– Так что вы тоже потомок иммигрантов, – подвел черту я, и отношения у нас как-то сразу не задались...
Потом мне долго объясняли, что существуют объективные сложности, зачитывали ответ на их запрос министерству иммиграции, где сообщалось, что у них залежалось около восьмиста тысяч таких же дел.
Я возразил, что у нас в стране безработица, почему же они не нанимают дополнительных работников?
– Ну, это не так просто, – промямлил помощник парламентера, – у них должна быть особая квалификация.
– Какая такая особая квалификация? – встрепенулся я. – Мы подаем декларацию о своих доходах и сами же на бланке должны сосчитать, проходная сумма у нас или нет. По-вашему, чтобы сверить всего одну цифру, нужна особая квалификация? Квалификация первоклассника? Как такое может быть, что работа, которая должна занимать три минуты, занимает два года?
– Так чего вы хотите? – возразил товарищ, и его огромный золотой орел, болтающийся на золотой цепи, надетой на волосатую грудь, недобро заблестел.
– Я хочу, чтобы мой представитель в парламенте задал этот вопрос министру иммиграции.
– Ну, что вы... Это не принято, ведь они оба из одной партии.
– Так что, мы должны обратиться за помощью к оппозиции?! При таком отношении к восьмистам иммигрантам, не имеющим возможности привезти в страну своих родителей, вы скоро снова очутитесь в оппозиции...
– А за нас иммигранты обычно и не голосуют... – равнодушно ответил помощник парламентария.
Разумеется, после такого поворота разговора меня выставили под белы ручки, пообещав, правда, сообщить ответ... Давненько дело было! До сих пор сижу без ответа. А там, глядишь, снова выборы; даст бог, пойду обивать порог новому парламентарию...
Только всё это пустые разговоры, ибо в Канаде политики живут и работают сами по себе, а государство живет само по себе, и не найти нам на наше государство управы ни у народных представителей, ни у органов судебной власти. Ну что мне теперь, на министерство иммиграции в суд подавать? Хорошо, товарищи, устроились! Точно себе уяснили, что все мы твари дрожащие, и никакого права ни на что не имеем...
Узнаю коней ретивых...
Молодые люди, проживающие в канадской глубинке, представляют собой особое племя непуганых идиотов. Пока их сверстники в других странах пытаются уклониться от зубодробильных армий, бегают от заточек своих товарищей и добиваются внимания своих сверстниц – «прекрасных чувих», наши ретивые кони канадской глубинки ведут сонное существование сытых, обкуренных, самодовольных дегенератов.
Население наших заснеженных мест представляет собой гремучую смесь нищих бездельников и бездельствующих богачей. По одной стороне дороги, там, где дома стоят вдоль берега озера, живут богачи, уставшие от городской жизни пенсионеры, а по другой стороне – всяческие недотепы, которых сюда занесло в процессе хаотического блуждания их предков по лесистым краям или, того хуже, они явились сюда сами, но ни при каких обстоятельствах не смогли бы вам объяснить, как и почему именно сюда.
Мой, уже порядком уставший от самонадеянного до наглости автора, читатель, спросит с безупречным прононсом знатока: «А вы, собственно, сами-то как там очутились? Вы сами-то кто будете? Самодовольный дегенерат или непуганый идиот?»
В общем, и тот, и другой... Я отправился на север, ибо с детства искал приснившийся мне во сне край: над неподвижной гладью озера восхитительные зеленые холмы, покрытые уютным безопасным лесом, где нет назойливых соседей, страшных криминальных типов и прочего приблатыканного сброда, которым, как правило, полнятся крупные города... Мой невроз гнал меня на север, и поскольку день был ясный, то уехал я далеко. Тут и поселился.
Подходящие холмы и озеро нашлись всего в каких-то двух сотнях верст от Торонто, но население все же отчего-то меня разочаровало. Страшных криминальных типов заменили не менее страшные и криминальные в своей безнаказанности настоящие медведи и волки, а вместо назойливых соседей появились хмурые люди, которых можно увидеть только дважды в жизни: когда они приходят знакомиться с новым соседом (то есть с вами), поскольку это традиция, ну и второй раз либо на их, либо на ваших похоронах, хотя это еще совсем не факт, что вас пригласят, и тем более не факт, что вы пригласите их на такое важное для вас и ваших близких мероприятие.
