- Хорошо. Но как? Я вам, пастор, не Инесса Арманд. Поймите же вы, наконец, что силой убеждения я не обладаю.
- Силой любви, дочь моя! А я, со своей стороны прощу грехи все твои, грешница ты моя. И мир незамедлительно придет в дом твой, и солнце засияет на пути твоем нелегком!
- Хватит, хватит! Мне уже надоели ваши дурацкие проповеди. Тоже мне корова в христианском обличье!
- Не богохульствуй, грешница! - перекрестился пастор.
- Ладно. Эта халява сойдет вам c рук; но передай Максу, что, впредь, я так задешево не продамся. Только из-за моей любви к звездам...
- Вот списки нужных фамилий... - Шлаг вытянул из рясы рулон туалетной бумаги и протянул его Кэт.
- Не многовато ли? - застенчиво спросила Козлова, увидев, что рулон исписан до основания.
- Плятт промолчал и поклонившись, вышел.
"C кого же начать?" - зевая подумала радистка и невольно усмехнулась. На ее лице надолго застыла обворожительная улыбка путаны совхоза "Заветы Ильича" Прищюкинской области.
ГЛАВА 11. ПОСЛЕДНИЙ СЪЕЗД ВЕЛИКОЙ ПАРТИИ
В то время, когда на Марс упали летящие мимо метеориты, расплавился известняк на планете Венера, застыл алюминий на планете Меркурий, а на Плутоне что-то произошло, в Кремле шел XXVII съезд партии. Михаил Сергеевич, изредка посматривая в зал, читал доклад. Делегаты устало слушали речь и клонились ко сну. Где-то на галерке периодически слышался легкий смешок. Впрочем, обстановка на съезде была спокойной и деловой.
- Наша партия переживает сложный момент, - вещал докладчик. - Теперь, товарищи, нас окружают не только внешние, но и внутренние враги. И это тогда, когда страна идет по пути реформ. Помните, как у нашего прославленного поэта Леонтьева:
Ах, реформа ты, реформа
Ты реформочка моя!
Пятилетка - это норма!
Перестройка - это я!
Некоторые члены партии заявляют о своем выходе из борьбы. Но мы-то, настоящие коммунисты, знаем цену таким недоумкам...
Смех на галерке усилился, делегаты начали волноваться.
- Кто там ржет? - грозно спросил Горбачев.
Зал замер, все посмотрели на галерку. Кто-то крикнул:
- Не обращайте внимания.
- Мы, коммунисты, - продолжал генеральный секретарь, знаем цену этим...
- Скотам, - добавил женский голос.
- Впрочем, можно сказать и так... - Михаил Сергеевич снял очки и удовлетворенно чмокнул губами. - И мы не допустим этих людей в наши ряды! И я скажу откровенно. Я даже не побоюсь, товарищи, сказать, что своим недостойным поведением они разлагают наши ряды и делают все, чтобы не выполнять решений предыдущего съезда нашей великой партии.
- К стенке их! - рявкнул мощный голос из молдавской делегации.
- Товарищи, я попрошу тишины, - грозно стуча по столу, сказал Лукьянов.
- Какая в жьепу тишина, когда страна рэзвэлевается! прокричал мужчина лет сорока пяти, сидящий в первом ряду.
- Вы кто такой? - спокойно спросил Горбачев.
- Я?
- Вы, вы.
- Иванидзе.
- Кто такой Иванидзе? - удивился Михаил Сергеевич и c интересом посмотрел на Лукьянова.
- Три-четыре! Товарищи, не мешайте работать съезду! хором воскликнула украинская делегация. - Михаил Сергеевич, продолжайте.
- Спасибо! А то я без вас не знаю, что мне делать, пробурчал генсек, залпом выпивая стакан воды. - Ситуация в стране, уважаемые делегаты, сложная. Но мы, коммунисты, должны не уходить от трудностей, а еще теснее сплотить свои ряды, выработать новую программу и идти, товарищи, туда, где...
- В заднице петух не сидел, - сказал кто-то из российской делегации.
- Нет, это уже слишком, - не выдержал Горбачев и швырнул в зал папку c докладом.
- Товарищи, я попрошу тишины, - грозно сказал Лукьянов, двумя мизинцами стуча по столу.
- Ребята, айда в буфет, там икру дают! - обратился к съезду делегат из Ненецкой автономной области.
- Три-четыре! Гля, чукчи выступают! - хором возмутилась делегация из солнечной Украины.
- Бардак! - кричали господа из Прибалтики.
- Нехорошо, однако, хохлам чукчей оскорблять! неожиданно для себя сказал Пуго.
- Товарищи, это же провокация! - воскликнул возмущенный генсек, выдергивая пробку из графина и швыряя его в зал. Послышался громкий свист, а через две секунды (хотя некоторые историки западной ориентации утверждают, что прошло три секунды) - глухой удар по черепу товарища Иванидзе.
- Ну все, я тебя щаз буду рэзать! - пригрозил джигит и направился к трибуне.
- Ох-ра-а-на! - испугался Горбачев. - Товарищ, это случайно. Вы поймите, я образно...
