— Миша, ты нам ничего не хочешь сказать?
— С оружием вышла некоторая неувязочка, — честно признался Миша Хвост.
— Это зависит не от нас. Менты плотно пасут. Но оно будет вам доставлено, как мы и договаривались, правда, немного позднее. Мы — люди слова.
— Нам нужна компенсация, — спокойно проговорил Филин. — Поймите нас правильно, но мы не занимаемся благотворительностью. У нас серьезная организация.
— Послушай… как там тебя, а не много ли ты на себя берешь? — грубовато спросил Жора. — Тебе дали деньги в зубы, и ты, будь добр, отработай их.
Сева Вологодский примирительно поднял ладонь:
— Сколько же вы хотите?
Лицо Филина стало озабоченным.
— Нам не нужно чужого, но и своего мы тоже никогда не отдаем… Мы тут посчитали. Пока мы сидели без дела по вашей милости, то потеряли триста тысяч долларов… Но так как у нас с вами имеются некоторые соглашения и мы с вами партнеры, то мы согласны на сто пятьдесят. Нам бы хотелось получить их в ближайшее время.
— Хорошо, вы получите эти деньги, — неожиданно согласился Сева Вологодский и, посмотрев на Мишу, хмуро поинтересовался:
— Когда?
— У меня сейчас некоторые напряги с финансами возникли, — будто бы смущаясь, произнес Миша Хвост. — Деньги будут завтра. В крайнем случае через пару дней. Я передам их Севе Вологодскому. Лады?
— Это нас устраивает, — сдержанно отреагировал Филин.
— Если эта проблема решена, тогда я хочу сказать, продолжайте по-прежнему следить за клиентами. У меня имеется информация, что каким-то образом они осведомлены о готовящейся акции, и теперь вам придется поработать вдвойне. У тебя есть еще что-нибудь к нам. Филин?
— Нет, нас интересовала только неустойка, — натянуто улыбнулся Филин. — Впрочем, могу добавить: если нам предстоит и дальше дожидаться «стволов», то мы вынуждены будем отказаться и от других контрактов. А значит, возрастут и ваши траты.
— Оружие у вас будет через три, максимум через пять дней, — уверенно произнес Сева Вологодский.
— Больше у меня нет вопросов, господа, — поднялся Филин.
— Одну минуту, — неожиданно повысил голос Сева, заставив Филина обернуться у самого порога. — Насколько я понимаю, в вашем лице мы имеем дело с очень серьезной корпорацией, а следовательно, вы должны знать, что санкций не бывает только с одной стороны. Так вот, я хочу сказать, если, ну, скажем, акции не будут выполняться в срок, то мы вправе настаивать на штрафе.
Лицо Филина на мгновение застыло, но уже в следующую секунду расползлось в благодушной улыбке.
— Договорились. Думаю, что это будет справедливо, — и, скупо кивнув на прощание, он вышел из зала.
Гоша Антиквариат сидел в соседней комнате, уставившись в экран монитора. Правая рука, скрюченная старческим ревматизмом, выглядела уродливо. В длинных пальцах, поросших короткими черными волосками, он сжимал высокий бокал.
Трудно было поверить, что три десятилетия назад эти пальцы обладали необыкновенной гибкостью и ради хохмы могли вытащить мелкую монетку даже из самого глубокого кармана.
Он слегка пригубил красное вино — единственное, что позволял себе в последние годы, — и с интересом продолжал следить за экраном. Филин вышел из депутатского зала. Приостановился, словно соображая, куда следует направиться дальше, и, сориентировавшись, затопал к выходу. Гоша Антиквариат внимательно наблюдал за его действиями, стараясь не упустить даже малейшего движения. филин не мог явиться в одиночестве, что с его стороны выглядело бы несусветной глупостью, наверняка его кто-то прикрывал, и эти люди должны находиться где-то поблизости. Скорее всего, растворившись среди толпы, они пасут Филина. Как же их вычислить? Гоша Антиквариат щелкнул пультом, увеличив изображение. Сейчас отчетливо видны были глаза Филина — темные, глубоко посаженные, на человека, который видел его впервые, они производили неприятное впечатление.
Гоша опять пригубил вино. Оно было подогретым, но лишь слегка и только для того, чтобы подарить радость дряблому телу. Когда вино растекалось по желудку, казалось, что внутри забил благодатный источник.
Беспристрастная камера зафиксировала движение глаз Филина. Гоша повел камеру в эту сторону и увидел мужчину, стоящего в толпе. Он разглядывал светящееся табло, расписание полетов. На пассажира он был похож мало: в неброской внешности отсутствовала обреченность многочасового ожидания, не было и нервозности, что преследует едва ли не каждого отправляющегося в полет. И еще он был в очках. Темных, закрывающих едва ли не половину лица. Во-первых, на улице было не так уж и солнечно, можно было бы запросто обойтись без очков; а во-вторых, очень затруднительно рассматривать табло. Сними их да читай себе все, что захочешь! Конечно, мужчина не бросался в глаза среди массы народа, выглядел вполне обыкновенно, даже милицейский патруль вряд ли удостоил бы его своим вниманием, но Гоша раскусил его сразу, едва глянув.
