Салли было уже не до смеха.
— Не знаю, — призналась она. — Но у человека, готового убивать людей, не говоря уже о грудном младенце, явно значительный сдвиг по фазе, согласна?
Я уже думала над этим. Врываться в дома и оставлять там опасных змей — это, вне всяких сомнений, поступок человека с нездоровой психикой. От этой мысли мне стало не по себе. Но еще больше мне не нравилось то, что люди бегут за ответами ко мне. Я ветеринар, имею дело с дикими животными. Все, что происходит сейчас, — вне моей компетенции.
— Полиция разберется, — заверила я Салли. — Если будет зацепка, они раскрутят дело.
— Не уверена, — сказала Салли, вставая и ополаскивая чашки.
— То есть?
Она оглянулась через плечо.
— Гарри Ричардс был зол как черт, когда мы с ним разговаривали. В противном случае он не стал бы мне все выкладывать. Он сообщил полицейским о ваших с Шоном предположениях, но те, кажется, не приняли их всерьез. Как ни крути, а Шон Норт очень необычный тип, не думаю, что полиция ему доверяет. В прошлом у них случались стычки — кажется, из его дома исчезали змеи. Что-то в этом роде.
Бутерброды, которые я только что съела, стали комом у меня в желудке.
— А после вчерашнего меня тоже будут считать не заслуживающей доверия.
— Надо дождаться выводов коронера. Я слышала, он полагает, что ваша теория по поводу концентрации яда весьма субъективна. Он сам кое-что подсчитал. По-видимому, внезапная смерть от отравления — не такой уж неслыханный случай. К тому же Джону Эллингтону было почти семьдесят лет.
— Понятно, — растерянно произнесла я. Интересно, почему бутерброды с беконом стали внутри меня комом? Не хотела я в это вмешиваться. — Салли, а можно задать вопрос?
— Давай, спрашивай.
— Вы помните Уитчеров? Эделину и Уолтера?
— Разумеется. — Она нахмурилась из-за внезапной смены темы разговора, но продолжила: — Я пыталась несколько раз заглянуть к ним. Мне очень не нравилось, в каких условиях они жили, — я почему-то считала их неприемлемыми. Но меня никогда не пускали дальше входной двери.
— Я помню похороны Эделины в ноябре прошлого года, но не помню похорон Уолтера. Может быть, вы знаете, где его похоронили? Может быть, этим занималась больница?
— Он скончался минувшей осенью, так? Я кивнула.
— Кажется, в сентябре.
— Я не могу сразу… а он не завещал свое тело науке?
— Завещал. Но разве не было никакого отпевания, поминок?
Салли оперлась о раковину.
— Клара, а тебе это зачем? — спросила она.
Мне следовало предвидеть, что она задаст такой вопрос. Мне очень не хотелось упоминать об этом. Но от Салли так просто не отделаешься.
— Вчера ночью, — начала я, не сомневаясь, что моя репутация странной особы неимоверно упрочится, — полицейские спрашивали, узнала ли я мужчину, который проник в мой дом.
— А ты?
— Сказала «нет». Сказала, что было темно, а видела я его лишь долю секунды, поэтому ни в чем не уверена.
Салли в сообразительности не откажешь.
— Но это было не совсем правдой? — подсказала она.
Я покачала головой. Это было абсолютной неправдой: я тут же узнала незваного гостя.
— Кажется, это был Уолтер, — едва слышно произнесла я, ожидая, что Салли сразу же под каким-нибудь предлогом уйдет, посоветовав мне в ближайшее время зайти к местному психиатру. Просто поговорить.
Салли молчала. Ее лицо не выражало ни удивления, ни сомнения в моем здравомыслии. Он смотрела так, как будто на самом деле поверила мне.
— Почему вас это не удивляет? — спросила я. Почему от того, что меня принимают всерьез, мне ничуть не легче?
Казалось, она колеблется.
— Нет, удивляет, — заверила она меня. — Но… не очень.
— Вы тоже его видели?
— Нет-нет. Просто болтают всякое.
— Что болтают?
