ты что — верующий? — зачем-то уточнил я.
— Нет Бога, кроме Эру, и все мы — дети Его, — показушно-смиренно склонил лысую голову Сагдей.
— Тогда я за рюкзаком нырну? Поверь мне — там у меня отличный кофе в герметичном пакете… Я так сварю — ты обалдеешь и на чай смотреть не сможешь!
— Да-а-а? — заинтересовался он.
— Вообще-то я — профессиональный бариста! Даже — ресторатор, — гордо выпятил грудь я. — У меня и кафе свое имеется.
Наблюдать, как его слегка раскосые глаза становились круглыми — это было бесценно. То-то же! А то — ортопед! Травматолог! Бакалавр! Лучник! Па-а-а-адумаешь!
* * *
Убежище Сагдея Лучника располагалось на одном из бесчисленных островков, которыми были богаты здешние воды. Я понятия не имел, как обстояли дела с островками и заливами в Черногории и Хорватии на старушке-Земле, но тут, похоже, такое их обилие было обусловлено магическими войнами древности. Судя по уверенности, с которой лысый урук вел свое суденышко между рифами — для него акватория была знакома, как свои пять пальцев.
— Если и остались свободные уруки — то только на островах, — говорил он, и мышцы на его руках, крепко держащих весла, бугрились при каждом гребке. — Османы крепко за нас взялись. С тех пор, как Резчика не стало — все пошло в бездну. Если бы кто-то сказал нам еще два или три года назад, что уруки, как последние снага, под плетями надсмотрщиков будут рубить руду в шахтах… Мы бы не поверили. Растерзали бы говорившего, и дело с концом! А сейчас — сейчас наши дети в клетках, а на мужчин и женщин надели рабские ошейники… И конца этому не видно.
— Я видел дымы над горами, — осторожно сказал я.
То, что говорил Сагдей — это было немыслимо. Раб — урук? Как это вообще возможно? И Резчик… Почему у них не стало Резчика? Что ни говори, именно татау делают урук-хай одинаково неприятным противником для магов, киборгов, мутантов и танковой дивизии. Без татау мои сородичи — просто агрессивные верзилы, пускай по физическим кондициям и превосходящие человека раза в два. Но… Если вместо двух патронов для ликвидации урука надо потратить двенадцать или пятнадцать, то, учитывая емкость магазина автомата Татаринова, это не станет особой проблемой.
— Дымы… Это орудует Шаграт! Шаграт и его банда. Он всегда говорил Шарку, что тот делает неправильно, завязывая татау на свою жизнь… Шаграт не делал татау. И я не делал. Поэтому — я здесь, Шаграт со своей бандой на свободе и даёт упырям просраться, а все остальные, кто поверил Шарку — в рабских ошейниках.
До островка осталось совсем немного, Сагдей обернулся, чтобы причалить аккуратно, а я спросил:
— А почему ты мне обо всем этом рассказываешь так просто? Не опасаешься?
— Хе! — Сагдей Лучник дождался, пока шлюпка ткнется в отмель носом, резко оттолкнулся ногами, выпрыгнул за борт и принялся перебрасывать на берег связки наловленной рыбы и вязанки с плавником (древесиной, собранной на берегу моря). — Ты — урук. Тебя постараются убить все, кого ты встретишь на берегу. Кроме других уруков… Хотя — и они тоже, скорее всего. Тебе некуда идти, ты чужак. А еще — у тебя татау. Значит, ты или из российских таборов, или прямиком с Борнео. И у вас есть Резчики… И ты точно много-много раз общался с одним из них: вон, какая расписная у тебя рука! Если ваши Резчики правильные — то мы могли бы договориться. Мы могли бы спасти уруков Монтенегро. Хотя какую плату потребует Резчик за это — я и представить себе не могу.
Чтобы скрыть некоторое замешательство, я тоже выпрыгнул из шлюпки, и мы вдвоем подняли ее и перенесли в небольшую пещеру, где лодка была незаметна с моря. Потом, нагрузившись рыбой, дровами и прочим скарбом, я потрусил за оркопедом… То есть — за ортопедом, конечно — к его бунгало, которое скрывалось среди скал и деревьев. Я наконец разглядел его лук: короткий, с крутыми изгибами плеч, изготовленных из рогов какого-то животного. Определенно — оружие было мощным! Но пристрастие к такой архаике выглядело странно: на Балканах запрета на ношение и применение огнестрела для уруков не существовало, и использовать лук вместо АГС или ручного пулемета — идея сомнительная…
Островок-то был совсем небольшой: эдакая клякса метров ста в диаметре, но — со сложным рельефом. Самопальная хижина, собранная из самых необычных материалов (обломков кораблей, рекламных щитов, металлопрофиля, крупных кусков плавника, фанеры, пластика и прочего) расположилась под естественным каменным козырьком одного из утесов. Тут же имелась сложенная из камней печь, большой металлический резервуар для воды с коробкой опреснителя и ручной помпой рядом, коптильня, лабаз на небольших сваях… В общем — убежище было из разряда «нет ничего более постоянного, чем временное». Врядли респектабельный бакалавр медицины рассчитывал на то, что задержится в этих живописных пердях надолго!
— На вот, надень… И шмотье свое доисторическое просуши! — сходив в хижину, Сагдей вынес мне точно такие же, как и у него самого, синие шаровары и какое-то то ли одеяло, то ли плед. — Чего смотришь? Струка!
— Сам ты… — почти обиделся я
— Ну, темнота… Плед — струка, жилетка — цмадан, шапка вот такая — капа! Давай, переодевайся и кофе вари, урук-кафанщик… Хотя какой ты кафанщик? Ты — матерый убийца, — он кивнул на мою руку. — Черепов-то, черепов… И такой молодой! Сколько тебе? Девятнадцать? Двадцать?
Я сделал неопределенный жест рукой, не подтверждая и не опровергая его догадки, и мигом снял с себя шмотье, и развесил всё на дереве. В это время Сагдей разжег огонь в очаге, прямо тут, на улице, установил железную треногу, повесил котелок с водой и стал чистить
