внутренностям — шильце покрывала бурая корка… больше всего похожая на запекшуюся кровь.
— А это вот тисочки — если зажать чего… да стиснуть покрепче… да повернуть! — сморчок недвусмысленно пощелкал здоровенными тисками. — Ножики еще есть, разные ножики… И поменьше и побольше… Ушки обрезать, например… Вот зачем тебе два уха, парень? — выразительно помахивая тесаком, сморчок повернулся к мистеру Гольцову. — Знаешь его? — он указал вдруг кончиком тесака на болтающегося на крюке управляющего.
— Впервые вижу. — хрипло отозвался мистер Гольцов.
Сморчок приник морщинистой щекой к лезвию тесака и пригорюнился, совсем как мистрис Palashka, укоряющая маленького мастера Майкла за шалости.
— А вот — верю! — торжественно провозгласил он и даже покивал в подтверждение. Повернулся к управляющему. — А ты его — знаешь?
Управляющий засучил ногами, так что его мотнуло на крюке, и забубнил что-то сквозь забитый в рот парик, неистово пуча глаза.
— Ах да! — сморчок выдернул у него изо рта обмусоленный парик.
— Кто вы такие? Что вам надо? Отпустите меня немедленно! — мрачный подвал заполнил оглушительный крик. — М… что вы де… м-м-м…
Сморчок поморщился — и затолкал кляп обратно управляющему в глотку. И… со всей силы пнул его ногой в живот. Управляющий закачался на веревках, яростное мычание сменилось дрожащим стоном.
— Я сейчас снова спрошу… а ты отвечай. — сморчок поднес кончик тесака к испуганно выпученному глазу управляющего. — Знаешь его? — он кивнул на мистера Гольцова. Покачал тесаком — несчастный управляющий испуганно следил глазами за мелькающим острием — и наконец вынул кляп. — Отвечай!
— Н-н-не имею чести… — дрожащим голосом пробормотал управляющий.
— Тоже верю! — взмахом тесака чуть не располосовав управляющему глаз и нос, вскричал сморчок. — Не будешь же ты врать старому дядюшке Ранту[1]!
Как его метко прозвали!
— А что ты дал его приятелю? — вкрадчивым тоном шепнул он управляющему в самое ухо.
— Какому приятелю? Я не понимаю, о чем вы! — отворачиваясь от явно не благовонного дыхания дядюшки, выдавил управляющий.
— А вот теперь не верю! — укоризненно сказал тот и… новый пинок заставил управляющего задергаться, как червяка на рыболовном крючке.
— Откуда я могу знать его приятеля, если я его самого не знаю! — простонал он.
— Не прикидывайся глупее, чем ты есть! — последовал новый удар. Дядюшка подождал, пока поскуливающий от боли управляющий перестанет раскачиваться. Цепкие, как крабья клешня пальцы ухватили управляющего за подбородок. — Русский варвар оставил тебе деньги, большие деньги. Золото!
— Не мне, а банку… — пролепетал управляющий.
— Начинаешь соображать! — дядюшка Рант ответу обрадовался. — За деньгами пришел мальчишка. Во-от, вспомнил! Ты мальчишку переодел… — на этих словах лицо его исказилось от злости, жалобно всхлипнувшему управляющему достался новый пинок. — …через черный ход выпустил… — еще пинок. — …еле догнали, хорошо, что он сразу домой побежал… А еще ты ему что-то дал. Вместо золота. Что? Вексель? Чек? Мальчишка тебе что-нибудь говорил? Где он мог его спрятать? Ну? Отвечай!
— Он ничего не говорил! — нож снова метнулся к лицу, управляющий истошно заорал. — Клянусь!
— Что… ты… ему… дал? — процедил дядюшка Рант — воздух со зловещим свистом сочился в дырки меж черными гнилыми зубами.
— Если скажете, он вас тут же убьет. — негромко и очень спокойно сказал мистер Гольцов.