— Да ерунду. Просто детишки рассказывали. Возле старой церкви и дома Уитчеров ошивается компания подростков. Подозревают, что именно они виноваты в большинстве наших несчастий, поэтому с них стараются не спускать глаз. Кто-то из них рассказывал родителям странные истории. Ну, знаешь, как это бывает, когда в доме долгое время никто не живет. Его всегда называют домом с привидениями и…
— Они видели Уолтера?
Салли явно чувствовала себя неловко.
— Видели призрак Уолтера — вот кого.
В этот момент солнце, должно быть, спряталось за тучу, потому что в кухне немного потемнело.
— Вчера ночью я видела не привидение, — возразила я. Кого я пытаюсь в этом убедить? А ведь он прикасался ко мне. Рукой, похожей на руку мертвеца. Я быстро добавила: — Он оставил после себя мокрые следы. Не говоря уже о змее.
— Но если это Уолтер, тогда… ох!
— Вот именно.
— Ты поменяла замки, когда сюда переехала?
Я отрицательно покачала головой, понимая, что поступила непредусмотрительно. Ключи от моего дома могли оказаться у кого угодно.
— А следовало бы! — заявила она.
Я кивнула. Внезапно эта мысль показалась мне просто отличной.
16
Я переключила рычаг коробки передач «лендровера» на вторую передачу, но почва была болотистой, и колеса стали пробуксовывать; мне показалось, что дальше нам действительно не проехать. Впрочем, до реки оставалось рукой подать. Можно и пешком пройтись. Я сдала назад и заглушила двигатель.
Понедельник, день в самом разгаре, нас трое: Крэг, старший санитар, Саймон, двадцатилетний студент-практикант, и я. Этим утром нам позвонили из местного управления охраны окружающей среды. Им сообщили, что возле реки, прямо за поселком, угодил в капкан лебедь-шипун.
Мы вышли из машины, влезли в высокие болотные сапоги. Все были не в восторге от предстоящей работенки. Лебедь-шипун — крупная птица, а вблизи своего гнезда (высока вероятность появления потомства в это время года) он может быть агрессивным. Отловить раненого лебедя — непростая задача.
Я взяла с собой сумку, петлю для ловли птиц и большую клетку. Крэг и Саймон вдвоем несли небольшую шлюпку, сконструированную специально для мелководья с быстрым течением. Шлюпка была относительно легкой, чему мы были несказанно рады.
Мы подошли к реке — одному из рукавов, протекающих через поселок. К счастью, собачник, заметивший лебедя, сообщил точные координаты, поэтому мы смогли быстро обнаружить птицу. Мы разделились: Саймон пошел вверх по течению, Крэг — вниз. Я осталась на месте, глядя на противоположный берег, являвший собой пологий склон, который постепенно становился все круче и круче. Я видела густо поросший деревьями и кустами берег, а между кронами деревьев, почти на вершине склона, всего метрах в четырехстах по прямой — соломенную крышу дома Уитчеров. Раньше мне никогда не доводилось видеть их дом под таким углом.
— Он здесь! — крикнул Саймон.
Мы с Крэгом подхватили шлюпку и пронесли ее метров двадцать, пока не оказались рядом с Саймоном. На противоположном берегу среди крапивы, бутеня и бузины с трудом можно было разглядеть лебедя.
— Он на островке, — пояснил Саймон, указывая на место чуть выше по течению. — Вон там, где река разделяется на рукава. Чуть выше. Должно быть, там небольшая заводь.
Саймон крепко удерживал шлюпку, пока мы с Крэгом не забрались в нее. Потом запрыгнул и Саймон, мужчины (исполненные решимости показать себя настоящими рыцарями, по крайней мере пока не началась опасная работа) сели на весла, и вскоре мы оказались на противоположном берегу. Мы сошли на берег метрах в десяти выше по течению от места, где находился лебедь.
Вес лебедя-самца может достигать десяти килограммов, а размах крыльев — двух с половиной метров. Они всегда пресекают — агрессивно и непреклонно — любые попытки напасть на их гнездо. Когда мы стали приближаться, лебедь расправил крылья, перья на его шее встопорщились. Он пригнул голову к воде, готовясь к нападению. Эти нагоняющие страх приготовления очень эффективно отпугивают птиц-соперников и хищников. Когда мы подошли достаточно близко, я посмотрела на Крэга.
