в группы: епархии, митрополии, экзархаты и т. д., пока не образовали собой пять патри-архатов, рядом с которыми явились крупные объединения в виде национальных церквей. Во главе каждой церковной группы непременно стоит один из епископов, которого остальные епископы группы “должны почитать яко главу и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения”»15.
Против объединительных усилий апостола выступил пресвитер Диотреф. У нас нет оснований считать, что он являлся сектантом или лжеучителем. Слова о нем апостола Иоанна (3 Ин 9) дают основание думать, что его действия против эфесского пресвитера носили лишь раскольнический характер. Со своими сторонниками он поносил апостола Иоанна и отказывался принимать лиц, посланных в его общину от апостола.
В эфесский период за апостолом Иоанном утвердилось наименование «апостола любви».
Благостный старец, переживший столько бурь, превратился из «сына Громова» в кроткого отца, сердце которого преисполнено любви к своим детям. Кто ненавидит своего брата, тот во тьме, учил он. Свет же — это любовь. Если мы говорим, что любим Бога, но не любим людей, мы лжецы. Наша любовь к Отцу должна проявляться в исполнении Его воли, а воля Его — любовь. Как Он Сам отдал Себя за нас, так и мы должны полагать души свои за братьев своих. Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца...
Мир лежит во зле, но вера наша побеждает мир; христианин шествует среди искушений и соблазнов, но он укрепляется познанием истины и любовью к Иисусу Христу — «Сей есть истинный Бог и жизнь вечная» (1 Ин 5.20). И, как отзвук прежней борьбы с еретиками, звучат мудрые предостережения святого старца: «не всякому духу верьте» (1 Ин 4.1), «храните себя от идолов» (1 Ин 5.21).
Один эпизод из этого периода жизни апостола сохранен Климентом Александрийским. Вскоре после своего возвращения с острова Патмос апостол Иоанн посетил свои асийские общины. Когда он прибыл в Смирну, то среди слушавшей его поучение братии он заметил красивого юношу, который буквально ловил каждое слово великого мужа. Уезжая, апостол попросил епископа Смирны отнестись к молодому человеку с особым вниманием и сделать все для его просвещения в вере. Епископ горячо взялся за возложенную на него миссию. Юноша поселился в его доме и вскоре был крещен, что оказалось несколько преждевременным. Надеясь, что благодать таинства будет руководить новообращенным сама, епископ охладел к его воспитанию. Между тем юноша связался с дурной компанией, сначала втянулся в рассеянный, а потом и в преступный образ жизни. В конце концов он скрылся в горах, возглавив банду грабителей. Слух о его жестокости, которая происходила от внутренних мучений, прошел далеко. Тем временем апостол Иоанн вновь приехал в Смирну и горько укорял местного епископа за то, что тот не уберег вверенной ему души. Когда же апостол Иоанн узнал место, где скрывался несчастный юноша, он с проводником поспешил по дороге в горы. Вскоре он был схвачен разбойничьей заставой и просил грабителей отвести его к атаману. Юноша сразу узнал Иоанна и обуреваемый стыдом бросился бежать. Забыв о своих годах, апостол поспешил за ним, громко крича: «Будь милостив ко мне, дитя мое! Я отвечу за тебя перед Христом... за твою душу я отдам свою!» Слова подействовали. Юноша остановился, бросил оружие и залился слезами. В горьком раскаянии, пряча свою руку, совершившую столько преступлений, он умолял апостола простить его и крестить второй раз. Он вернулся. Еще одна душа была спасена для Царства Небесного (Евсевий Памфил, Церковная история, III, 23).
* * *
В период царствования Домициана, когда бедствия и волнения вновь стали смущать асийские церкви, Иоанн, чувствуя приближение конца, захотел оставить для своей паствы твердое основание веры. Таким образом явилось Евангелие от Иоанна. К этому времени уже многие начали записывать дела и речи Господа (Лк 1.1). В сороковых годах ап. Матфей написал на еврейском языке первое каноническое Евангелие. В шестидесятые годы Марк записал то, что он слышал о жизни и делах Господа от ап. Петра (Папий Иерапольский; см.: Евсевий Памфил, Церковная история, III, 39). Кроме того, по рукам ходило много других книг о жизни и учении Иисуса Христа, называвшихся «Мудрость Иисуса», «Воспоминания апостолов» и пр., которые не дошли до нас. Когда св. Лука писал свое Евангелие, по его словам, существовала уже целая евангельская литература. Евангелие Иоанна явилось среди этой литературы как нечто совершенно новое. Если, по свидетельству Папия, Матфей записал в основном лишь речи Спасителя, а Марк не придерживался строгой хронологии, то в отличие от них ап. Иоанн дал более четкую и подробную последовательность евангельских событий. Он стремился не повторять синоптические евангелия, а дополнять их. Ввиду такого отличия четвертого Евангелия от синоптиков многие протестантские экзегеты отрицали авторство Иоанна, приписывая четвертое Евангелие неизвестному гностику-эллинисту. Между тем это отличие вполне объяснимо, если учесть задачи, которые стояли перед апостолом. Кроме того, в пользу его авторства говорят следующие соображения. Язык Евангелия, его обороты и образы очень близки к ессейским документам Кумрана. Частое употребление таких образов, как «Слово Божие», «Агнец», «свет», «источник воды живой» и пр., свойственно только четвертому Евангелию и Апокалипсису. Ни в одном Евангелии не подчеркиваются так сильно моменты борьбы, как в Евангелии Иоанна, что перекликается с Апокалипсисом и находит подтверждение в самом характере апостола. Из четвертого Евангелия обнаруживается прекрасное знание его автором топографии Палестины и Иерусалима.