Но хуже всего дела обстоят именно с молодыми людьми. Сначала они до восемнадцати лет ошиваются в школах, в этих рассадниках разврата, наркомании и идиотизма. Потом они просто болтаются несколько лет без дела, пока их не менее продвинутые в алкоголизме и идиотизме родители не уматывают куда-нибудь в Альберту, где паразитировать на работодателе становится проще, потому что там много нефти, а значит, много и денег...
Молодой человек, оставшись не у дел, долго выбирает, к кому бы присосаться, и, не найдя ничего лучшего, скатывается в недра бессмысленного существования, изредка прерываемого короткими сроками заключения, страстными романами с себе подобными особями женской ориентации и еще более редкими случайными заработками, от которых несладко как тому, кто их платит, так и тому, кто их, формально говоря, зарабатывает...
Вы скажете: а как же университеты? А как же светлое будущее? Ну, есть и такие, кто берет студенческие ссуды и отправляется в альма матер получать особо ценный диплом бакалавра Фиг Знает Кому Нужных Наук. Пополнив толпу студентов крупных городов, они тусуются там несколько лет и наконец – разумеется, не найдя работы после университета – возвращаются сюда, к нам на север, в родные пенаты, чтобы беспрепятственно продолжить свое по-прежнему бессмысленное существование, изредка прерываемое короткими сроками заключения, страстными романами с себе подобными особями женской ориентации и еще более редкими случайными заработками, от которых по-прежнему несладко как тому, кто их платит, так и тому, кто их, формально говоря, зарабатывает...
Все отличие таких «образованных» представителей молодого племени заключается в том, что им нужно выплачивать свою студенческую ссуду из зарплаты сезонного посудомойщика в местном ресторане. Это придает им особую социальную перевозбужденность, горьковатую усмешку и снисходительный взгляд на тех, кто высшим образованием так и не обзавелся... Вот и вся разница.
Что дальше? Бесконечная цепь незначимых связей, брак с себе подобными лет в тридцать, второй брак лет в сорок и, наконец, окончательный и бесповоротный брак в шестьдесят.
Вот и вся жизнь, вот и все то гордое и независимое, что эти молодые люди держат в себе и стараются не расплескать всю жизнь... Посмотрите, как они дуют щеки, какие они гордые! Как же, как же, пока афганцы с индусами лезут из кожи вон, чтобы лучшие из лучших продрались сквозь все кордоны и явились в Канаду – мифическую страну вечного благоденствия, наши молодые краеведы никуда не стремятся, ничего не опасаются и хорошо знают свои права. Государство магического соцобеспечения всегда накормит их недурно сваренной кашицей из презренного, но достаточного для поддержания какой-никакой жизни пособия.
В отличие от изворотливых индусов наши герои честны. Они гордятся своими предками со звучными шотландскими и ирландскими фамилиями. Начнешь говорить с ними по душам, и каждый сообщит вам всю свою родословную от короля Артура и подробно набросает на салфетке точную форму круглого стола, за которым сидели гордые Ланцелоты, а предки наших героев подавали им на блюдах мясо и горох и подносили в кубках пиво...
Они честны до отрыжки, до першения в горле и очень уважают закон, пока на поверку не оказывается, что готовы ограбить и зарезать, если будут вполне уверены, что им за это ничего не будет.
Но поскольку грабить и резать – это тоже работа, то молодые люди канадской глубинки предпочитают надуваться дешевым сивушным пивом и тупо глазеть в слепой телевизионный экран...
В чем же выход? Как могло произойти, что молодые, наверное, на что-то способные люди, обросли паутиной лени и лицемерной никчемности? А оно всегда так было... Ничего не изменилось. Закон человеческой природы чрезвычайно упрям.
Наши с вами предки веками пытались уклониться от зубодробильных армий, бегали от заточек своих товарищей и добивались внимания своих сверстниц – «прекрасных чувих», в то время как наши ретивые кони канадской глубинки во все времена дули щеки и надувались пивом из чужих кубков, оставленных среди объедков на круглом столе, за которым восседали рыцари короля Артура.
История провинциального кота
Городские коты свято верят в свою исключительность. Они считают, что городская жизнь полна утонченных развлечений на любой вкус. Провинциальные коты тоже, как ни странно, не лишены подобного мировоззрения, ибо и те и другие основную часть своей кошачьей жизни проводят в состоянии бессознательной нирваны. Эти счастливые представители домашней фауны всю свою повседневность вдумчиво и обстоятельно спят – вне зависимости от места проживания.
