Когда эти яства были выложены на стол, у всех глаза разбежались. Делили поровну. Просто удивительно, как все здорово получилось, отправительницы будто знали, сколько людей у нас на лодке. Было ровно 38 конфет — каждому по конфетке, по одному белому сухарику, а пряников было девятнадцать, двадцатый [140] раскрошился. Их разрезали острым ножом, стараясь, чтобы крошек было как можно меньше. Каждый получил по половинке пряника, а крошки общим решением стали добавкой нашему строевому краснофлотцу Федору Поспелову, занимавшемуся вместе с комиссаром дележом, сала досталось по маленькому кусочку — «100 граммов по пятнадцать, но в целом получился настоящий праздничный стол.
После полуночи мы с Ивановым пошли на завод. Проверили посты, побывали на лодке и к двум часам вернулись на береговую базу. Ночь прошла спокойно.
Мы с комиссаром жили в одной комнате. Оказалось, что каждый из нас приготовил друг другу новогодний сюрприз. После ночной прогулки мы порядком продрогли на морозе, устали, а есть в то время хотелось всегда. Иванов с таинственным видом полез в тумбочку письменного стола. Улыбаясь во весь рот, он торжественно поднял нанизанные на веревочку три крохотные головки вяленой воблы.
Я, не желая отставать от него, быстро вытащил из ящика маленькую плоскую флягу со спиртом. Кто из нас торжествовал больше, сказать трудно. Рыбьи головы разрезали вдоль и слегка поджарили на непрерывно горевшей в комнате коптилке — баночке из-под горчицы, наполненной соляром, с фитилем из обрывка старой тельняшки. Спирт разлили в эмалированные кружки и немного разбавили водой, в которой позванивали иголки льда — комната наша почти не отапливалась. Сдвинули кружки и, не сговариваясь, одновременно произнесли: «За победу!»
В январе 1942 года морозы не ослабевали. Частенько термометр показывал ниже тридцати. В такой холод надо было хорошо питаться, чтобы сохранить нормальную работоспособность. Но увеличить паек было невозможно. Для заправки супа на десять человек выдавали банку шпрот и немного подболточной муки. Получалась жиденькая похлебка с блестками жира на поверхности. Триста граммов суррогатного хлеба, несколько ложек каши — вот и весь суточный рацион. Люди слабели, но продолжали работать. [141]
По пути с базы на лодку моряки видели, как ежедневно на улицах появляется все больше трупов, завернутых в простыни или просто в разное тряпье; на детских саночках, на листах фанеры их тащили обессиленные люди.
У многих наших моряков семьи не успели эвакуироваться из города и умирали от истощения. Помочь им было нечем. Наш комиссар Иванов, штурманский электрик Панов, кок Козлов уже похоронили своих родных и близких.
Не все одинаково стойко переносили холод, голод, непосильную работу, тяжелую блокадную обстановку.
У некоторых молодых краснофлотцев было одно желание — поесть и полежать в тепле.
И мне вдруг вспомнилось, с какой стойкостью хранила верность своему слову одна чукотская семья. Как-то вечером, перед отправкой команды на базу, придя в первый отсек лодки, я застал у камелька группу подводников и трех рабочих. Они яростно раскуривали табак «дрова-щепки», как в шутку его окрестили, — трудно было разобрать, из чего состоит это курево. Дым был такой, как будто горит лес. Среди присутствующих оказались и мечтатели «поесть и полежать в тепле». И вот, присев поближе к камельку, я рассказал о самоотверженности Рультыны и Тальи с острова Айон.
Рассказ мой затянулся. Уже дважды включали вытяжную вентиляцию, чтобы удалить сизый дым. Слушали с большим вниманием. Люди, отвлекшись от сегодняшней военной действительности, мысленно перенеслись к берегам далекой Чукотки.
Когда я замолчал, раздался возглас:
— Вот тебе и дикари! Кожу ели, а хороший харч не тронули!
Посыпались вопросы:
— Как закончился дрейф «Урицкого»? Как прошла зимовка?
Давно пора было отправляться на базу, и я пообещал подробно рассказать об этой экспедиции в другой раз. [142]
Высокие сугробы на занесенных снегом ленинградских улицах, крепкий мороз и мертвая тишина — совсем как в Арктике. Кубрики базы освещались коптилками, в которых горел не тюлений жир, а соляр. Моряки невольно сравнивали нашу жизнь с арктической зимовкой. Мой рассказ пристыдил нытиков, жалобы прекратились. Нужно было не унывать, работать, готовиться к боевым делам.
