Все это мне внушал враг, чтобы я не открывал свою язву врачу и не получил исцеления. А старец понимал, что у меня помыслы, но не обличал меня, ожидая, что я открою их сам. Он давал мне наставление, как правильно жить, и отпускал меня. Наконец я в скорби сказал сам себе: «До каких пор, несчастная душа, ты будешь избегать исцеления? Люди приходят к старцу издалека и исцеляются, а у тебя рядом врач, и ты не лечишься — Не стыдно тебе?» И возгоревшись сердцем, я встал и сказал себе: «Если пойду к старцу и у него никого не будет, буду знать, что это воля Божия — рассказать ему помысел».
Я пошел — и никого не было. Старец, как обычно, дал мне наставление о спасении души и о том, как очиститься от скверных помыслов. Между тем от стыда я ни в чем ему не признался и уже собирался уходить. Он встал, сотворил молитву и, провожая меня, пошел вперед до наружной двери. А меня мучили помыслы, сказать или не сказать старцу, и я шел немного позади него. Тут он повернулся и увидел, что меня мучают помыслы. Он ласково похлопал меня по груди и говорит:
— Что с тобой? Я ведь тоже человек.
Когда он сказал это, мне показалось, что мое сердце отверсто. Я падаю ничком ему в ноги и со слезами прошу его:
— Прости меня.
— Что с тобой? — вновь говорит мне старец.
— Ты не знаешь, что со мной? — ответил я.
— Ты сам должен это сказать, — возразил он.
Тогда с глубоким стыдом я исповедовал ему свою страсть. Он говорит мне:
— Почему ты так долго стыдился сказать мне? Разве и я не человек? Или хочешь, я скажу тебе, что я знаю? Ты ведь уже три года приходишь сюда с этими помыслами и не исповедуешь их, так?
Я признался, что так и есть, снова пал на землю и стал просить его:
— Прости меня ради Господа.
— Иди, — сказал он мне, — не забывай о своей молитве и никого не осуждай.
Я пошел в свою келию. И поскольку молитвы я не оставлял, то благодатью Христовой и молитвами старца меня уже не беспокоила эта страсть. Но через год пришел мне в голову такой помысел: «А может, это Бог сотворил с тобой эту милость и старец здесь ни при чем?» Я подумал об этом и пошел проверить его. Дождался, когда он будет наедине, положил ему поклон и сказал:
— Прошу твое боголюбие, отче, помолись за меня об этом помысле, который я когда — то исповедовал тебе.
Он оставил меня лежать у себя в ногах, немного помолчал и говорит мне:
— Встань. Имей веру.
А я, как услышал это, от стыда готов был провалиться сквозь землю. Когда я встал, я не мог даже глаз поднять на старца и вернулся в келию потрясенный и в изумлении.
2. Старец сказал: «Кто оставляет разум ради Господа, тому дает разум Господь».
3. Брат спросил одного из старцев:
— Почему, когда я у старцев, я не могу совладать со своими помыслами?
И старец ответил:
— Потому что ничему так не радуется враг, как тем, кто не открывает свои помыслы.
4. Авва Антоний сказал: «Я видел монахов, которые после многих трудов пали и дошли до умоисступления, потому что надеялись на свой подвиг и не подумали о заповеди Того, Кто сказал: «Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе» (Втор 32. 7).
5. Он же сказал: «Монах даже в том, сколько ему делать шагов или сколько капель воды пить в келии, должен, если возможно, полагаться на старцев и спрашивать их, не сделал ли он в этом ошибки. У одного отца был в послушании брат. Он нашел в пустыне удаленное и тихое место и стал просить своего духовного отца:
— Позволь мне, я поселюсь там. Уповаю на Бога и на твои молитвы — я буду много подвизаться.
Авва разрешил ему, но сказал:
— Я знаю, что ты вправду будешь много подвизаться. Но если у тебя не будет старца, ты станешь полагаться на свой подвиг и думать, что угождаешь Богу. А будешь полностью полагаться на свой монашеский подвиг — потеряешь и свой труд, и свой разум».
6. Авва Моисей сказал: «Если у монаха есть духовный отец, а он не хранит послушания и смирения, но по своей воле постится или делает что — то еще, что кажется добрым, — он не только не достигнет никакой добродетели, но даже и не знает, что такое монах».
7. Авва Пимен рассказывал, как авва Феона сказал: «Даже если кто — то приобретет добродетель своими силами, Бог не даст ему благодати и добродетель не останется у него. Потому что Он знает, что человек этот ненадежен в своем деле. Но если он пойдет посоветоваться со своим товарищем, то добродетель останется с ним».
