надо дополнять ряды предателей и мразей, что наживаются на крови своих соотечественников.
Дверь поддалась. Грохнула, когда я оторвал один заржавевший металл от другого, а дальше пошла мягче и тише. И здесь демоны уже начали преобразовывать обстановку под себя. Чёрная слизь на полу и стенах напоминала разлитые чернила. Она не двигалась, вообще никак не реагировала на окружающий мир, лишь вызывала отвращение. На металле повсюду выступила ржавчина, всё, что могло гнить, медленно гнило, пластик пузырился и выгорал. Хорошо ещё горы трупов нет, могла бы вписаться в обстановку.
Ира старательно делала вид, что здесь впервые и действует осторожно, но на меня её игра не произвела впечатления. Более того, я даже отметил, что кое-кто из бойцов тоже здесь бывал ранее. По соседнему проходу прошли одержимые, без людей, а я по-прежнему не мог ощутить присутствия сильных демонов, только мелочовка. Зато ощутил Пугающего. Мой спутник напрягся, но не в ожидании угрозы, нет. Он будто… Ох, только не это.
— План отчаяния, — вздохнул я. — А я-то размышляю, что у меня такое настроение меланхоличное.
Ира с недоумением на меня посмотрела.
— О чём ты?
— Демоны уныния. Не самые сильные, имеют очень… аморфные физические тела, слабые и лишённые какой-либо стойкости, потому почти их не используют. Идём. Парни, не пускайте к нам одержимых, и к самому эпицентру лучше не суйтесь. Слабые эти твари только в способности разрушать, а вот неприятных ощущений доставят, вплоть до психических расстройств и прочих радостей.
Для меня они, что иронично, не представляли особой угрозы. Уж чего-чего, а отчаяния я наелся в прошлой жизни, причём вполне реального. Да, они не постесняются воскресить эти чувства в моей душе, но я преодолел уныние там, сделаю это и сейчас, получив второй шанс.
Ира едва поспевала за мной.
— Уверен, что стоит идти так…
— Да, уверен. С этими наоборот, чем быстрее — тем лучше. Если отчаяние будет воздействовать на тебя слишком долго — и сильный маг не выстоит.
— Большой опыт?
— Ага, — киваю, не став ничего пояснять.
Мы вошли в помещение, уже искажённое до неузнаваемости. Понять, чем оно было до всего этого, не представлялось возможным, сейчас здесь только чёрные пол и стены. Ира резко упала на колени, обхватив себя за плечи. Я обернулся, но помогать не стал. Она вполне владела собой, выдержала первый сильный удар, значит, и дальше справиться, если не затягивать. Ну и что начали с неё — вполне логично.
— Я знала, что ты придёшь, — заговорил демон со мной.
Из чёрной кляксы на стене вырос чёрный силуэт. Какое-то время он колебался, решая, чью форму принять. Я не мешал, позволяя заглянуть в мою память.
— В чём дело, размазня? Определиться не можешь?
Клякса исчезла, чтобы через пару секунд из стены вышел мой отец. Настоящий, а не Степан.
— Какой ты… Сильный, — женские нотки в голосе отца вызвали у меня лёгкое ощущение противной неестественности.
К счастью, уже через несколько шагов клякса изменилась, став Олей, старостой.
— Вижу, битва совершенно бесполезна. Мои братья и сёстры не смогут ничего тебе сделать…
Хоть я и сказал, что демон обратился старостой, но какой Олей он стал. Воспитанная девушка сейчас выглядела так, будто набрала опыта в эскорте, борделе и театре одновременно, причём в каждом лет по десять. Чёрная полупрозрачная ткань струилась с плеч до пола и была единственной одеждой, не открывая, но и не скрывая, а лицо… Да, я ощутил укол тоски о том, что эта девушка никогда не будет моей. Да только любой мужчина встречает женщин постоянно, иногда красивых, редко очень красивых. И все они как появляются в жизни, так и исчезают. Причём большинство представителей мужского пола как-то переживают эти маленькие уколы.
— Закрывай пролом. По-хорошему. Предлагаю один раз.
Демон обошёл меня сзади, появившись из-за другого плеча тем единственным, кто мог вызвать в моей душе смятение. Мной самим, постаревшим на три десятка лет.
— Как интересно, — не обращая на меня внимания, тварь начала осматривать собственные руки и будто изнутри ощупывать принятый образ, примерять его на себя. — Зачем мне закрывать пролом? Я к тому же его и не открывал. Ты знаешь, как твои сородичи существуют здесь. Эти стены пропитаны безысходностью, отчаянием, обречённостью. Мне даже не пришлось ничего делать — всё произошло само.
Складываю руки в замок.
— То есть по-хорошему ты не хочешь? Я же заставлю.
Моё отражение подняло руки.
— Что ты, что ты! Ни в коем случае. Всего лишь пытаюсь объяснить — это не я удерживаю канал. Я им лишь пользуюсь, — демон приглашающе указал куда-то в окружающую нас темноту. — Если очень хочется — пожалуйста. Только зачем? Что тебе с этого обречённого города? Ты предчувствуешь настоящее отчаяние, незамутнённое, охватывающее миллионы… — с придыханием заговорил старик.
Он остановился, лицо резко приобрело знакомые черты, те самые, что я видел, когда там последний раз смотрелся в зеркало.
— Теряешь время, — голос тоже изменился. — Ты здесь не из-за этих людишек. Их жизни не стоят ржавой копейки.
— Тратишь время ты, демон, — чуть улыбаюсь, создавая изгоняющее заклинание.
— Чего ты добился за год с лишним? — продолжал игру отчаяние. — Ты ничего не изменил! Только наживаешь врагов да теряешь друзей!
Это замечание меня реально кольнуло. Правда, испытал я не отчаяние, а злость.
— Надоел.
Изгнание едва не затрещало от влитой силы, с трудом удержал. Тьма скользнула в разные стороны. Пара секунд и мы с Ирой остаёмся в искорёженной тёмной комнате, избавленной от демонического присутствия. Волшебница вытерла слюни с подбородка и слезы с лица, поднялась, оправляя одежду. Выругалась, достала сигареты и нервно закурила.
— Хорошо держишься, — оценил я. — Не в первый раз?
Ира кивнула, делая глубокую затяжку.
— Отчаяние… Не первый раз здесь вылезает.
— Да, я уже узнал, — подтверждаю. — Пошли, закончим дело.
Нас ждал схрон, склад, скрытое хранилище. Не могу сказать, что оно было прямо переполнено пакетами с зелёной гадостью, но… Нда. Тонн пять точно. Пять тонн отчаяния. И ведь немалую часть уже использовали. Я даже не сразу нашёлся, чем именно всю эту гадость уничтожить, чтобы сразу вместе с прорывом закрыть. И ведь отчаянием действительно тянуло от самого наркотика. Странно. Чтобы от результата работы тянуло какой-то эмоцией, надо с этой эмоцией работать, как бы банально ни звучало. Работа под отчаянием —
