За день до свадьбы приехали ее сестра Уин и зять Меррипен.
К облегчению Поппи, Уин предпочла занять нейтральную позицию в спорах в отношении ее брака. Уин с Поппи сидели в богато обставленном номере отеля, обстоятельно обсуждая этот вопрос. И так же, как и в дни их детства, Уин выступала в роли миротворца.
Свет от окаймленной бахромой лампы скользил по светлым сверкающим волосам Уин.
– Если он нравится тебе, Поппи, – нежно сказала Уин, – если ты уважаешь его, то тогда, уверена, что и я буду относиться к нему также.
– Жаль, что Амелия думает иначе. И мисс Маркс тоже, по правде говоря. Они обе столь... упрямы... что мне очень трудно что-либо обсуждать с кем-либо из них.
Уин улыбнулась.
– Не забывай, что в течение очень долгого времени Амелия заботилась обо всех нас. И для нее нелегко отказаться от роли нашей защитницы. Но она это сделает. Помнишь, когда мы с Лео уезжали во Францию, насколько тяжело было для нее отпустить нас? Как она беспокоилась?
– Думаю, что она больше беспокоилась за Францию.
– Ну, Франция выдержала Хатауэев, – улыбаясь, сказала Уин. – И ты выдержишь, став завтра женою Гарри Ратледжа. Только... могу ли я заметить...
– Конечно. Все остальные-то уже высказались.
– Лондонский сезон похож на одну из тех мелодрам в Друри Лэйн, где все всегда заканчивается свадьбой. И никто, кажется, не задумывается о том, что произойдет после свадьбы. Но брак – это не конец истории, а лишь начало. И чтобы он был успешным, требуются усилия со стороны обоих супругов. Надеюсь, мистер Ратледж пообещал тебе, что будет таким мужем, как ты хочешь?
– Ну... – Поппи неловко замолчала. – Он пообещал мне, что я буду жить подобно королеве. Хотя это – не то же самое, верно?
– Нет, – тихо сказала Уин. – Будь осторожна, дорогая, чтобы не закончить как королева заброшенного королевства.
Пораженная и встревоженная, Поппи кивнула, попытавшись скрыть свои чувства. Ненавязчиво Уин выразила мнение, оказавшее на нее более сильное воздействие, нежели все те суровые предупреждения, которые Поппи получила ото всех остальных Хатауэев.
– Я подумаю об этом, – сказала она, глядя в пол, на узор из крошечных цветочков на ткани ее платья, в общем, – куда угодно, лишь бы не в проницательные глаза ее сестры. Поппи покрутила на пальце свое обручальное колечко. Хотя сейчас в моде были кольца с несколькими бриллиантами или с камнями разных цветов, Гарри купил для нее кольцо с одним-единственным бриллиантом в виде розы, грани которого были отшлифованы так, что имитировали внутреннюю спираль розы.
– Я просила о чем-то маленьком и скромном, – сказала девушка Гарри, когда тот преподнес ей это кольцо.
– Оно скромное, – возразил он.
– Но не маленькое.
– Поппи, – с улыбкой сказал Гарри. – Я никогда не делаю ничего маленького.
Поглядывая на часы, деловито тикающие на каминной полке, Поппи вновь вернулась мыслями к настоящему.
– Я не передумаю, Уин. Я дала обещание Гарри выйти за него замуж, и сдержу его. Он был добр ко мне. И я никогда не отплачу ему тем, что брошу у алтаря.
– Понимаю. – Уин положила ладонь поверх руки сестры и сердечно пожала ее. – Поппи... а у Амелии уже был с тобой "определенный разговор"?
– Ты имеешь в виду разговор "о том чего мне ожидать в брачную ночь"?
– Да.
– Она собиралась поговорить со мной попозже сегодня вечером, но я с тем же успехом выслушала бы это и от тебя. – Поппи сделала паузу. – Однако, проведя так много времени в компании Беатрис, должна признаться, что мне известно об особенностях спаривания как минимум двадцати трех разновидностей представителей животного мира.
– О боже! – ухмыльнулась Уин. – Возможно, это ты должна провести с нами беседу, дорогая.
Знатные, богатые и влиятельные люди обычно вступали в брак в церкви Святого Георгия на Хановер-Сквер, расположенной в центре Мейфэр. И действительно, так много лордов и юных дев были соединены узами священного брака в церкви Святого Георгия, что неофициально и довольно вульгарно его стали именовать "Лондонским Храмом Девственной плевы".