8. Старец сказал: «Если тебя смущают нечистые помыслы, не скрывай их, но сразу скажи их своему духовному отцу и обличи их. Потому что, чем больше человек скрывает свои помыслы, тем больше они растут и крепнут. Как змея, если выползет из гнезда, сразу убегает, так и лукавый помысел: если его открыть он сразу гибнет. Но лукавый помысел точит сердце, как червь — дерево. Поэтому, кто открывает свои помыслы, тот быстро исцеляется. А кто их скрывает, тот болен гордостью».
9. Авва Макарий жил в глубокой пустыне и подвизался там один. А ниже была другая пустыня, и там жило много братьев. Однажды он стоял у своей келии и видит, как по дороге идет сатана в образе человека. На нем был льняной стихарий, весь в дырах, и в каждой дырке висел пузырек. Великий старец узнал его и спрашивает:
— Куда идешь?
— Иду навестить братьев, — ответил тот.
— А зачем тебе эти пузырьки? — спросил старец.
— Это я несу братьям на пробу, — говорит тот.
— Что, все сразу? — спросил старец.
— Да, — ответил тот. — Кому не понравится одно, предложу другое. А если и то не подойдет, дам третье. Глядишь, из всего этого ему хоть что — то, да понравится. И с этими словами он пошел дальше.
Старец остался смотреть на дорогу, пока тот снова не пошел назад. И увидев его, старец говорит:
— Спасайся.
— Куда уж мне спасаться! — сказал тот.
— А что такое? — спросил старец.
— Да все на меня обозлились, — ответил сатана, — никто меня не пускает к себе.
— И что, у тебя там совсем нет друзей? — спросил старец.
— Да нет, есть, — ответил тот. — Только один брат и есть у меня там. Хоть он — то меня слушает: как завидит меня — так прямо ужом крутится.
Старец спрашивает:
— А как звать брата?
Тот отвечает:
— Феопемпт.
Диавол сказал это и пошел дальше. А старец встал и направился к братьям. Когда они узнали, что идет Макарий, то взяли ветви пальм и вышли ему навстречу. Причем каждый прибрался к приходу старца, надеясь, что тот остановится у него. Но тот спросил, кого из них зовут Феопемптом. И когда нашел Феопемпта, зашел к нему в келию. Брат с радостью принял его. И вот, когда они сотворили молитву и сели, старец говорит брату:
— Ну как у тебя дела, брат?
— Хорошо, твоими молитвами, — ответил тот.
— Не борют ли тебя помыслы? — спросил старец.
— Нет, пока все хорошо, — ответил брат, потому что стыдился сказать.
Старец и говорит ему:
— Вот я сколько лет уже подвизаюсь, все меня почитают, а ведь меня, хоть я и стар, беспокоит блудный дух.
— Слушай, авва, — сказал тот, — и меня тоже!
Старец стал говорить и о других помыслах, которые якобы борют его, пока не заставил брата признаться во всем. Затем он говорит ему:
— Как ты постишься, брат?
— До девятого часа, — ответил тот.
— Постись до вечера, — сказал ему старец, — подвизайся и читай из Евангелия и псалмов. Даже если придет к тебе помысел, никогда не думай о земном, но всегда о горнем. И расскажи этот помысел людям духовным, а Господь тебе сразу поможет.
Так укрепив брата, старец сразу вернулся в свою келию. Как — то смотрел он на дорогу и видит того же самого беса, в той же одежде. Он говорит ему:
— А ты все куда — то идешь?
— Да навестить братьев, — ответил тот и пошел дальше.
Старец остался на месте и смотрел на дорогу, как вдруг видит — тот возвращается обратно.
— Ну, как братья? — говорит ему старец.
— Скверно, — ответил тот.
— А что так? — спросил старец.
— Злые они все, — ответил бес. — И что хуже всего, тот приятель, что у меня там был и слушался меня, — даже его какая — то муха укусила. Меня он и слышать не хочет и стал еще злее всех остальных. Так что заклялся я туда ходить! Ну разве что через время…
И сказав это, бес отправился дальше. А святой вошел в свою келию, благодаря Бога о спасении брата.
4. Из аввы Ефрема
Брат, внимай себе, чтобы не зародилось лукавое слово в твоем сердце, чтобы ты не принял этот помысел и не скрыл его от своего духовного отца. Потому что так пострадал некто в древние времена за то, что взял из проклятой добычи и скрыл в своем шатре, и так же пострадал Гиезий, слуга пророка Елисея. Они не скрылись не только от Бога, но даже от людей: те, кто делал зло втайне, получили явное воздаяние. Первого побил камнями весь народ (Нав 7), а второму досталась в удел проказа, как и всем его потомкам, навек (4 Цар 5. 20–27). Ибо не лжет тот, кто сказал: «Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал 6. 7).