Мужчина отошел от табло, едва Филин направился к выходу. И сделал это непринужденно, как человек, получивший нужную информацию.
Ага! Рядом еще один: такой же незаметный — в сером неброском костюме, какой предпочитают рядовые командированные. Как и первый, он был в очках, пригодных разве что для сварочных работ, вот только проку от такого маскарада было маловато — в зале было сумрачно, как перед грозой.
Рядом с Гошей стоял Лось. С некоторых пор он выполнял при Антиквариате роль связного, за что старый вор понемногу вводил его в круг своих старинных приятелей, таких же одиноких, как и он сам, но обладавших влиянием, которым не могли бы похвастаться многие губернаторы.
— Ты видел этих двоих? — поставил Антиквариат на низенький столик бокал с остатками вина.
— Да, Георгий Иванович, — произнес Лось, не отрывая взгляда от цветного изображения.
— У меня скверное предчувствие, а оно меня практически не обманывает. Я старый, а значит, мудрый. И мне мой жизненный опыт подсказывает, что мы напрасно связались с этим человеком. Нам было бы лучше расторгнуть контракт. Но такие люди, как он, подобные шаги воспринимают как слабость. Сколько человек находится сегодня под твоим началом? — Старик говорил как-то книжно. Такое впечатление, что последние пятьдесят лет своей жизни он провел не за колючей проволокой, а в академических стенах.
— Десять человек. Четверо — здесь, в зале, остальные — на выходе.
— Сделаем вот что: попытайся проследить, куда они поедут. Меня очень интересует их нора.
— Хорошо, сделаю, — кивнул Лось и вышел. Гоша Антиквариат продолжал наблюдать за Филином. Безусловно, это была ночная птица, даже сейчас он старался избегать яркого освещения, предпочитая идти вдоль стен, где световой поток был не столь ярок.
И следом за ним двинулись двое парней в очках. Шли они ровной «вилкой», чтобы соединиться у самых дверей, непрерывно держа в поле зрения свой сектор. В случае необходимости они могли не только прикрыть спину Филина, но и устроить серьезную стрельбу.
Гоша Антиквариат щелкнул пультом: изображение на экране слегка сместилось, высветив крупную фигуру Лося, разговаривающего по мобильному телефону, и тотчас от толпы отделились три человека и, поглядывая на часы, двинулись в сторону дверей.
У входа в аэропорт стоят еще несколько человек, и если действовать очень умело, то можно будет прилипнуть к «очкарикам» покрепче банного листа.
Через минуту вошел Лось. Чуть сутулый и оттого слегка повинный.
— Ну как? спросил Антиквариат, выключив монитор.
— Филин сел в «девятку» и поехал в сторону города. Я отправил за ним своих людей.
— Ты не упустил тех двоих?
— Все в порядке, — погасил вспыхнувшую улыбку Лось. — Они тоже не остались без внимания. Каждый из них сел в машину, и я прицепил к ним «хвосты».
— Очень разумно, — покачал головой Антиквариат, явно довольный оперативностью Лося. Он посмотрел на часы и добавил:
— Вот что, через пятнадцать минут начинается регистрация на мой рейс Москва — Париж. Ты не откажешь в любезности проводить старика? Да и багаж заодно поможешь донести.
— Нет проблем, Георгий Иванович. Только какие такие ветры несут вас в Париж?
— Душевные ветры. С этим городом у меня связано немало нежных воспоминаний, — оттаивая душой, не без грусти протянул старый вор. — Вы сейчас, молодежь, по-другому живете, все нахрапом норовите брать, силушка в чести, а в мое время главным считался котелок, — постучал он указательным пальцем по лбу, — и руки, — сделал он характерное движение, как будто бы пересчитывал деньги. — Когда-то карманники не были разобщены границами, и мы представляли из себя единое целое.
— У вас что, профсоюз, что ли, был? — хмыкнул Лось.
— Что-то вроде того, — серьезно отозвался Антиквариат. — Эх, красивые времена были, скажу я тебе, — зажмурился старый вор, словно кот, вспоминающий сладость мартовских ночей. — Мы были молоды и полны оптимизма. Признаюсь, у меня была мысль разбогатеть на карманных кражах, и мне понадобилось прожить немало лет, чтобы понять всю абсурдность своего желания. Деньги уходили так же быстро, как и приходили. О них я не жалею. Сейчас я понимаю, что так и должно быть. Важно общение. Мы встречаемся каждый год где-нибудь за границей и обсуждаем наши текущие дела.
