дворцу.
Порой ему приходилось на какое-то время замирать и, от нечего делать, он слушал разговоры слуг и стражи.
Вовсе не подслушивал, а именно — слушал!
Во всяком случае — так он себя успокаивал.
— Как ты думаешь, если Император повелел заложить новые военные верфи, то, мы что, — одна из служанок заозиралась по сторонам и прошептал своей коллеге. — готовимся к войне?
— Я не знаю, Маша, — развела руками её собеседница, продолжая протирать тряпочкой и без того зеркальную поверхность комода. — Но если это так, то сейчас самое время подыскать себе какого-нибудь смазливого офицера. Чтобы пил по-меньше и чтобы в штанах не свербело на каждую юбку.
Первая служанка по имени Маша только отвернулась и поджала губы.
— У меня младший брат скоро достигнет призывного возраста.
— А он собирается стать офицером?
— Нет.
— Тогда мне не интересно.
— Ну тебя…
Служанки удалились в сторону и Ардан отправился дальше. Вскоре ему на пути встретились стражники, не особо собиравшиеся отходить от высоких дверей, украшенных позолотой и гербом Империи. Видимо являлись своеобразной границей разных крыльев.
— Помилование он им выдал, — прокряхтел стражник справа — высокий, худой, мужчина лет сорока с переломанным носом и немного кривой нижней челюстью. — А как по мне, то нельзя было отменять черту оседлости для нелюдей. Жили они себе на севере, глаза никому не мозолили, и всем хорошо было.
— Так сейчас не говорят, Велислав, — покачал головой тот, что слева.
Намного моложе, но тоже со следами войны на лице. В самом прямом смысле — его щеки и правой висок пересекали несколько глубоких, жутких шрамов, явно заштопанных не нитью, а конскими волосами — так, если верить рассказам Плащей, лечили полевые врачи.
— Как не говорят? — переспросил Велислав.
— Нелюди, — напомнил молодой. — Правильно говорить — первородные.
— Первородным у меня брат был старший, — фыркнул возрастной стражник. — погиб под копытами Армондской конницы. И что-то я не видел рядом с ним ни сраных эльфов, ни ублюдочных орков. И уж точно там не дымили свои сигары дворфы. Они, наверное, в тот момент, пока мой первородный старший брат хрипел с пробитыми копытами легкими, купюры в кабаре на сцену кидали.
— Дворфы и их богатства… — покачал головой молодой. -ты говоришь совсем как Тавсеры.
— А может я нахожу в их памфлетах зерно здравого смысла? — огрызнулся Велислав. — Наши предки не для того, кровью и потом, сбрасывали с себя ярмо Эктаса, чтобы теперь мы тут строили, как это там называется…
— Ты о чем?
— Ну это, Вечные Ангелы, как вы, молодые, говорите…
— Справедливое общество?
— Вот! — щелкнул пальцами возрастной. — Точно. Справедливое, драл я его в глотку, общество. Говно эта ваша справедливость. Воняет от неё за версту. Не было в этом мире никогда и ничего справедливого, кроме, разве, того, факта, что все мы сдохнем.
— Кроме эльфов? — почему-то улыбнулся молодой. — Они-то живут столетиями.
— А, драть их в глотку, — отмахнулся Велислав.
— Слушай, всегда спросить хотел, а откуда вообще к тебе привязалась эта фраза — драть в глотку что-либо?
— А я не рассказывал? Был у меня сержант в роте, так он…
Подозревая, что разговор никогда не закончится, Ардан аккуратно подошел к тумбе и, стараясь не делать лишних движений, смахнул с неё подсвечник.
— Проклятье!
— Срань Светлоликого!
Стражники, скорее от неожиданности, чем от испуга, подскочили на месте и, переглянувшись, не говоря ни слова, обнажили сабли и направились в сторону упавшего серебра. Арди же, невидимый для их глаз, проскользнул мимо и, надеясь, что за дверными петлями здесь ухаживали так же скрупулезно, как и за прочим убранством, приоткрыл дверь.
Ни скрипа, ни треска.
Слава Спящим Духам…
Проскользнув внутрь, Ардан оказался в… очередном коридоре. Ничем не отличавшимся от того, что покинул недавно и по близнецам которого блуждал последнее время. Разве что здесь не было ни стражи, ни слуг. Это юноша определил по отсутствию характерного запаха гуталина на армейских сапогах, и пудры и духов на шеях служанок.
И все же, сохраняя прежнюю внимательность, все так же стараясь лишний раз не моргать, Ардан шел в сторону источника запаха. А тот все приближался и, с каждым метром, душил юношу все более и более глубокими и тянущими внутрь себя ароматами.
В какой-то момент Арди и вовсе показалось, будто он и есть тот несчастный, что увяз в трясине и теперь, тщетно, барахтается, отчего вязнет лишь глубже. И благодаря этому он понял, что нашел нужное место.
Встав около приоткрытой двери, юноша уже было заглянул внутрь, как на мгновение замер.
« Уже поздно думать о том, правильное ли это было решение,» — напомнил он сам себе и, все же, посмотрел что творится по ту сторону дверей.
И стоило ему только заглянуть, как тут же стало понятно — это была поганая идея и, на будущее, стоит помнить слова Йонатана и не лезть не в свое дело.
Стены покоев внутри оплетали темные, хрустящие древесные корни. Они копошились и роились змеиной свадьбой, сливаясь друг с другом и перехлестываясь на манер спутанных волос утопленницы. Но стоило присмотреться, как становилось понятно, что это не корни, а лапы. Гибкие, лишенные суставов, дождевыми червями и личинками навозных насекомых, они облепляли все, чего касались, пока не соединялись где-то под потолком в мареве жужжащего облака, одновременного походящего на сову, паука и мертвый куст, побитый зимним градом.
Четыре ярких глаза на морде чудовища светились неестественным, золотым сиянием и смотрели вниз, на сморщенного, маленького человека, похожего на куклу.
Арди едва не зажмурился из-за увиденного, но, все же, сумел удержать концентрацию. В нос же пудовым кулаком ударили запахи болота и гнили.
— Значит, в этой битве мы потерпели поражение.
— Да, мой господин, — склонилась кукла. — Шанти’Ра предали нас.
— Степные орки и матабар всегда имели тесные связи, так что это предсказуемо и неудивительно, — голос Безродного звучал сродни тому, как звучит чавкающая, хлюпающая весенняя грязь или же, как чавкает морда падальщика в зловонных останках давно павшей добычи. — И все же, у меня теплилась надежда, что мы сможем с этой стороны сделать укол Императору.
Последнее слово Безродный сплюнул так, будто даже произносить его было неприятно.
— Вы удивительно спокойны, мой господин.
