полный хаос. Везде громоздились горы грязной посуды, по полу были разбросаны остатки пищи: видимо, юные танцоры на спор сбивали куски еды с тарелок, когда выделывали ногами свои немыслимые пируэты. Кто-то потушил несколько сигарет о пол, оставив на нем жженые пятна, вся мебель была залита чем-то цветным и очень липким.
Я взирала на все это с ужасом, понимая, что та же участь ждет все остальные комнаты. От затылка, вниз по позвоночнику, медленно прошел холодок. Череп словно сдавили раскаленным стальным обручем. Голова закружилась, тело прошиб холодный пот. Пол ускользал у меня из-под внезапно ослабевших ног. Мне надо было немедленно присесть. Я не могла удержаться в вертикальном положении, поэтому тут же опустилась на пол, угодив во что-то мокрое и холодное.
Ко мне, откуда ни возьмись, кинулись Эдди и Джулиан:
— Эй, Карина, — суетились они, — с тобой все в порядке?
— Да, — слабо бормотала я, хотя чувствовала, что вот-вот потеряю сознание.
— Ты устала! — Авторитетно заявил Джулиан, пока Эдди, надрываясь, поднимал мое обессиленное тело. — Вечеринка чересчур затянулась! Пора заканчивать! — И он побежал в гостиную, откуда доносился топот и гомон танцующих.
— Не волнуйся, Карина! — Бормотал Эдди, таща меня в спальню. — Я все уберу. Не волнуйся. Вечеринка получилась просто супер!
— Не надо… — простонала я. По моему лицу и спине стекал липкий, противный пот. Перед глазами плыли пятна.
При виде нас, модели повскакали с моей кровати, и Эдди тяжело сбросил меня на покрывало:
— Ты отдохни! Слышишь? Там уже Джулиан распоряжается.
В самом деле, я слышала, как итальянец хлопал в ладоши, привлекая к себе внимание, а потом своим густым, хорошо поставленным голосом просил всех разойтись по домам, ибо шел уже пятый час утра.
Растерянные модели еще побродили вокруг кровати, не решаясь ничего сказать и не решаясь уйти, но потом, потеряв интерес к моему неподвижному телу, на цыпочках вышли из комнаты и затворили за собой дверь.
Я закрыла налившиеся чугуном веки и немедленно провалилась то ли в сон, то ли в забытье. Сквозь это странное состояние я могла разобрать гул голосов гостей, которые неохотно расходились, а потом звон тарелок на кухне и шум воды. Мне мерещилось, что я слышала голоса Донни и Джулиана, и звонкий смех Эдди.
Мне виделся Кеану. Он стоял у моего изголовья и глядел на меня с молчаливым укором. Я почти ощущала его запах, такой, каким я себе его представляла: дурманящий, чуть горьковато терпкий, смешанный с ароматом крепкого табака, горячий, влекущий.
Меня осторожно разбудил брат моей подруги:
— Карина, мы все убрали. Все чисто. Мы пойдем, ладно?
Я открыла глаза. За окном брезжил сероватый рассвет. Надо мной склонился Эдди. В прихожей было слышно, как тихо переговаривались Джулиан и Донни. Значит, их голоса мне не послышались.
— Большое спасибо. Что бы я без тебя делала? — едва слышно прошептала я.
Эдди застенчиво улыбнулся и взял меня за руку. Вдруг, воровато оглянулся в сторону, откуда доносились голоса, а потом порывисто наклонился и крепко прижался своими мягкими, теплыми губами к моему рту, сильно сжав при этом мою ладонь.
Я встрепенулась и, громко замычав, оттолкнула его руку. Эдди отпрянул, его лицо густо залилось краской. Он еще секунду испуганно и одновременно восторженно глядел на меня, блестя глазами зелеными, как яблочные леденцы, потом нервно махнул рукой и выбежал из комнаты. В прихожей хлопнула дверь. Воцарилась полная тишина.
На работу на следующий день я не пошла. Джулиан разбудил меня своим звонком в полдень, заботливо справился о моем самочувствии и милостиво предложил мне отдохнуть сегодня.
7.
Сегодня была пятница.
Положив трубку, я долго лежала в постели, не шевелясь. Только сейчас я заметила, что полностью одета. Вчерашний макияж засох на моем лице, как слой штукатурки. В воздухе повис тяжелый смрад табака и алкоголя. Отвратительно. Надо было отправлять всех курить на балкон или на улицу. Отвратительно. Я боялась представить, что творилось в моей квартире после ночного веселья. Это должно быть страшно. Стоило ли жертвовать собой и своим жилищем только ради того, чтобы друзья подольше делали мне одолжение, выслушивая мои монологи о Кеану? Нужны ли мне вообще такие друзья, ради дружбы которых необходимо чем-то жертвовать?
Вылезать из постели мне не хотелось, хотя больше всего на свете мне сейчас нужен был душ.
Пересилив свое отвращение к себе и ко всему миру, я все же выбралась из постели, распахнула окно, и, пошатываясь, вышла из спальни.
Тут-то меня ожидал сюрприз, которого я никак не ждала.
Я обнаружила, что сейчас моя квартира была чище, чем до вечеринки. Полы вымыты, все расставлено по своим местам, мусор убран.
Ни единого следа от того бедлама, что творился здесь ночью. Мало того, на столе в гостиной, в моей самой дорогой вазе красовался, невесть откуда взявшийся, огромный букет алых гладиолусов.
Я поспешила закрыть распахнутые окна, так как было довольно прохладно, зато запах сигарет полностью выветрился.
Расхаживая по своим начищенным владениям, я никак не могла взять в толк, каким образом произошло столь чудесное превращение.
Мне хотелось пить, и я направилась на кухню, где тоже царил идеальный порядок. На холодильнике я обнаружила записку: «Привет от Джулиана, Донни и Эдди!»
И тогда я внезапно вспомнила тот странный поцелуй, и как сильно Эдди сжал мою руку. По телу пробежал неприятный озноб. Славный мальчик Эдди! Мой почти что брат! Я почему-то вдруг разозлилась, скомкала записку и выкинула ее в мусорник.
Холодильник был забит обильными остатками снеди и выпивки. Что мне всегда нравилось в вечеринках, так это то, что после них всегда оставалось много вкусного.
Я смотрела телевизор до трех. В пять минут четвертого позвонил Дэвид. Время, отпущенное мне для принятия окончательного решения по поводу свидания, подошло к концу.
«Хорошо, — апатично сказала я, — в восемь, в «Бонд Кафе».
ХХХ
Мы сидели в ресторане уже битых два часа, и Дэвид все продолжал и продолжал рассказывать что-то о женщине, с которой он встречался два года, а потом она ему надоела, и он ее бросил, и она с тех пор питается одними антидепрессантами. Он вещал мне об этом с мальчишеским задором, как будто, доведя женщину до нервного срыва, совершил нечто героическое. Он был несносен. Я кивала головой, как заводная японская игрушка. К счастью, как я и надеялась, еда не лезла мне в горло.
Говорят, что женщины никогда не едят на свиданиях, особенно на первых!
Я не ела вовсе не потому, что мне было не до
