Шливиньска хотела сказать, что такую небольшую вещь, как пистолет, легко спрятать, да так, что никто не найдет до конца жизни. Однако, подумав, отказалась от ненужного обмена мнениями. Она знала, что Зайончковского не переубедить. Зачем же настраивать начальника против себя?
– Пистолет наверняка найдем в машине, – размечтался майор. – Такой бандит не ездит без оружия. Нужно только умело подойти, чтобы он не смог им воспользоваться.
Задержание Ковалевского было проведено очень ловко. Вскоре после разговора Зайончковского со Шливиньской машина оптового склада «Сполем» выезжала из Забегово.
На выезде из города ее остановил дорожный патруль милиции.
– Попрошу документы, – потребовал поручник Анджей Стефаньский.
Ковалевский подал документы на машину, водительские права, паспорт и путевой лист.
– В порядке, – отметил представитель милиции. – Прошу выйти. Проверим фары и тормоза.
Водитель передвинулся на соседнее сиденье. Его место занял офицер. Попробовал контакты.
– И это в порядке, – сказал он.
– У меня всегда все в порядке.
Стефаньский включил зажигание, двигатель заработал, и машина немного проехала вперед. Он нажал на педаль тормоза.
– Слабый.
– Что вы говорите, поручник, она же сразу остановилась!
– Не совсем сразу. Если бы дорога шла под откос и нужно было резко затормозить, вы бы оказались в кювете.
– Тормоза в порядке, – настаивал Ковалевский.
– Поедем в комендатуру и проверим. У нас там есть диагностический аппарат. Это займет не больше десяти минут. Я считаю, что с такими тормозами нельзя отправляться в рейс.
– Хорошо, хорошо, поедем в комендатуру. Можете проверять что хотите. – Водитель был уверен в своей машине.
Подъехали к зданию комендатуры милиции.
– Пройдемте наверх, – сказал Стефаньский, – я должен выписать распоряжение.
Когда Ковалевский вошел в комнату, где обычно сидела пани Зося, секретарь коменданта и двое милиционеров быстро и умело обыскали очень удивленного этим водителя.
– При нем нет оружия, – сказал один из обыскивавших.
– Да вы что! – возмутился Ковалевский.
– Ведите дальше. – Стефаньский показал на дверь кабинета Зайончковского. Там уже ждали майор, Шливиньска и Зося с пишущей машинкой.
– Садитесь. – Майор показал рукой на стул у стола.
– Что такое, пан комендант? Так на меня набросились, будто я бандит какой. Что это значит?
– Хотим с вами поговорить. Прошу протоколировать. – Эти слова майор адресовал Зосе. – Имя, отчество, фамилия, место жительства, гражданское состояние?
Ковалевский спокойно отвечал на стереотипные вопросы.
– Судимы были?
– Вам же все известно, пан майор. Когда вы наконец оставите меня в покое? Был молодой, глупый. Поддался уговорам старших. Я свое отсидел, но вы по-прежнему считаете меня бандитом. Думаете, я не знаю, как в Познани, а потом тут, в Нысе, следили за каждым моим шагом? Даже недавно, когда подрались два головореза, милиция сразу приехала на базу и вынюхивала, что Ковалевский делал в тот вечер.
– Успокойтесь и отвечайте на мои вопросы.
– Был судим! – со злостью выкрикнул водитель. – Пятнадцать лет по статье 225 Уголовного кодекса. Того, старого.
– Вы хорошо ориентируетесь в правовых нормах.
– Если постоянно имеешь с вами дело… – огрызнулся Ковалевский.
– Что вы делали 25 июня этого года?
– Будто я помню. Наверное, ездил куда-нибудь с товаром. Проверьте на складе.
– Проверили. Вы привезли в Забегово муку, макароны и консервы. В Нысу вернулись только поздно вечером.
Водитель минуту раздумывал.
– Правильно, – ответил он. – Я четыре часа ремонтировал машину. Сломалась сразу после выезда из города. Еле дотянул до ближайшей стоянки.
– Когда машина находилась на стоянке, вас там не было.
– Я вынужден был вернуться в Забегово. Вышел из строя нагнетательный насос. Запасного у меня не было. В Забегово купить тоже не удалось. Пришлось все же ремонтировать на стоянке.
– Кто это делал?
– Метковский.
– Владелец мастерской показал, что, когда он ремонтировал насос, вы при этом не присутствовали.
– Нагнетательные насосы вообще-то не ремонтируются, а меняются. Метковский только потому согласился его отремонтировать, что хорошо меня знает. Я прекрасно понимал, что такая муторная работа займет у него не меньше трех часов, и пошел в кино.
– Какой фильм смотрели?
– «Второе лицо крестного отца».