— Заткнись! — брошенный нож сверкнул в свете факела и глухо ударился о каменную стену у самой головы русского секретаря. Брызнула мелкая каменная крошка, нож с лязгом упал на пол. — Еще слово — язык отрежу!
— Как же я ему не скажу? — управляющий судорожно всхлипнул от боли в стянутых веревкой запястьях.
— Верно! Как же ты мне не скажешь, если я тебе вот это шильце в колено воткну! Сквозь все жилочки, сквозь все косточки…
— С проколотым коленом можно жить! — быстро сказал мистер Гольцов.
— Посмотрим… — дядюшка ухмыльнулся, скаля черные пеньки зубов… и не торопясь двинулся к управляющему. Заржавленное шило поблескивало в его руке. Управляющий заверещал — страшно, жутко — и задергался снова, отчаянно пытаясь отодвинуться подальше от надвигающейся на него зловещей фигуры.
Я лишь дрожал, будто… будто пудинг! Я никогда не думал… не подозревал, что в нашей славной Британии! В столице! Может твориться такое! Сейчас проклятый сморчок проткнет управляющему колени и даже если тот не заговорит сразу… у дядюшки Ранта тиски есть. Но что же мне делать? Я же… я же ничего не могу! Я не мистер Гольцов, и вовсе не способен на драку! И я сделал ту малость, на которую был способен. Я… лязгнул дверным засовом. Один раз. И второй.
Дядюшка Рант остановился. Задрал голову и посмотрел наверх.
— Эй! Громила? Джок? Это вы там?
Я затаился у двери. Дядюшка еще мгновение подождал… и снова повернулся к притихшему управляющему.
Я лязгнул засовом еще раз…
— Да что такое! — дядюшка, прищурившись, уставился в темноту.
Я рискнул и лязгнул опять.
— Кто там возится? — с разгорающимся бешенством выпалил дядюшка. Покосился на пленников… наверх… и принялся подниматься по ступенькам, бормоча на ходу. — Чего надо-то? Или известия какие…
Мне не хотелось этого делать! Ведь если у меня не получится — конец всему! В последний момент мне отчаянно захотелось прижаться к стене, вдавиться в каменную кладку, чтоб только меня не увидели, не заметили, не…
Я сделал шаг вперед и заступил ему дорогу. И в слабом свете горящего внизу факела увидел его лицо — близко-близко. И узнал его. А он… увидел и узнал меня.
Его черты страшно исказились: лицо сперва сжалось, как стиснутый в кулаке платок, так что одна морщина наползла на другую. Потом он распахнул рот, обдав вонью гнилых зубов… и пронзительно, на одной ноте, закричал. Шарахнулся назад, отчаянно, будто мельница, замахал руками и… полетел вниз, всем телом колотясь о крутые каменные ступени. Раздался хруст… и он замер у подножья лестницы: шея вывернута, как у сломанной разъяренным кукольником марионетки. На лице застыло выражение запредельного ужаса.
Я метнулся обратно в нишу, и снова затрясся. Боже! Папенька… маменька… я человека убил!
— Это что ж? — управляющий качнул крюк, чтобы хоть через плечо глянуть на лежащее у лестницы тело. — Он… мертв?
На миг в подвале воцарилась тишина, а потом мистер Гольцов опрокинулся на каменный пол и извиваясь, пополз к тесаку.
— Освободите меня немедленно! — завопил управляющий.
— Замолчите! — рявкнул мистер Гольцов, пытаясь пристроить связанные руки над лезвием. — А впрочем, кричите! Вас же тут вроде как пытают…
После этих слов управляющий немедленно замолчал и только смотрел как мистер Гольцов возится, пытался перепилить свои путы. Лезвие царапнуло стягивающий запястье ремень… прошлось по живой коже… снова ремень… и снова длинный алый порез располосовал русскому секретарю руку… Лезвие раз за разом соскальзывало, кровь сочилась,