Но товарищ Иванидзе не слушал его; c криком "Асса!" он вытащил из ножен длинный кинжал и метнул его в трибуну. Пока кинжал несся через головы делегатов, товарищ Янаев спокойно заметил:
- Товарищи, генсек в опасности! В опасности генсек! Кинжал со свистом пролетел мимо трибуны и попал в статую вождя мирового пролетариата. Вождь покачнулся и упал на президиум.
- Охрана, остановите этого человека! - приказал товарищ Пуго двум верзилам из личной охраны генсека.
- Прошу слова! - сказал Мартин Рейхстагович, подойдя к трибуне. - Товарищи, вот вы сейчас как дети малые беситесь здеся и даже не знаете, что по этому поводу может сказать товарищ Кальтенбруннер. - Партайгеноссе потупил глазки и понял, что произнес глупость.
Наступила тишина. Никто не ожидал такого поворота событий. Все посмотрели на Бормана. Зал как бы спрашивал у него: "А, правда, что он может сказать по этому поводу?" Горбачев, воспользовавшись ситуацией, продолжил чтение доклада:
- Товарищи, сдадим пятилетку досрочно! Вперед, к победе коммунизма! И, знаете, я скажу откровенно, мне глубоко наплевать, что по этому поводу скажет Кальтенбруннер.
- А мне не наплевать, - отталкивая Горбачева, сказал Борман.
- Эх, вы! А еще старый коммунист! - наставительно промямлил Михаил Сергеевич и влепил Мартину Рейхстаговичу звонкую пощечину.
Партайгеноссе прослезился и обратился к делегатам:
- Вот, товарищи, посмотрите, как бьют коммунистов! Посмотрите, ведь за правду бьют!
- А плевать я хотел на вашу партию, - сказал кто-то из российской делегации.
- Что значит, плевать?! - удивился генсек.
- Вот мой билет. Я вам его дарю на вечную память, дорогой мой Михаил Сергеевич.
- Да вы понимаете... - прохрипел дорогой мой Михаил Сергеевич.
- Борис, ты не прав! - сказал товарищ голосом Егора Лигачева.
- Товарищи, запишите эту фразу, она войдет в историю! торжественно крикнул Борис.
- Бардак! - продолжали орать господа из Прибалтики.
- Прошу слова, - вновь суетливо сказал Борман. Товарищи, опомнитесь! Ведь партия - честь, ум и совесть нашей эпохи. Помните, как сказал наш легендарный поэт, стихи которого уже гремели в этих стенах:
Партия - ум,
Партия - свет,
Партия - совесть,
А не бред!
Сплотим теснее наши ряды для дальнейшей борьбы. - Мартин Рейхстагович стучал по трибуне и громко выкрикивал лозунги. Делегаты занимались своими делами и старались не замечать аморального облика членов президиума.
- Слово пастору Шлагу, - крикнул товарищ Лукьянов дрожащим голосом.
Пастор подошел к трибуне, но воспользоваться микрофоном не смог - толстое тело давало о себе знать. Тогда он попробовал "бочком", это дало свои результаты:
- Дети мои, побойтесь Бога и Солнца! Грешники, опомнитесь! Потомки не простят вам дней сегодняшних и столетий грядущих! Поймите, что из-за ваших действий сатанинских мы идем по пути гибельном для всех верующих в наши идеалы! Вот.
- Что это за корова в христианском обличье? - возмутился голос Егора Лигачева. - Товарищи, до чего мы дошли? Попиков на съезд приглашаем!
- А пусть говорит, - сказал женский голос из зала.
- Дети мои, - продолжал Ростислав Плятт, - найдите мужество и возлюбите ближнего своего, не давайте рукам своим распоясаться. Помните о Господе! Помните о партии! Помните, дети мои, о решениях съезда. Решения съезда - в жизнь! Вот.
Помидор, брошенный c галерки, попал пастору прямо в глаз. Шлаг сделал вид, что ничего не произошло, и поклонившись удалился.
- А что по этому поводу скажет Кальтенбруннер, - вещал обезумевший Борман.
- Не съезд, а черт знает что! Объявляется перерыв, - в горячности изрек товарищ Лукьянов и дрожащими руками стукнул по столу.
Раздались бурные продолжительные аплодисменты, крики "Ура!", "Слава партии великой, слава партии родной!" и еще что-то похожее на строки В. В. Маяковского из поэмы "Хорошо".
Вечером съезд продолжил свою работу...
ГЛАВА 12. ТРИЖДЫ ТРАХНУТАЯ
- Ну что, госпожа Лея, - коварно произнес Дарт Вейдер, - попалась крошка? Сейчас я тебя буду мучить...
- Но я же все сказала...
- Это не имеет значения.
- Дартик, прошу вас... - принцесса почувствовала неукротимый страх. Она вдруг вспомнила казематы своей планеты и приговоренных к пыткам несчастных горонов из системы Вульсия. Они почему-то всегда жалобно пищали, когда их чувствительные плавнички опускали в соляную кислоту.