– Вы вернулись в мастерскую, когда уже стемнело.
– Фильм кончился в начале девятого. Я еще сходил на вокзал и что-то съел в буфете. А что, это нельзя?
– Вы случайно не встретили в кино кого-нибудь из знакомых? Или на вокзале?
– Не помню. Что это вы, пан майор, так меня расспрашиваете, будто я кого-то убил?
– Один раз это с вами уже случилось.
– Я же сказал – был молодой, глупый. Свое я отсидел. Чего вы цепляетесь?
– Мы не цепляемся. Но именно в то самое время, когда вы чинили насос и вдруг воспылали такой любовью к кино, был убит Винцент Адамяк.
Ковалевский начал смеяться.
– Вы вроде как с ума сошли. Зачем бы я стал убивать того хулигана? Я вообще его не знал.
– Однако называете его хулиганом. Это странно.
– Все о нем так говорили. Даже милиционеры, которые нашли его у реки.
– Вы и об этом знаете?
– А как же мне не знать? В газетах писали, весь город трясло от этого преступления.
– Вы не ссорились с Адамяком?
– Нет. Однажды какой-то балбес хотел украсть у меня из машины бутылку, а может, ящик водки. Я его схватил, когда он лез в машину. Он получил в ухо и убежал. Только потом кто-то мне сказал, что это был Адамяк.
– Вы знали Марию Боженцку?
– Нет.
– А Владислава Червономейского?
– Тоже нет.
– Адама Делькота? Ковалевский опять начал смеяться.
– Что за вздор? Думаете, я и есть тот «алфавитный убийца»? Выбросьте это из головы.
– А вы, Ковалевский, перестаньте врать.
– Я не вру.
– Вы были в Забегово второго августа?
– Может, и был. Вам лучше известно.
– Известно. Утром вы привезли в кооператив товар и уехали около двенадцати. Так записано в вашем путевом листе.
– Возможно.
– Как ни странно, но в тот день убит Владислав Червономейский.
– Я уже сказал, что не знал его, никогда не видел.
– Да ну?
– Могу поклясться.
– Лучше не надо. Станислава Тополевского тоже не знали?
По выразительному лицу водителя пробежала тень.
– Этого негодяя я знал. Вам ведь известно, что это он уговорил меня тогда, во Вроцлаве. А потом отдал милиции. Но это было двадцать восемь лет назад.
– Вы долго ждали случая отомстить. И наконец дождались.
– Не понимаю.
– Слушайте, Ковалевский, не делайте из нас дураков. Мы все знаем. В вашем положении лучше во всем признаться. Это суд всегда принимает во внимание как смягчающее обстоятельство. Из-за этого человека вы не только вытерпели четырнадцать лет тюрьмы, но и потом страдали. А те, другие… – майор запнулся, чтобы не сказать слишком много. – Мне действительно жаль вас. Спасайте собственную голову.
– О чем вы говорите?!
– Не будете же вы и теперь утверждать, что ничего не знаете?
– Что я должен знать? Пан майор, не играйте со мной в жмурки!
– Вы не знали, что Червономейский – это Станислав Тополевский?
Безмерное удивление отразилось на лице допрашиваемого. Однако через минуту этот человек понял, в каком положении он оказался. Загорелое лицо Ковалевского побледнело, на лбу выступили капельки пота.
– Самым святым, жизнью своих детей клянусь, что не знал.
– В этом кабинете уже столько людей клялись. И лгали.
– Я говорю правду. Не убивал его. Но если бы знал, что это он, то не поручился бы за себя. Этот человек десятикратно заслужил смерть. Как случилось, что он тут так спокойно жил и милиция его не тронула?
– Двадцатилетний срок давности. Ему уже ничего не грозило. Только по окончании этого срока он вернулся из-за границы.
– Я его не убивал. – Голос великана снова звучал спокойно. У него были железные нервы. Если он играл, то был гениальным актером.
Зайончковский вынул из стола пачку фотографий. На нескольких была запечатлена вся фигура застреленного садовода, на одной только его голова. Ковалевский спокойно рассмотрел фотографии.
– Да, он самый. Хотя и сильно изменился за двадцать восемь лет. Облысел, виски поседели. Тогда был темным шатеном с вьющимися волосами. На «спекулянтской площади» его звали «Каракулем». Глаза немного ввалились. А какой удивленный! Знал, что через минуту умрет. Так ему и надо! За тех Ротвальдов и за нас двоих. Но очень изменился. Наверняка я не узнал бы его на улице. У меня плохая зрительная память.
Он спокойно сложил фотографии и отдал их офицеру милиции.
– Так и надо мерзавцу, – повторил Ковалевский. – Но не я его убил.
– Вы занимали деньги у Марии Боженцкой?
