И тогда Кром стал метать свои молнии. Магистра окружала защитная оболочка светящегося голубоватого тумана, но молнии Крома пробивали ее, они опускались на синий плащ, прожигали его, и вот уже от белой кожи магистра поднимался сизый дымок. А молнии сыпались и сыпались; Конану показалось даже, что Брахо начал гореть. Но тут Брахо отнял руки от медальона, с его ладоней разлился ослепительный неживой свет. Пораженные им, попадали наземь воины Крома. А сам великий Бог, заслонившись зеркальным щитом, внезапно метнул тяжелую секиру прямо в основание пирамиды, сверкавшей на медальоне Брахо. Бледное лицо мага исказилось. Он не сумел поймать или отклонить секиру. Оружие врезалось в медальон, и в следующий миг Брахо, съежившись до своих обычных размеров, упал на спину, лысая голова его ударилась о сапог Конана. В тот же миг киммериец ощутил освобождение от незримых пут и могущественного волшебства: он снова был Конаном-варваром, героем и сыном Крома. А Кром тем временем уже выхватил гигантский меч, висевший у него на поясе. Еще секунда — и голова Брахо покатится к ногам киммерийского Бога.
Но неведомая сила вдруг поставила магистра на ноги — как это произошло, Конан не мог понять. Длинные гибкие пальцы обхватили шею Крома.
— Мой Бог сильнее тебя! — сказал Слуга Судьбы.
Трудно было представить, но киммерийский Бог и неведомый волшебник сошлись в рукопашной. Конан подскочил к дерущимся, сжимая меч. Он уже хотел нанести удар — неважно куца, ведь он не сомневался, что смертный не может поразить Бога, тем более Бога своей родины, значит, удар получит враг, — но тут в мозгу его прозвучал суровый, повелительный голос Крома:
— Прочь, Конан! Не пристало смертному идти на выручку к Богу. Я справлюсь и сам.
Повинуясь, Конан отпрыгнул от дерущихся. И вовремя: грянул грохот, яркая вспышка осветила огромный зал, — Кром, Брахо, а вместе с ними и все поверженные воины киммерийского Бога исчезли. Конана тряхнуло, он ощутил, как куда-то проваливается, как стремительно падает вниз. Затем толчок, свет, он снова теряет сознание — и снова, уже в который раз, приходит в себя на золотом королевском троне.
Уже утро, яркие солнечные лучи проникают сквозь бархатные шторы, перед троном стоят испуганные придворные, а граф Троцеро изумленно произносит:
— Откуда ты свалился, мой повелитель?! Ночью ты так и не пришел в свою опочивальню, вот мы и явились сюда. Но тебя не было, а мы увидели только это жуткое чудовище…
— Какое-такое чудовище? — собираясь с мыслями, пробормотал король.
— Вот это, — дрожащим голосом молвил Публио, и Конан увидал рядом с троном громадную тушу коричневого демона; рядом валялась отрубленная им, Конаном, башка…
— Ради Крома! — прошептал киммериец.
— Где ты был, государь? — с тревогой повторил рвой вопрос Троцеро, озабоченно вглядываясь в непри-рычно бледное лицо короля, точно тщась на нем про-весть ответ.
— Почем я знаю, где был, — тихо сказал Конан и, рбведя советников отсутствующим взглядом, доба-рил: — Однако ж этой ночью мне выспаться не удалось. Д ты все-таки продай треклятый трон, Публио!
Глава девятая
«Я ОТПРАВЛЮ КОНАНА Б БУДУЩЕЕ»
— Пхризнаюсь, Брахо, мне стоило некоторых трудов вытащить тебя из небесных чертогов Крома!
Магистр Синих Монахов являл собой жалкое зрелище. Обвязанный с ног до головы целительными поясами, он возлежал на широкой кровати; у изголовья ее сидел Тезиас. Властелин с сочувствием глядел на поверженного слугу. Маленькие умные глаза магистра были полны печали.
— Мой план провалился, — глухо произнес больной. — Отец Киммерии изрядно потрепал твоего слугу, Великая Душа. А Конан — Конан вырвался из моих рук… Еще немного, и тебе пришлось бы назначать нового магистра…
— Не унывай, мой верный друг! Мы еще тысячу раз переживем всех этих зазнавшихся божков и героев! Я — точно переживу, а ты — ты будешь жить вместе со мной.
— Прости, мой Бог, я в это не верю…
— Вздор, Брахо, вздор! Тебе придется в это поверить. Мы с тобой — я и мой верный магистр — вместе встретим закат цивилизации. Я вытащу тебя из этой болезни, как ты вытащил меня из жуткой Болезни Разума. Клянусь, через день-другой ты будешь здоров, как титан. Не унывай, Брахо! Уверен, Кром Киммерийский не один еще месяц будет зализывать нанесенные тобой раны!
Больной устало улыбнулся.
— И, потом, — продолжал Тезиас, — умей извлекать ценные уроки из поражения. Мы ведь с тобой ученые, а? Как говорят в нашей среде, отрицательный результат — тоже результат. Во всяком случае, теперь мы знаем: байки о невмешательстве богов в мирскую жизнь — обычная чушь. Только ты как следует прижал Конана, как его божок тотчас примчался на выручку. А проиграли мы потому, что не учли этого в своем плане. Теперь я и вижу: боги этого мира и в самом деле хранят героя-киммерийца.
— А как же твоя месть?
— Обижаешь, магистр! — рассмеялся Тезиас. — Неужели ты полагаешь, что Великая Душа откажется от священной мести из-за какого-то там туземного божка?!
— Но тогда я не понимаю…
— Сейчас объясню. Твой замысел был великолепен, и провал ничуть не умаляет его гениальности. Моя же новая идея, о которой я намерен тебе поведать, еще более фантастична. Перед твоим замыслом она имеет один плюс и один минус. Плюс в том, что никто не в состоянии помешать мне осуществить этот фантастический проект. Никто! Ни Кром, ни Митра, ни сам Сет. Только Страж Земли мог бы, его, как ты знаешь, наши проблемы нисколько не волнуют. Так что и за свой, так сказать, тыл я спокоен. А минус — минус в том, что мне придется навсегда расстаться с великим Конаном. Признаюсь, я к нему как-то привык. Но ничего, отвыкну: отвоюю обратно свой мир, покорю миры новые — где мне будет сожалеть о каком-то варваре!
Заинтересованно внимавший Великой Душе Брахо привстал с постели. С удивлением в голосе он молвил:
— Прости, хозяин, но я так и не понял, в чем заключается твой фантастический замысел. Агатовые глаза хитро сверкнули, Тезиас выдержал театральную паузу и буднично, словно речь шла о чем-то сугубо прозаическом, приевшемся, сказал:
— Очень просто, Брахо. Я отправлю Конана в будущее. В далекое, туманное будущее, откуда он не сможет более досаждать мне.
Немногочисленные придворные, самые высокие вельможи Немедии полукругом выстроились У Трона Дракона. В человеке, восседающем на троне, очень трудно было признать короля Тараска. Сгорбленный, бледный, седовласый, с кожей, покрытой язвами и морщинами, с дрожащими руками, немедийский монарх выглядел дряхлым стариком. Но на изможденном лице властелина горели живые, полубезумные, наполненные безысходной решимостью глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