Во второй половине января, несмотря на стужу, еле передвигая ноги, на лодку все же приходили строительг.Г. Голосов, заводские рабочие и по мере сил занимались ремонтом механизмов. Чаще других бывали на лодке Н.В. Огоньков, Ф.Ф. Афанасьев, И.З. Бакульманов, П.А. Борискин и мастер Фанасев. Снова участились интенсивные обстрелы завода. Снаряды чисто рвались около лодки, попадали в пирс. Надо было поддерживать постоянную готовность к борьбе за живучесть корабля. Все аварийно-спасательное имущество привели в образцовое состояние.
В конце января помощник флагманского механика бригады инженер-капитан 3 ранга Б.Д. Андрюк провел общелодочное аварийное учение. Понятно, что до прежней быстроты действий было далеко, но экипаж не забыл своих обязанностей и умело действовал по всем вводным.
Я давно думал о необходимости переделки минных шахт лодки, рассчитанных на английское минное оружие, под отечественные мины. Последние английские мины мы выставили в ноябре 1941 года. Идти в боевой поход лишь с одними торпедами — это значило использовать лодку неполноценно. Минно-торпедная лодка — и вдруг без мин! Прикинув, я убедился, что один из типов отечественных мин подходит для «Лембита» и не требует значительной переделки шахт. Командир минно-торпедной боевой части старший лейтенант А.П. Столов выполнил схематический чертеж необходимых переделок в минных шахтах, а главный инженер завода Ю.Г. Деревянко и парторг ЦК ВКП(б) Н. Н. Калиновский обещали помочь в разработке соответствующего проекта. Вскоре частыми гостями [143] на лодке стали начальник КБ завода главный конструктор В.М. Мудров, инженеры-конструкторыг.С. Резникова, А.Н. Тюшкевич, В.В. Степанов, Н.П. Дубинин, а также конструктор по гидравлике минных шахт инженер Соломонова. Появилась надежда, что в море мы пойдем с полным вооружением.
Много сил в те дни приходилось тратить на ежедневную околку льда вокруг лодки. На эту работу выходил весь экипаж, от командира до краснофлотца, даже при 30-градусных морозах. Уровень воды в Неве часто колебался, и лодка, накрепко припаянная льдом к сваям причала, могла полунить повреждения балластных цистерн и рулей. Толщина льда была такова, что достигала кормовых горизонтальных рулей, и если бы мы не поддерживали вокруг них пространство чистой воды, то рули неминуемо получили бы повреждения. Февраль был снежный, в конце месяца морозы стали слабеть. Чувствовалось приближение весны.
Изобретательность подводников
Снега за зиму выпало много, его не убирали ни с тротуаров, ни с мостовых. Первые дни марта выдались солнечными, и хотя движение по улицам было невелико, они побурели. С крыш домов сползали целые лавины снега, иногда падали огромные сосульки и со звоном разбивались о лед тротуаров. Люди старались идти подальше от домов, по проезжей части улицы. Теперь при ярком солнечном свете на лицах особенно были заметны следы тяжелой блокадной зимы. Дистрофия и цинготные заболевания не миновали и лембитовцев. Двадцать четыре человека серьезно болели, но продолжали работать. Вскоре увеличили пайковые нормы: Дорога жизни сделала свое дело.
Солнышко стало пригревать, и работа по приведению лодки в боевую готовность пошла веселее. Большого ремонта требовали дизели. Они славно потрудились в кампанию 1941 года. Необходимо было [144] прощелочить крышки цилиндров дизелей. Эта операция обычно выполнялась силами завода. Старшина группы мотористов Грачев проявил много изобретательности и энергии. Он предложил сделать специальную ванну и установить ее на кузнечном горне в одном из цехов завода. Крышки цилиндров поднимали из лодки на пирс и доставляли в цех. Каждая крышка весила 64 килограмма, а всего надо было привести в порядок шестнадцать крышек. Мотористы Шеханин, Рябиков, Шульженко, Бакулин, несмотря на дистрофию, выполнили эту тяжелейшую работу, а затем сделали полную переборку двигателей. Выщелоченные крышки цилиндров дизелей были осмотрены дивизионными специалистами, которые дали высокую оценку проделанной работе. Инженер-механик Моисеев не только руководил всеми работами пятой боевой части, но и стремился создать условия, позволяющие увеличить автономность подводной лодки. Одну из запасных балластных цистерн он приспособил для приемки топлива, а небольшую цистерну в прочном корпусе переоборудовал для приема пресной воды. Вся дополнительная система трубопроводов была выполнена мотористами и трюмными под руководством старшины группы трюмных Посвалюка. Это предложение Моисеева увеличило автономность лодки на несколько дней. Завод обстреливался почти ежедневно, но работу мы не прерывали. Снаряды по-прежнему пролетали над «Лембитом» и падали в Неву, но попадания в цеха завода участились. Мы поражались точности стрельбы фашистов.
