– А он симпатичный?
– Да, но не такой, как Толик. Не в моем вкусе, – махнула рукой Аля.
– Кто там? – весело поинтересовался головастый короткостриженый крепыш, выглянув на звук голосов в приемной. Судя по надписи на табличке, это и был Машин шеф.
«Если он не такой симпатичный, как Толик, то что же за Ален Делон у Шульгиной?» – охнула про себя Маша. Матвей Иванович был плотным, жизнерадостным мужчиной в самом расцвете сил. С красивыми, весело прищуренными глазами и ямочкой на подбородке.
«Обаяшка», – размякла Маша.
– Матвей Иванович, это наша Маша, – схохмила Шульгина. – Она будет вас поить и кормить.
– Вот это да! – потрясенно хлопнул в ладоши Сокольский и восторженно посмотрел на Машу. – Надеюсь, вы холостая?
– Она замужняя, – развеяла его опасения Алина. То, что это были именно опасения, Маша поняла по облегченному вздоху, вырвавшемуся из будущего начальника.
– Он женат, – свистящим шепотом доложила Шульгина, едва только Сокольский скрылся в кабинете, и хихикнула. – Но такой ходок! Ужас! Клад для замужней женщины!
– Я не такая, – неуверенно сообщила Маша.
– Все не такие! Пошли, я тебе своего покажу.
Маше подумалось, что мужчина с отчеством «Кузьмич» непременно должен быть похож на деревенского деда с хитрыми маленькими глазками и бороденкой клинышком.
Примерно так и оказалось в действительности. «Свой» оказался тощим неинтересным дылдой.
«На вкус и цвет товарищей нет», – подумала про себя Маша, изобразив для подруги подобие экстаза от красоты объекта.
Первый рабочий день медленно входил в колею, по которой Маше предстояло катиться то ли к светлому будущему, то ли до ближайшей станции, чтобы там без сожаления сойти, поняв, что села не в свой поезд.
Глава 13
Август свалился на город душным комом жары, рассыпавшись по улицам пылью и знойным безветрием. Из продажи резко исчезли вентиляторы, в домах отключили горячую воду, продавцы мороженого вожделенно подсчитывали космическую прибыль. В общем, все приметы лета были налицо.
Жизнь становилась подозрительно идиллической: коллектив, несмотря на отдельные негативные моменты, оказался дружным и веселым, шеф – очаровашкой, няня – замечательной, а муж – удивительно внимательным и заботливым. Он вдруг периодически стал заезжать за Машей на работу, и ее уже не волновали его поздние возвращения домой. Она стала ходить с Алиной по магазинам, кафе или просто гулять по вечерам, приходя иногда еще позже Алексея. И все оказалось просто и ясно: работа – это другая жизнь, и задерживаться можно по разным причинам, ни одна из которых не угрожает семейному счастью.
– Ну, и как? – недоверчиво поинтересовалась Гусева. – Еще не выперли? И тебе там нравится? И нянька не ворует?
Подруги сидели в кафе, охлаждая организмы мороженым.
– Рита, не пугай. Мне самой страшно, что так все хорошо сложилось, – вздохнула Маша.
Но если Алина при этих словах только улыбнулась и сказала, что у хорошего человека все должно быть хорошо, и нечему тут удивляться, то Рита озабоченно помотала головой:
– Да, что-то тут нечисто. Не бывает в жизни все так гладко. Это затишье перед бурей, вот точно тебе говорю. Чем лучше сейчас, тем хуже потом…
– Гусева, хватит нагнетать! – разозлилась Маша, перестав ковырять башню из клубничного мороженого. – Вечно ты гадости говоришь.
– Правда всегда больше похожа на горькую пилюлю и на гадость, чем на конфету, – тоном старой мудрой Тортиллы провещала Рита. – Вот мне сейчас плохо. Работаю в убогой конторе с убогими людьми за убогие деньги. А все почему?
– Потому что дура, – выпалила растроенная Маша.
– Потому что не повезло, – смягчила ее вариант Алина.
– Нет! – Гусева вдохновлено и гордо воткнула в свое мороженое ложечку, как альпинист втыкает флаг на вершине покоренного пика. – Потому что сейчас у меня черная полоса. И чем чернее она сейчас, тем белее будет потом! В жизни все чередуется, а в среднем получается у всех одинаково. Кто-то просто ползет гусеницей-плодожоркой, портит колхозные посадки и ничего в жизни кроме грядок не видит. Зато и никаких потрясений, кроме обработки родной грядки ядовитой химией, она не переживет. Кто-то, родившись гусеницей, полжизни снося попреки и оскорбления, однажды превратится в бабочку и улетит на фиг в светлую даль. А кто-то сначала летит гордым гусем в синем небе, а потом – бэмс, и попадает на стол в виде дичи какому-нибудь егерю. И заканчивается его жизнь под вонючий самогон и хруст лука. Вот так вот.
– Тебе бы книжки писать, начальник, – первой отмерла Алина. – Красиво излагаешь, но непонятно.
– А что непонятного? Нас трое, а я примерно, сугубо приблизительно, обрисовала варианты.
– Одно ясно точно, – хмыкнула Маша. – Бабочка – это ты, Гусева.
– Надеюсь.
– Про червяка и дичь уточнять не будем, – предложила Аля. – Иначе быть тебе, Ритка, битой.
– Душевнейший ты человек, Гусева! – Маша смерила подругу недобрым взглядом. – Добро так сиропом и сочится из всех дыр. Соболезную твоим коллегам.
– А чего им соболезновать? – сморщилась Рита. – Уроды – они уроды и есть. Вадик опять у меня заказ увел. Представляете, пришла тетка, у нее салон красоты. Ну, как салон? Так – не салон, а забегаловка. Хочет плакатики с рекламой и раскладушку. Концепции нет. Я ее на входе перехватила и к себе. Тетка с придурью, хочет что-нибудь необычное, чтобы цепляло, но чтобы сразу было ясно, что это салон именно красоты, а не зубодерня или ЖЭК. А у меня как раз есть женское лицо, стилизованное под цветок, то есть – из лепестков. С одной стороны смотришь – цветы, а если приглядеться – начинают проступать черты лица. В общем – шедевр. Тетка начинает ахать, охать, тут приходит на работу Вадик. Между прочим, с бодуна и опоздав почти на три часа. Но ему же можно, он у нас гений. Так вот, этот лысый кабачок с семечками вместо мозгов начинает закатывать свои гляделки и обхаживать клиентку, вопя, что хочет писать с нее портрет. Мол, этот образ он искал всю жизнь. А образ там – будьте нате: бабье лето старухи Шапокляк. Короче, клиентка переползает за его стол, и в результате подписывает договор на дикую банальщину: слоган «КвазиМОДА на красавиц» и картинка а-ля «Квазимодо с Эсмеральдой». За такое убивать надо.
– За что именно? За непрофессионализм? – потрясенно спросила Аля.
– За отбивание клиента. Плевала я на его непрофессионализм. Если тетке понравилось – это ее проблемы. Только деньги теперь не мои, а Вадика. Вот такая «справедливость»! Должна я получить компенсацию за свои страдания? Должна. Мне, в конце концов, должен обломиться принц, тонко чувствующий и согласный спонсировать мое творчество, чтобы донести красоту до широких масс. Народ нельзя лишать общения с высоким искусством!