Фронтон с шестью массивными колоннами являл собой весьма впечатляющую, но относительно простую конструкцию. Церковь была преднамеренно спроектирована с малым количеством украшений, дабы не отвлекать внимания от красоты архитектуры. Внутреннее убранство было таким же строгим – с покрытой балдахином кафедрой проповедника, установленной на несколько футов выше, чем скамейки для прихожан. Над передним алтарем находился великолепной работы витраж, изображавший "древо Иессея" и целый ряд библейских фигур.
С бесстрастным выражением лица Лео внимательно разглядывал толпу, собравшуюся внутри церкви. Он уже выдал замуж двух сестер. Но ни одно из тех бракосочетаний по своей пышности и многолюдности не было похоже на нынешнее. И, тем не менее, обе церемонии значительно превосходили эту по атмосфере искреннего счастья. И Амелия, и Уин были влюблены в своих избранников.
Брак по любви считался немодным, присущим буржуазии. Тем не менее, это был идеал, к которому всегда стремились Хатауэи.
Этот брак не имел ничего общего с любовью.
Одетый в черный утренний сюртук, светло-серые панталоны и белый шейный платок, Лео стоял рядом с боковой дверью в ризницу, где хранились церемониальные и священные предметы. Ризы, а также одеяния для членов церковного хора висели в ряд вдоль одной из стен. Этим утром ризница использовалась в качестве комнаты ожидания для невесты.
Кэтрин Маркс подошла и встала по другую сторону двери, словно стражник, охраняющий ворота замка. Лео украдкой взглянул на нее. Вместо обычного серого мисс Маркс была одета в платье бледно-лилового цвета. Тускло-каштановые волосы были стянуты на затылке в такой тугой пучок, что, казалось, ей было сложно даже моргать. Очки криво сидели на ее носу, одна из проволочных дужек была перекручена. Это придавало ей вид одурманенной совы.
– На что это вы уставились? – раздражительно спросила мисс Маркс.
– Ваши очки погнулись, – сказал Лео, пытаясь сдержать улыбку.
Она ответила сердитым взглядом.
– Я пыталась отремонтировать их, но получилось только хуже.
– Дайте мне.
И прежде, чем девушка смогла возразить, Лео снял с нее очки и начал возиться с дужкой.
Она протестующе зашипела.
– Милорд, я не просила вас... если вы сломаете их...
– Как это вы умудрились согнуть дужку? – спросил Лео, настойчиво пытаясь выпрямить ее.
– Я уронила очки на пол, и пока искала, наступила на них.
– У вас близорукость?
– Да.
Выпрямив дужку, Лео пристально разглядывал очки.
– Вот.
Он протянул мисс Маркс очки и замер, пристально уставившись в ее глаза – одновременно такие голубые, зеленые и серые, окруженные четкими темными ободками. Сверкающие, страстные, меняющие свой цвет. Словно опалы. Почему он никогда не замечал этого раньше?
Это открытие поразило Лео, вызвав ощущение покалывания на коже, как бывает при резком изменении температуры. Она вовсе не была не красивой. Но она была прекрасна той утонченной нежной красотой, подобной зимнему лунному свету или тонкому льняному аромату ромашек. Столь же спокойной и неяркой... восхитительной. На мгновение Лео замер.
Мисс Маркс – тоже молчала, переживая вместе с ним мгновение удивительной близости...
Она выхватила у Лео очки и решительно водрузила их на нос.
– Это ошибка, – сказала она. – Вы не должны были позволить этому случиться.
Пробиваясь сквозь нахлынувшие на него потрясение и возбуждение, Лео пришел к выводу, что мисс Маркс имела в виду свадьбу его сестры. Он послал ей раздраженный взгляд.
– Что, по-вашему, я должен был предпринять, Маркс? Сослать Поппи в монастырь? Она вправе выйти замуж за кого пожелает.
– Даже если все это закончится несчастьем?
– Это закончится не несчастьем, а всего лишь – отчуждением. И я предупредил об этом Поппи. Но она связала себя обязательством и твердо намерена выйти за него. Я всегда считал Поппи достаточно разумной, чтобы совершить такую ошибку.
