Civic», когда-то подаренная на свадьбу, плюс ржавый детский велосипед и несколько коробок с вещами Кристофа, которые тот так и не удосужился забрать, они аккуратно сложены друг на друга и укрыты полиэтиленом. Пакс обнимает Эми, осыпает ее поцелуями, одной рукой расстегивает верх своего комбинезона, другой — пальто молодой женщины, стягивает с нее перчатки, платье — шляпа уже свалилась на пол, Эми не поднимает ее. Он прижимает ее к себе и дарит ей все ласки, всю любовь, какая только бывает, — и она отвечает ему: едва заметив, как он идет издали по заледеневшему асфальту, она тоже сразу почувствовала, как же ей не хватало его. Все переплетено, и все объято пламенем — тела, сердца, рассудки, в нем сгорают последние сомнения, и когда они поднимаются на ноги, наполовину голые (аккуратной прически нет, только черные спутанные волосы, только влажная кожа, разбуженные и насытившиеся тела, следы пыли на спинах и затылках), то не сразу замечают, что их пронизывает не только дрожь наслаждения, а попросту холод. Она застегивает одежду, одергивает платье, приводит в порядок прическу. Четыре-пять кратких движений, и она снова грациозна и легка, и нереально красива.
Эми с улыбкой протягивает Паксу ключи от гаражного бокса.
— Позвони, когда будешь заканчивать.
Мотоцикл в отличном состоянии: Соня любила его больше всех других машин и заботливо ухаживала, пока не отдала внуку. Он заводится с полоборота, и чтобы привести его в порядок, нужна лишь пара часов, но осенние дни коротки: на улицы и здания уже спускается тьма, совместную поездку надо отложить до завтра. Это устраивает Пакса: он хочет сначала убедиться, что машина его слушается. Он гонял на мотоциклах двадцать лет подряд, некоторые были даже и помощнее, — но не было такого стресса, такой ответственности. Здесь — настоящий вызов. Если Алексису не понравится, если что-то его напугает и он перестанет верить Паксу, все полетит к черту.
Он снимает спецовку, надевает куртку и шлем, седлает «Хонду», минует паркинг, едет к круговой развязке и сворачивает с нее на узкую дорогу, которую он накануне внимательно изучил по гугл-карте. Дорога сначала идет по лесу, потом выходит к железнодорожному полотну, которое связывает этот дальний пригород со столицей, и идет вдоль насыпи. Вскоре появляется поезд, нагоняет его. Пакс прибавляет газу, подравнивает свою скорость под поезд, так что мотоцикл словно сопровождает его эскортом. На этой части дороги нет ни светофоров, ни перекрестков. Грохот поезда перекрывает треск мотоцикла. В сгустившихся сумерках идет гонка — без зрителей, без правил, без цели.
Летя между небом и землей и неотрывно глядя в горизонт, Пакс кричит во все горло: Ярость заставляет действовать!
Разрезая лес и поле
Дальнейшее Алексис боялся представить даже мысленно. Когда накануне мать предупредила, что Пакс приедет примерно в полвторого, чтобы покататься с ним на мотоцикле, мальчик подумал, что не готов, не сможет сделать этого завтрак и никогда. Ему хотелось, чтобы мать угадала его состояние (и она угадала, но не подала виду), чтобы вмешалась, отменила встречу. Она просто пожелала ему спокойной ночи. С замиранием сердца он вслушивается в то, что происходит на улице, надеется на непогоду, сильный ветер, — но утром дороги сухи и верхушки деревьев неподвижны. Теперь он медленно спускается по лестнице, тщетно подыскивая повод вернуться домой и избежать испытания.
Пакс ждет у застекленной двери подъезда. Алексис в полной экипировке: титановый шлем, выдерживающий любой удар, перчатки и черная кожаная куртка — все это подарено когда-то Соней вместе с «Хондой». И надето всего лишь раз, в день восемнадцатилетия Алексиса, когда сумасбродная бабушка потащила его кататься вокруг квартала. В тот раз он не испытал особого удовольствия: несмотря на прекрасное досье и отличные результаты, он оставался в листе ожидания и не был еще зачислен в подготовительный класс знаменитого лицея. Этот день, по идее счастливый и беспечный, запомнился как день тревожного ожидания: примут — не примут? Все мысли занимала поставленная цель, он готов был на все, чтобы ее достичь, — но ведь таких, как он, довольно много. Лицей сначала отбирал лучших, то есть учеников с наивысшими баллами, но и этих хватило бы наполнить десять классов. Как пойдет финальный отбор? Руководству лицея не полагалось видеть абитуриентов. Специальная комиссия рассматривала досье и принимала решение о личных качествах, потенциале каждого из них, опираясь на мотивационные письма, написанные чаще всего родителями — людьми того же круга, выпускниками тех же школ — или дорогими репетиторами, что приводило к выбору однотипному, иногда — досадно ошибочному. Ни Эми, ни Кристоф в этом смысле козырями не располагали: Алексис написал мотивационное письмо сам — искренне, но не так ловко, как другие, и в результате снизился в списке с лучших мест и не прошел в первой группе. К счастью, кто-то в последнюю минуту забрал документы, и в конце августа ему пришел запоздалый положительный ответ, — а он-то все лето боялся, зубрил, корпел над нудными текстами и упражнениями. Он помнит, как прямо рухнул на колени, прижимая к груди драгоценный конверт и благодаря небо за такую милость — и не догадываясь, что в конечном счете оно готовит ему ад.
Это болезненное воспоминание внезапно накатывает на него и вместе с ним ощущение утраты, несправедливости мира. Зачем пытаться склеить куски вазы, в которой всегда будет пусто? Он уже готов сдать назад, как вдруг поднимает голову и замечает мать. Она смотрит на него из окна нежно и ободряюще.
— Ну что, едем? — бросает Пакс.
Мальчик без радости взбирается на заднее сиденье. Предполагается короткая прогулка — максимум полчаса. Время вполне удобно для эксперимента: соседи еще сидят за воскресным обедом, все проезды пусты. Вот уже мотоцикл сворачивает на узкую лесную дорогу, по которой почти никогда никто не ездит. Алексис сжимает бедра, крепко вцепляется в Пакса — тот прибавляет газ. Мальчик смотрит на бегущий асфальт и про себя вздыхает: ладно, скоро все кончится. Он не ожидает от поездки ничего — и главное, не ожидает этого неяркого солнца, залившего все вокруг, и ветра, который свистит вдоль затылка, продувает насквозь, закручивается вокруг куртки, тащит, и тормошит, и будит, как звук рожка. Земля несется под ногами. «Ты как, в норме?» — кричит Пакс, но голос тонет в грохоте четырех цилиндров. Алексис обхватывает его за пояс, крепко
