светлое будущее в одной отдельно взятой стране, но однажды, их грубо оттеснили от результатов их труда, кинув, как насмешку, мизерную пенсию.
Когда-то они чувствовали себя хозяевами страны, но жили тоже небогато, свято веря в обещание правительства, что еще немного и все будут жить при коммунизме. Прошло полвека, и наступило время «коммунизма не для всех». Кто был ничем, остался без ничего. Для какой-нибудь другой страны этот шаг стал бы смертельным, но только не для нашей. Их деды выжили в гражданскую, отцы — в Великую Отечественную, они — в Перестройку. Назло всем выжили, и теперь радовались, что Альбина привезла замечательный виноград.
Бывшие строители коммунизма топтались около пластиковых контейнеров со свежим черным виноградом. Поднимая красивые увесистые грозди аккуратно укладывали в зеленые пластиковые пакеты и шли взвешивать, повторяя по дороге номер товара, чтобы не забыть. Иногда огорченно качали головой и шли обратно к контейнеру, чтобы выбрать гроздь поскромнее. Они и в молодости видели такой виноград, только во время демонстрации киножурнала «Новости дня», где где-то в теплых краях их необъятной Родины такой виноград выращивали, собирали и сдавали в закрома. Потом, в этих закромах след часто терялся. Правда, были счастливчики, которым случайно удавалось оказаться рядом с продуктовым магазином, где такой виноград «выбрасывали» на прилавок. Кто успел, тот и съел. Хотя, и это было не главным. На редкие праздники собирались большими компаниями, пели, плясали от души и радовались салату, приготовленному из заветной баночки печени трески или шпрот в масле.
Они до сих пор с любовью вспоминают то время — без винограда, бананов и ананасов. Время, когда они были молоды и счастливы. И поругивают настоящее, принесшее болезни, одиночество и чувство унижения, из-за того, что за всю свою жизнь не заработали на приличную кисть винограда.
— Аккуратнее, бабоньки, — Чеботарева поправляла свесившуюся из контейнера веточку большой виноградной кисти. — Товар нежный, южный, в изотермической фуре приехал. Вчера с куста срезали.
— Мать твоя, покойница, так же тряслась над товаром.
— Что это ты мою мать вспомнила, Петровна?
— Так, на этом самом месте за прилавком стояла… Кульки бумажные ловко крутила, да на очередь покрикивала. Теперь, вот твоя очередь.
— Какие наши годы, Петровна! Скоро ноябрьские праздники. Скидки будут. Порадую вас.
— Спасибо, благодетельница… Мне вот эту поменьше… Да-да… Благодарствуете.
Тут у хозяйки из карманчика заиграла мелодия на тему «лаванда», говорящая о входящем звонке от особого абонента. Альбина сразу приосанилась и, гордо откинув прядь волос, поднесла к уху серебристый аппарат. На ее «алле» кто-то промурлыкал в ответ, и благодетельница через весь зал направилась в свой кабинет.
— Кисуль, приветики, — она вальяжно погрузилась в кресло за добротным столом со вставкой из зеленого сукна. — Я такой шикарный виноград привезла, пальчики оближешь. Заедешь вечерком?
— Может быть сходим поужинать?
— О, ты приглашаешь даму на романтический вечер?
— Скорее… — он замялся, давая понять собеседнице, что фраза, которую он должен сказать, дается ему нелегко, — скорее деловой.
— Сеня, ты опять проигрался? — вспыхнула благородным негодованием дама, и звонящий понял, что поступил верно, начав неприятный разговор по телефону.
— Бинчик, ну не стоит так драматизировать…
— Кто мне мамой клялся, что больше никогда… — гражданин Чернышов даже зажмурился, представив, как эта женщина, в теле и в полном расцвете «девичьих» сил, сейчас подбоченится и начнет излагать свои эмоции по этому поводу. И, представьте, повод был.
— Ну, Бинульчик… — он знал, что вставлять любое слово поперек того потока, который начал извергаться на его бедную голову, опасно. Нужно выжидать. Как говорят военные, измотать противника в глухой обороне. Пусть выдохнется.
— Да я все холодильники товаром забила, — цунами разгонялось, набирая силу. — Налички в кассе только на трамвай!
— Альбинчик… — его жалобный стон терялся в грохоте обрушивающейся стихии справедливого негодования.
— Прикажешь по миру идти с протянутой рукой, — наконец она всплакнула о своей несчастной судьбе, и в окопах облегченно вздохнули, понимая, что буря отбушевала, и перешла во вторую фазу жалостных терзаний.
— Бинчик, ну, успокойся, — нежно нашептывал он в трубку, — все не так плохо…
— Сколько?! — по угрожающей интонации директор магазина понял, что началась третья часть марлезонского балета.
— Ну, мне неудобно об этом говорить по телефону… — он вспомнил, как однажды был так неосторожен, что признался даме своего сердца лично… и долго потом жалел о том.
— Сколько? — Арсений знал, что в такой момент нужно находиться, как можно дальше от эпицентра.
— Ну, некоторая сумма у меня имеется, речь в общем-то идет о пустяке, — Чернышов втянул голову в плечи, понимая, что атака начнется неминуемо.
— И на сколько потянет этот пустячок? — Сене показалось, что он слышал, как жалобно скрипнула столешница со вставкой зеленого сукна оттого, что девичья ручка нежно сдавила ее, чтобы сдержаться и не перейти на диалект, который хозяйка «Моего магазинчика» обычно умело использовала в общении с грузчиками.
— Всего триста штук… рублей Бинчик, рублей… — Опыт подсказывал любителю игры на бильярде, что момент настал. — Я бы никогда тебя не побеспокоил, но видишь ли, отдать нужно завтра к десяти утра… Долг чести.
— Это кто там говорит о чести! — едва простонала Альбина Онуфриевна, коварный знал, что конкретика всегда удручающе действовала на тонкую девичью душу.
— Бинчик… — он почувствовал что можно переходить к признаниям, обещаниям, даже раскаяниям, и голос несчастного стал ласкать ее слух, перенося по эфиру те заветные слова, перед которыми не устоит даже хозяйка медной горы под названием «Мой магазинчик».
В подобных случаях Чернышов всегда заказывал столик в дальнем углу зала ресторана «Чао», который сотрудники называли зал знакомств. Все началось с того, что хозяину пришла в голову, казалось бы бредовая идея, запустить рекламу на «Дорожное» радио с приглашением в ресторан обладателей инициалов Ч-А-О. Нет, чтобы скидки пообещать, лотерею разыграть или послушать популярного исполнителя, он захотел конкурентов «переплюнуть»… Хотя, получилось.
Как ни странно, таких в Москве оказалось немало. Особенно среди холостяков, слушающих «Дорожное» радио в своей машине. Тонкий расчет хозяина, что в первую очередь в его ресторан будут приходить уже состоявшиеся люди для знакомства, которые сторонятся обычных клубов с их оглушающими дискотеками, дорогими напитками и завсегдатаями сомнительной репутации. Его гости приходили поужинать и поговорить в спокойной обстановке за столиком на двоих.
Строгое правило хозяина — создавать уют для первых встреч — неукоснительно соблюдалось, поскольку он сам беседовал с кандидатами на места менеджеров зала и официантов. Сам следил за атмосферой в зале и увольнял, не задумываясь, при первом же нарушении. И результаты говорили сами за себя. Несмотря на более высокий средний чек, по сравнению с конкурентами, в ресторан «Чао» записывались заранее,
