Трудно дружить с кем-то, когда они могут исчезнуть в любой момент из-за развода или неодобрения, и никогда больше не появятся и не поговорят с вами снова. И когда они исчезнут из вашего круга, все, что вы почувствуете это облегчение, что данная участь на этот раз миновала вас.
Я был знаком с некоторыми лицами за столом Элеоноры. Там была Иезавель Рэкхем, жена Большого Джейка Рэкхема. Иезавель была высокой и белокурой и невероятно скромной, с незатейливым лицом ребенка. Большой Джейк имел долю от каждого сексуального бизнеса, который действовал в Темной Стороне, крупном или небольшом. Поговаривают, что Иезавель была одной из его главных работниц, прежде чем он женился на ней, но, конечно, никто этого больше не говорил вслух. Только если не хотел лишиться своих коленных чашечек. Иезавель сидела за столом как ребенок среди взрослых, следя за беседой, но, не вступая в нее, и тщательно наблюдая за другими, чтобы знать, когда смеяться.
Еще там была Люси Льюис, милая и миниатюрная и экзотично восточная, облаченная в великолепный иссиня-черный халат, подходящий к ее волосам и глазам. Жена Центрового Таффи Льюиса, прозванного так, потому что ему принадлежала большая часть земли, на которой находился жилой квартал. Что означало, все известные клубы и бары и рестораны отстегивали ему процент, чтобы оставаться в бизнесе. Таффи никогда не сдавал ничего в аренду более чем на двенадцать месяцев подряд, и никогда даже не слышал о регулирование арендной платы. Люси была известна тем, что всегда знала лучшую сплетню, и никогда не заботилась, кому она причиняла боль. Даже если тот человек сидел рядом с нею.
Салли Девор была замужем за Марти Девором, чаще называемого просто Пожиратель, хотя ему это и не к лицу. Никто никогда не был в состоянии доказать, чем Марти зарабатывал на жизнь, но если кто-то и пытался, то быстро заканчивал свою жизнь, будучи повешенным на ближайшем фонарном столбе. Салли была большой и наглой, с громким голосом и пронзительным смехом. Люди всегда говорят громче, когда боятся. Салли была четвертой миссис Девор, и никто не делал ставку, что она будет последней.
И это были женщины, с которыми Элеонора обедала. Лично я предпочел бы пойти поплавать с акулами с мертвой коровой привязанной вокруг шеи.
Разумеется, ни одна из этих женщин не приходила сюда в одиночестве. Их вторые половинки никогда не отпустят их самих по себе – что-нибудь могло случиться с ними. Они должны быть защищены от всего, в том числе, от слишком многочисленного неправильного рода развлечений. Собственность должна быть на виду в любое время. Поэтому, все их телохранители и сопровождающие сидели за своими собственными рядами столиков, стоявших в стороне. Они ничего не пили и не ели, а просто сидели с невыразительными лицами и пустыми глазами, ожидая любого повода причинить кому-нибудь боль. Время от времени они перекидывались словами, тихим, бесцельным образом, чтобы скоротать время. Достаточно любопытно, что Элеонора пришла сюда в сопровождении своего последнего молодого любовника, великолепного молодого человека по имени Рамон. Он всегда был в таблоидах, сфотографированный в объятиях какой-нибудь богатой женщины или еще кого-то. Ни один из телохранителей или сопровождающих не разговаривал с ним. Они были профессионалами. Коим, по-своему, был и Рамон. Он сидел совершенно непринужденно, глядя куда-то вдаль, возможно, уже обдумывая, кто в Чайной станет его следующим покровителем. Я чувствовал смутное разочарование. Элеонора могла подыскать кого-то более подходящего, чем Рамон.
Я направился прямо к столику Элеоноры, и за каждым столом, который я проходил, разговоры стихали и прекращались, пока женщины смотрели, куда я иду, и с кем собираюсь поговорить. К тому времени, как я добрался до Элеоноры, вся Чайная погрузилась в тишину, и повсеместно головы поворачивались и вытягивались, чтобы увидеть, что произойдет. Все телохранители напряглись. В первый раз я отчетливо услышал классическую музыку, играющую на заднем плане. Струнный квартет, умышленно искажающий Моцарта. Я остановился позади Элеоноры, произнеся ее имя, и она неспешно обернулась, чтобы посмотреть на меня.
– Ах, – сказала она. – Это вы, Тейлор. – Небрежная скука в ее голосе была произведением искусства. – Печально известный Джон Тейлор. Опять. Как же скучно...
– Нам нужно поговорить, – сказал я, играя роль бесцеремонного и загадочного, чтобы не быть превзойденным.
– Я так не думаю, – сказала Элеонора, спокойно и презрительно. – Я занята. Может, как-нибудь в другой раз.
Чайной это понравилось. Другие женщины за столом Элеоноры разве что не растеклись, молча и с выпученными глазами, извиваясь от возбуждения, видя, как она с такой небрежностью отмахнулась от имеющего дурную репутацию и чрезвычайно опасного Джона Тейлора. Она вряд ли могла впечатлить их сильнее, даже нагадь она рубинами.
– Вам известно то, что мне нужно узнать, – сказал я, играя свою роль до конца.
– Какая жалость, – сказала Элеонора. И отвернулась от меня.
– Ваш отец рассказал мне несколько любопытных вещей о вас, – сказал я, чтобы заставить ее повернуться обратно, и слегка улыбнулся, увидев ее напряженность. – Поговорите со мной, Элеонора. Или я всем здесь расскажу.
Она вновь повернулась и изучила меня холодным взглядом. Я блефовал, и она это прекрасно знала, но не могла рисковать. Дамы, Которые Обедают, упиваются проявлением слабостей, как пираньи брошенным сырым мясом. И, кроме того, я должен был быть более интересным, чем ее нынешняя компания. Поэтому она поговорит со мной и попытаться выяснить, что именно я знал, при этом сказав мне, как можно меньше взамен. Я видел все это по ее лицу... поскольку она позволила мне.
– Если я должна, то должна, – сказала она, проявив аристократическую милость к подчиненным. Она мило улыбнулась женщинам, которые сидели вокруг ее стола, сгорая от любопытства. – Извините меня, душеньки. Семейные дела. Вы же знаете каково это.
Женщины улыбнулись и кивнули, и сказали все правильные вещи в ответ, но было ясно, что они не могли дождаться, пока мы отойдем, чтобы начать сплетничать о нас. По всему помещению, все глаза смотрели, как я веду Элеонору в отдельную кабинку в дальней части и усаживаю ее в нее. Разговоры медленно возобновились. Телохранители расслабились за своими столами, без всякого сомнения, испытав облегчение от того, что им не пришлось иметь дело со мной. Рамон наблюдал за мной холодными, темными глазами, и его лицо абсолютно ничего не выражало. Я сел в кабинку напротив Элеоноры.
– Что ж, – сказал я, – ожидал встретить вас здесь.
– Нам нужно поговорить, – сказала она, резко наклонившись вперед. – Но вы же понимаете, я не могла сделать это легким для вас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
